Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III - Ховисон Дэл (первая книга .TXT) 📗
Она видела Испанскую, Китайскую, Оттоманскую империи в период их падения, Священную Римскую империю и империю Великих Моголов, по сравнению с которыми Ричард Никсон и оба Буша на посту президента казались кратковременными грозами алчности и коррупции. Мусором в бесконечных песках времени. Сегодня люди уже не способны понять, что такое дискриминация женщин и цветных, и это давало надежду на то, что вскоре те же шоры спадут с глаз общества в отношении гомосексуалистов. Природа греха и пуританское сознание когда-то правили на этих берегах, а теперь никого не удивляли чернокожий президент и свободная продажа презервативов в автоматах и общественных уборных.
К сожалению, Дитер не изменится никогда, если только Хлоэ не решится на радикальные меры. Она пыталась достучаться до него, пыталась снова и снова. Пыталась идти собственным путем, дать Дитеру свободу, но он повсюду следовал за ней, как тень. Она уезжала в Берлин, Хельсинки, Париж, Калькутту, Лондон, Лос-Анджелес, но Дитер всегда ее находил.
Дзинь.
Дзинь.
Дзинь.
Дзинь.
Дзинь.
— Привет, это Хлоэ, и я сейчас не могу ответить. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.
Би-и-ип.
— Слушай, после всего, что я для тебя сделал, ты могла бы проявить хоть каплю уважения и взять трубку, когда я звоню. Ты не умрешь, если хоть раз подумаешь о ком-то, кроме себя. Я лишь пытаюсь быть вежливым. Я тянусь к тебе. Через весь мир я протягиваю тебе руку в надежде, что ты ее примешь. Пожалуйста, пойми, я никогда не хотел никого, кроме тебя. И никогда никто не будет мне нужен, но ты по-прежнему говоришь «нет» всему, что бы я ни пытался сделать. Я так скучаю по девочке, которой ты была раньше. По вкусу… По выражению твоих глаз. По божественным звукам твоего голоса. Милая, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поговори со мной. Я прошу тебя поговорить со мной. Если не сегодня, то вскоре. Я могу подождать. Я буду ждать вечно, если понадобится. Хлоэ, поговори со мной… Я люблю тебя.
Хлоэ вздохнула, но не от раздражения. Она приняла неизбежное. А потом была тишина. И только звук шагов.
Она отправилась на кухню. Сколько бы она ни жила в тени цивилизации, где бы ни снимала дом или квартиру, один ящик в кухне всегда служил хранилищем ее инструментов. Мерная лента, тиски, винты, отвертка со сменными жалами.
Она отложила в сторону молоток и шуруповерт в поисках нужного инструмента.
Забивание кола в грудь было делом слишком личным. Даже романтичным. Проникновение, единение, все такое. Всплеск алой крови означал смерть вампира. И последний взгляд глаза в глаза. Ни за что на свете она не собиралась позволить Дитеру в последний миг ощутить хоть какое-то подобие близости. После всего пережитого кол казался слишком щадящим выбором.
Столько веков прошло с тех пор, как Дитер сделал свою незадачливую жертву бессмертной, и ни разу за все это время он не задумался о том, что она может чувствовать. Она в голос кричала о том, что ему нельзя входить, она отстаивала свое право остаться одной, но он никогда ее не слушал.
Преследователь хотел лишь вымотать свою жертву, загнать, заполучить как приз в им же самим придуманной игре. Хлоэ помнила, как пыталась объяснить ему свои чувства, но наглый ублюдок плевать хотел на личные границы и все возможные аргументы. И теперь, благодаря букету цветов, которые не были ей нужны, Хлоэ наконец поняла, как может получить желаемое.
Поглаживая пальцами длинное лезвие, она думала о том, насколько сильным будет сопротивление плоти. Раз уж осиновый кол мог показаться традиционным и романтичным, то, возможно, медленно отпиливая его голову зазубренным лезвием, она наконец донесет до него простую мысль о том, что она его не любит. И даже если Дитер до самой смерти будет сопротивляться пониманию, он хотя бы не сможет больше ей звонить.
Хлоэ достала из ящика пилу.
Отлично сбалансированное смертоносное оружие с чертовски удобной ручкой. Хлоэ чувствовала, как спокойная сила металла поднимается по пальцам и заполняет все ее тело. Какая разница, было ли ощущение реальным или воображаемым? Она улыбнулась и начала готовиться к следующему шагу.
Нужно же поблагодарить Дитера за цветы.
ВИКТОР САЛВА
Бродячие нечестивцы
Стейнекер смотрел через окно «седана» на падающий снег и вспоминал, как давным-давно, еще в детстве, мама говорила ему, что это ангельская пыль. С тех пор каждый снегопад воскрешал в памяти эту фразу. Цепочка машин подпрыгивала в узком ущелье на выбоинах того, что заменяло здесь дороги. Стейнекер закрыл глаза и мысленно вернулся в маленький дом, где вырос. Снежинки кружились за окном теплой кухни, где мама всегда пекла для него свежий хлеб…
«Седан» налетел на острый обломок скалы, и рывок вернул Стейнекера в реальность.
— Простите, герр фельдмаршал. — Водитель глядел на него в зеркальце заднего вида. — Кажется, эта дорога рассчитана на другой транспорт.
Стейнекер смотрел на паренька и вспоминал те годы, когда и он выглядел, как Ганс: молодой, красивый, голубоглазый и полный жизни. Идеальный солдат фюрера.
«Седан» остановился, и Стейнекер поглядел вперед, на большой крытый грузовик со взводом его солдат. Майор Грюнвальд выпрыгнул из кабины и зашагал к нему по снегу. Стейнекер опустил стекло, когда Грюнвальд склонил к нему свою странную квадратную голову. С каждым словом изо рта майора вырывалось облачко пара.
— Кажется, мы приближаемся, герр фельдмаршал.
— Нужно искать крест, — сказал Стейнекер. — Большой крест. Отправьте двоих на разведку, пусть убедятся, что дорога чиста.
Грюнвальд помахал двумя пальцами, и из грузовика выпрыгнули сержант Киммель с двумя солдатами.
— Разведать дорогу, — приказал Грюнвальд. — И помните, что на белом снегу вы отличные мишени.
Киммель со своими людьми прошли два поворота дороги, обрамленной скованными снегом и льдом старыми деревьями. Один из солдат, стуча зубами, прошептал:
— А что нам здесь нужно, сержант?
— Солдаты, которые держат глаза открытыми, а рот на замке, — отрезал Киммель. — Сохранять тишину!
Звук раздался слева.
Все трое упали на землю, наводя дула винтовок на сугроб в нескольких шагах от дороги. Звук раздался снова, и на этот раз было видно, как странно шевелится снег, словно что-то пытается выбраться из-под корки наста. Что-то большое стремилось к поверхности.
Они едва не открыли огонь, когда из снежной корки показалась рука. Пальцы хватали воздух, словно пытаясь зачерпнуть кислород, а Киммель и его люди поползли вперед, к ней. За рукой показалась голова, заледеневшая и покрытая инеем, как деревья и камни вокруг.
Киммель непроизвольно открыл рот. Глаза солдата, выбиравшегося из снега, были закрыты и залеплены инеем. Следующий рывок стряхнул лед с плеча, стали видны знакомые полосы.
— Это немецкий офицер! — Киммель вскочил на ноги и бросился к нему. И резко остановился, когда замерзшая голова солдата запрокинулась и открыла глаза. Остановил его звук, с которым двинулись веки, ледяной хруст. И вид мертвых, до дна промерзших глаз был совершенно жутким.
У Киммеля перехватило горло, он с трудом смог выдохнуть:
— Что, во имя фюрера…
И тут снег под замерзшей головой взорвался от выстрелов.
Заледеневший офицер стрелял! Застряв по пояс в снегу, он одной автоматной очередью срезал солдат. Сержант успел упасть на землю и открыть ответный огонь. Солдаты высыпали из грузовика, когда винтовка Киммеля рявкнула, снеся заледеневшему офицеру голову. Однако теперь снег шевелился во многих местах по обе стороны дороги.
Слева от Киммеля взорвался еще один сугроб, два разлетелись с другой стороны, из снега показались такие же заиндевевшие руки. За вторым и третьим из сугроба выскочил еще один солдат, беспорядочно паля во все стороны.
Используя грузовик как прикрытие, пехота нацистов открыла огонь по противнику. Киммель обернулся и бросился в снег, используя маскировку, которая так пригодилась чужим солдатам, устроившим ледяную засаду.
