Шань - ван Ластбадер Эрик (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
И вот теперь, ворочаясь под большим стеганым пуховым одеялом и чувствуя рядом теплое тело Карелина, она раздумывала, стоит ли говорить ему о вероломном поступке Малюты. Что бы сделал ее высокопоставленный любовник, узнай он о существовании этих фотографий и о том, в чьих руках они находятся?
Жажда мщения с такой силой вспыхнула в ней, что Даниэла рывком села в постели.
— В чем дело, котенок? — Карелину нравилось звать ее так.
— Просто озноб, — ответила она.
Слезы в снежную ночь. Малюта, упивающийся ее печалью и муками, подобно отвратительному вампиру, в то время, как кто-то щелкает фотоаппаратом, снимая крупным планом ее, Даниэлы, лицо в минуты постыдной слабости. Лицо, по которому катятся слезы.
— Ничего страшного.
Карелин сел рядом и обнял ее. Его внешность была такой, что лучше всего к ней подходило слово “неопределенная”. Ни то ни се. Не будучи ни красавцем, ни уродом, он с легкостью затерялся бы в толпе. Кремлевские наблюдатели из Англии и Штатов не замечали его, то и дело уделяя все внимание Геначеву, Резцову, Кулагину и другим людям, обаятельным и в то же время властолюбивым. Как в их компанию мог затесаться человек типа Карелина?
И тем не менее Даниэлу, воспитывавшую себя в соответствии с катехизисом власти, Карелин привлекал гораздо больше, чем другие знатные кремлевские властители. Не претендуя на внимание мировой общественности и международную известность, он обладал качеством, неизмеримо более ценным по сравнению со всей этой внешней мишурой: поразительной внутренней силой. Именно благодаря этому качеству он и стал советником Геначева.
Карелин не стремился непрерывно расширять границы собственной власти. Его уверенность в себе вызывала восхищение у Даниэлы. Оставаясь в тени, он бродил по коридорам власти, шепча нужные вещи в нужные уши, и творил политику, умело избегая чисток, непременного атрибута идеологизированной системы. Малюта называл его “человеком без лица”. Однако правда состояла в том, что Карелин подделывал свое политическое лицо под стратегию. Подобное качество — большая редкость для политика.
У Даниэлы складывалось впечатление, что в душе Карелина всегда царит невыразимый покой. Чувствуя, как это ощущение безмятежности передается и ей, Даниэла испытывала удивительную радость.
Радость эта не имела, однако, никакого отношения к физиологическому удовольствию. Даниэла искала и находила наслаждение в объятиях многих мужчин. Она обнаружила, что особей мужского пола можно выдрессировать так, чтобы они доставляли удовольствие. Иное дело — радость. Умение радовать является чисто внутренней чертой. Этому невозможно обучить: оно или есть, или его нет. И, насколько могла судить Даниэла, исходя из своего богатого опыта, второе имело место гораздо чаще первого. Поэтому-то она ценила Михаила Карелина, неизменно дарившего ей радость, гораздо больше, чем любого из прежних любовников.
Сама она не переставала удивляться этой его способности. Она привыкла — была приучена в силу обстоятельств — манипулировать мужчинами в качестве контрмеры против их манипуляций с ней. Стоило ей во взаимоотношениях с ними перейти от оборонительной тактики к наступательной, как в случаях с Карповым и Лантиным (в чьих постелях, к слову сказать, она побывала), как ее карьера получала невиданный по силе толчок.
С Карелиным все обстояло по-другому. Впрочем, очень возможно, что начиналось все как обычно. Соблазнила ли она его? Память — при непосредственной поддержке чувства, разумеется, — стремилась скрыть в своих глубинах определенные воспоминания, касавшиеся истоков их романа, и теперь некоторые факты казались взятыми скорее из легенд и мифов Карелина, нежели из жизни Даниэлы. Мифов о Даниэле и Михаиле. Подобная мысль не раз вызывала у нее приступы безудержного веселья. И тогда она просто покрепче прижималась к худощавому, все еще достаточно подтянутому возлюбленному.
В таких случаях Даниэла отчетливо ощущала свой страх перед тем, что в один прекрасный день Карелин возьмет и бросит ее. С другой стороны, она сознавала всю необоснованность этого страха. Она нисколько не сомневалась в искренности чувств Карелина, любившего ее страстно и самозабвенно, но без рабского поклонения, вызывавшего у нее непреодолимое отвращение.
Всякий раз, заводя новую связь, Даниэле приходилось самой вызывать любовь в сердце мужчины. В результате этого всякий раз чувство, благодаря своему неестественному происхождению, улетучивалось, теряло свежесть. Любовь Карелина была иной. Она знаменовала целую эпоху в личной жизни Даниэлы.
— Иди ко мне, котенок, — шепнул он игриво. — Приляг.
Даниэла послушалась его. Расслабившись, она закрыла глаза и задышала ровно и глубоко, убаюканная теплом его тела.
Во сне она произнесла вслух имя Малюты, не ускользнувшее от внимания Карелина, который, нежно обняв ее, лежал без сна, наблюдая за игрой бледных пятен уличного света на потолке.
Значит, Малюта, —мысленно повторил он.
Незадолго до рассвета Даниэла проснулась.
— Расскажи мне, что связывает тебя с Олегом Малютой, — попросил он.
— Не понимаю, о чем ты, — настороженно отозвалась она.
— Не притворяйся, котенок. Я хочу знать, отчего ты боишься его.
— Почему ты заговорил об этом?
— Потому что он преследует тебя, даже когда ты спишь. — Карелин повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Во сне ты произносишь его имя с ненавистью и страхом.
Выпростав руку из-под одеяла, она провела ладонью по его щеке.
— Почему ты не спишь, любимый? Карелин улыбнулся.
— Я прислушивался к ночи. И думал. И вдруг посреди размышлений я услышал, как ты сказала: Малюта.
—Что еще я говорила?
— Больше ничего.
Даниэла была в растерянности. С тех пор, как она в последний раз доверилась другому человеку, прошла целая вечность. Ей очень хотелось быть откровенной до конца с Карелиным, и именно поэтому она никак не могла на это решиться. Опасность была слишком велика. Следуя зову сердца, человек всегда оказывается обманутым: горькую правоту этой жестокой истины Даниэла познала на себе. И все же всякое любящее сердце жаждет поделиться своими тайнами с предметом любви, ибо такая откровенность порождает новую, еще более интимную близость. Ту самую, которая превращает удовольствие в радость.
— Я хочу рассказать тебе..., — она осеклась, не договорив фразу.
В этой войне ты либо за меня, либо против, —сказал ей Малюта. Она вспомнила снег, гробовую тишину ночи и скрежещущий голос Малюты, проникающий ей в сердце. Горький вкус во рту при виде гаснущего света в глазах Алексея, свой указательный палец, дрожащий на спусковом крючке, гулкое эхо от выстрела, звенящее в ушах, и удушливый запах пороха.
Словно наяву она видела, как Малюта забирает пистолет из ее ослабевшей руки. Она знала, что из этого оружия больше не будет произведено ни единого выстрела. Теперь его предназначение состояло в том, чтобы хранить отпечатки пальцев Даниэлы, дабы быть использованным против нее в случае необходимости как изобличающее доказательство. Я хочу, чтобы ты знала, что я могу в любую минуту предъявить тебе обвинение в убийстве.
—Котенок... — начал было Карелин.
— Возьми меня.
— Котенок, я вижу боль в твоих глазах...
— Сделай, как я прошу, любимый. — Ее руки заскользили вдоль его крепкого торса. — Пожалуйста.
Карелин обнял ее. Он положил ладони на ее упругие, высокие груди, легонько проведя пальцами по их кончикам. Даниэла, вскрикнув, уткнулась лицом в его плечо, так что густые, расточающие аромат лаванды пряди ее волос мелькнули перед его лицом.
Он принялся нежно гладить ее, опуская руку все ниже и ниже, пока, добравшись до темного треугольника внизу живота, не обнаружил, что Даниэла уже готова принять его.
Тогда он, повернувшись, приподнял ее и бережно усадил на себя сверху. Ее бедра раскрылись, подобно лепесткам цветка на рассвете.
Он овладел ею. Даниэла подумала, что теряет сознание. Она прижалась спиной к его мускулистой груди, чувствуя, как ускоряется ритм его сердца по мере того, как он все глубже проникает в сокровенные глубины ее тела. Ее голова откинулась назад. Веки затрепетали.
