Алиенист - Карр Калеб (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
И это был тяжкий, монотонный труд. Если Нью-Йорк по праву считался американской столицей насилия, в частности – обращенного на детей, остальные Соединенные Штаты тоже изо всех сил старались не уронить свою статистику в грязь. Скажем, взять бродягу из Индианы (некогда помещенного в клинику, но не так давно признанного вменяемым и отпущенного на волю): он жестоко убил детей женщины, которая имела неосторожность нанять его для работ по дому. Или тринадцатилетнюю девочку из Вашингтона, которую нашли в парке Рок-Крик с перерезанным горлом – при полном отсутствии подозреваемых, равно как и мотивов злодеяния. А чего стоил святой отец из Солт-Лейк-Сити, убивший как минимум семерых девочек и сжегший их останки в печи. Мы не пропустили ни одного из этих дел, больше того – каждый день приносил с собой новое леденящее душу событие или злодея, с которыми сопоставлялся проступающий портрет нашего убийцы. Разумеется, подавляющее большинство инцидентов совершалось в состоянии временного помешательства: обычные вспышки ярости, вызванные алкоголем и наркотиками, – эти миновали с восстановлением трезвости, – либо мозговые расстройства (как это бывает при редкого типа эпилептических припадках), перетекавшие в ремиссию сами по себе. Но иногда нам попадались преступления, тщательно спланированные и подготовленные. И если при этом результаты психиатрического освидетельствования просачивались в печать, или же публиковались репортажи с судебных заседаний, у нас появлялся шанс выискать в тексте зерна смысла.
К поискам Крайцлер привлек даже слуг – либо как живые иллюстрации, либо непосредственным участием. Я уже повествовал о собственных теориях касательно Мэри Палмер и возможной параллели между ее делом и нашим. Все мои мысли надлежащим образом были взвешены и тезисно занесены на доску, хотя Мэри пребывала в неведении относительно собственного скромного участия в расследовании, поскольку Ласло продолжал настаивать, чтобы ее как можно меньше посвящали в суть нашего дела. Сайрус же наложил лапу на большую часть материалов, розданных нам Крайцлером, и поглощал тексты с жадностью. Присутствуя на собраниях, он хранил молчание, рот открывал лишь в тех случаях, когда к нему обращались с прямым вопросом, но в такие моменты являл чудеса проницательности. К примеру, как-то раз на очередном полуночном заседании, когда мы разбирали по косточкам особенности умственного и физического состояния убийцы непосредственно после совершения преступления, коса наших умов уперлась в камень полного отсутствие у всех нас подобного опыта. Все мы, разумеется, помнили, что среди нас имеется тот, кто хотя бы раз отнял жизнь другого человека, но расспрашивать об этом Сайруса никто не решился – кроме, разумеется, Крайцлера, который без малейших колебаний облек наш интерес в простой и доступный вопрос. Сайрус так же просто ответил ему, подтвердив, что сразу после акта насилия он бы не был способен ни адекватно планировать что-либо, ни выполнять тяжелые физические действия. Но поистине все мы изумились, когда слова свои он подкрепил интересными рассуждениями о Чезаре Ломброзо – итальянце, почитаемом едва ли не отцом современной криминологии.
Ломброзо постулировал существование человека «криминального типа» (по сути – отката к первобытному дикарю). Сайрус же заявил, что считает теорию малоубедительной – с учетом того, что на преступное деяние человека может подвигнуть множество разнообразных мотивов и моделей поведения, как он сам недавно об этом узнал, и примером тому – его собственный случай. Любопытно, что пресловутый доктор Г. Г. Холмс, массовый убийца, по-прежнему дожидавшийся петли в Филадельфии, на своем процессе заявлял, что полагает себя классическим представителем криминального типа синьора Ломброзо. Его действия оправдываются умственным, нравственным и физическим вырождением, утверждал Холмс, поэтому уголовная ответственность за них должна быть смягчена. На суд эти доводы впечатления не произвели; поэтому, обсудив этот и прочие случаи, мы пришли к выводу, что зверства нашего убийцы могут быть приписаны эволюционной регрессии не более, чем Холмсовы. Ибо в обоих случаях явленный преступниками интеллектуальный потенциал был слишком значителен, чтобы им пренебречь.
Но вот настал тот день, когда за мной заехал юный Стиви Таггерт, с тем чтобы отвезти под Бруклинский мост на встречу с братьями Айзексонами. К слову сказать, Стиви по-прежнему «бегал у меня на посылках», и процесс сокрытия этого обстоятельства от Крайцлера постепенно выковал между нами связь, здорово облегчившую наше общение. Как бы то ни было, в то утро нам сообщили, что две девочки-подростка, игравшие под аркой Бруклинского моста на Роуз-стрит, наткнулись на брошенный фургон, где обнаружили человеческий череп, руку и кисть. Хотя по стилю преступление не походило на работу нашего убийцы, то обстоятельство, что фургон обнаружили под мостом, и памятуя о странной склонности этого человека к воде и строениям неподалеку, мы решили, что взглянуть на мрачный груз будет не лишним. Части тела, как выяснилось, принадлежали взрослому и опознанию не подлежали. Не найдя знакомых отпечатков ни на останках, ни на фургоне, братья с чистой душой передали зловещую находку старшему коронеру. Чтобы избежать лишних расспросов, я уехал, не дожидаясь появления людей из морга. А на обратном пути Стиви вдруг спросил:
– Мистер Мур, сэр, – насчет этого человека, которого вы ищете. Я тут случайно услышал, как доктор Крайцлер говорил, что ни один из этих убитых мальчиков не был… ну, сами понимаете, сэр, над ними не «надругались». Это так?
– Пока да, Стиви. А что?
– Да странно все это, сэр. Получается, что человек – совсем не содомит?
Я буквально остолбенел от непосредственности вопроса. Иногда требовались серьезные усилия, дабы не забывать, что Стиви всего двенадцать лет.
– Нет, Стиви, это не значит, что он не… не содомит. Но нельзя утверждать, что он один из этих, лишь потому, что все его жертвы занимались… тем, чем занимались.
– Стало быть, может, он их просто ненавидит?
– Может, и так.
Коляска прокладывала путь сквозь запруженную людьми и кэбами Хьюстон-стрит, и Стиви, погрузившись в рассуждения, казалось, просто не замечает шлюх, наркоманов, коробейников и попрошаек, так и норовивших броситься под колеса.
– Я вот что подумал, мистер Мур. А не может так случиться, что он все-таки содомит, но при этом братию эту терпеть не может? Ну вроде того надзирателя с острова Рэндаллс, который мне столько крови попортил.
– Боюсь, я тебя не понял, – озадаченно сказал я.
– Ну смотрите: в суде, когда меня хотели засадить за то, что я проломил этому парню череп, – они хотели все списать на то, что я дескать ненормальный, а у того парня жена, дети и все такое, так что какой из него содомит? Да и в приюте, если он ловил двух дураков, что занимались друг с другом этим самым, ух он им всыпал. А все ж я был не первым, которого он хотел это самое, значит. Точно вам говорю, сэр. Так вот я и представил, может, именно поэтому он был таким ублюдком – может, просто не знал, даже не догадывался, что он такое? Теперь понимаете к чему я клоню, мистер Мур?
Странное дело, но я понимал. В штаб-квартире мы подолгу дискутировали о наклонностях убийцы, и обсуждать их нам придется еще не раз. Однако Стиви удалось одной короткой фразой выразить то, над чем мы поломали столько копий.
На самом деле все мы трудились денно и нощно, продолжая и в свободное время рожать все новые и новые мысли и теории, продвигавшие наше расследование, хотя никто из нас не выкладывался больше Крайцлера. Сказать по правде, я уже стал потихоньку опасаться за его душевное и физическое здоровье, поскольку сил и энергии он тратил все больше. Один раз, после того, как он сутки не вставал из-за стола, обложившись альманахами и расстелив перед собой большой лист бумаги, на который выписал даты последних убийств (1 января, 2 февраля, 3 марта и 3 апреля), и пытаясь в который раз вычислить, по какой схеме убийца выбирал, когда ему убивать, я, заметив его изможденность и бледность, приказал Сайрусу увезти своего хозяина домой, чтобы тот хоть немного отдохнул. Мне сразу вспомнилось, что говорила о нем Сара: как будто Ласло имел в следствии некий личный интерес. Мне хотелось уточнить, что она тогда имела в виду, но я опасался одного: такая беседа лишь снова приведет меня к досужим терзаниям об их личных отношениях, а это вовсе не мое дело и ничем не поможет расследованию.
