Адская кухня - Дивер Джеффри (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
— Вина хотите? Нет? Точно не хотите?
Пеллэм продолжал:
— Я сфотографировал Этти в центре предварительного содержания под стражей. Показал снимок этой Эпштейн и спросил, узнаёт ли она ту женщину, которая оформляла у нее страховку.
— И?
— Она ответила, что узнаёт.
— Так. Бейли внимательно посмотрел на фотографию. Прищурился. Взял ее в руки и рассмеялся. — Слушайте, отлично сработано. Как вам это удалось?
— Чудеса компьютерной графики.
Это был тот самый снимок, который Пеллэм сделал в центре предварительного содержания под стражей, — тело, волосы, руки, одежда. Однако лицо было позаимствовано у Эллы Фитцджеральд. Пеллэм совместил два изображения на компьютере и результат сфотографировал на «Поляроид».
— Обнадеживающее известие, — заметил адвокат.
Однако Пеллэму показалось, что Бейли отнесся к истории с фотографией без особого энтузиазма.
Пеллэм открыл крохотный холодильник. Бутыли с вином. Ни минеральной воды, ни газированных напитков, ни соков. Он поднял взгляд.
— Луис, что вас гложет?
— Помните про игру в покер, о которой я вам говорил? С брандмейстером?
— Она не состоялась?
— О нет, состоялась.
Пеллэм взял листок бумаги, который протянул ему трясущейся рукой Бейли.
Дорогой Луис!
Я сделал то, о чем мы говорили, и сыграл в карты со Стэном, Соби, Фредом и Мышонком, ты его помнишь? Мы с ним столько лет не виделись. Я проиграл твои шестьдесят долларов, но Стэн разрешил мне забрать бутылку «Дьюара», почти полную, так что я как-нибудь занесу ее тебе, когда она станет уже не такой полной.
Вот что мне удалось выяснить, и, думаю, тебе это не понравится. Ломакс отыскал банковскую расчетную книжку Вашингтон, о которой та не говорила ни душе. Общая сумма свыше десяти тысяч. И знаешь еще что? Две «штуки» старушка сняла со счета за день до пожара. Так что тебя обозвали нехорошим словом за то, что ты не указал эти доллары в заявлении о финансовом положении своей подзащитной, когда подавал ходатайство об освобождении под залог. Но в остальном все только рады, поскольку это еще больше подкрепляет обвинение.
Твой Джои.
Десять тысяч?
Пеллэм был ошарашен. Во имя всего святого, где Этти раздобыла такую огромную сумму? В разговорах с ним она ни словом не обмолвилась о том, что у нее есть какие-то сбережения. На вопрос Бейли о том, сколько она может заплатить поручителю, Этти ответила: восемьсот, максимум, девятьсот долларов, но это уже предел. Она утверждала, что не могла купить страховку у Фло Эпштейн просто потому, что у нее не было на это денег.
Выглянув в окно, Пеллэм увидел, как бульдозер разрушает то, что осталось от здания, в котором жила Этти. Рабочий зубилом и кувалдой пытался расколоть на куски перепачканного копотью каменного бульдога.
Пеллэм услышал голос Этти:
«…Я пытаюсь вспомнить, сколько же зданий было в этом квартале. Точно не могу сказать. Все они были жилые дома, как вот это. Но сейчас от них почти ничего не осталось. Вот этот дом построил в 1876 году один иммигрант. Генрих Дейтер. Немец. Ты обратил внимание на каменных бульдогов у подъезда? На тех, что стоят по обе стороны от парадной лестницы? Этот Дейтер специально пригласил резчика по камню, чтобы тот высек этих бульдогов, потому что когда он еще маленьким ребенком жил в Германии, у него был бульдог. Многие жалеют о том, что эти старые здания рушат и на их месте строят новые. А знаешь, что я на это скажу? Сто лет назад рушили другие старые здания, чтобы построить вот эти, так? Все приходит и уходит. Как и люди, с которыми мы общаемся. Так устроен мир.»
Пеллэм долго молчал. Взяв с письменного стола старый латунный ключ, он некоторое время разглядывал его, затем положил на место.
— Как полиция узнала об этом счете?
— Понятия не имею.
— Кассир в банке опознал в Этти ту самую женщину, которая снимала наличные?
— Чтобы это выяснить, мне надо будет связаться с одним человеком в управлении полиции. А пока что счет заморожен.
— Все это очень плохо, да?
— Да, хуже некуда.
Зазвонил телефон. Старинный, с настоящим звонком, пронзительным и громким. Бейли снял трубку.
Пеллэм проводил взглядом машину, медленно проехавшую мимо окна. Он снова услышал буханье басов рэп-песни. Судя по всему, в хит-парадах она занимала первую строчку.
Музыка затихла вдали. Отвернувшись от окна, Пеллэм увидел, что Бейли застыл, рассеянно сжимая в руке трубку. Наконец, словно очнувшись, он попытался положить ее на аппарат. Ему удалось попасть на рычажки только со второй попытки.
— О господи, — прошептал адвокат. — О господи…
— В чем дело, Луис? Что-нибудь с Этти?
— Полчаса назад в Верхнем Вест-Сайде произошел еще один пожар. — Бейли шумно вздохнул. — В страховом агентстве. Две сотрудницы погибли. Одна из них — Фло Эпштейн. Это был он, Пеллэм. Его узнали. Это был тот самый молодой парень с заправочной станции. Он снова использовал свой самодельный напалм. Сжег обеих женщин живьем. Господи Иисусе…
Потрясенный Пеллэм ахнул. У него мелькнула мысль: поджигатель проследил за ним до страхового агентства. Сначала он проник к Пеллэму в квартиру и похитил видеокассеты. А затем отправился следом за ним. Вероятно, вот почему он не стал убивать Пеллэма у него в квартире. Он решил использовать его для того, чтобы найти свидетелей.
«Она пробыла здесь три минуты. Когда ты занимаешься сексом, это ничто, когда рожаешь ребенка — это целая вечность.»
А если ты горишь заживо…
— Эпштейн подписала протокол допроса, в котором подтвердила, что опознала Этти, — продолжал Бейли. — Это можно представить в суд в качестве доказательства. А то, что она сказала вам про состряпанную фотографию — нельзя. Это лишь ваши слова, ничем не подкрепленные.
Пеллэм выглянул в окно на прямоугольный пустырь, на котором еще совсем недавно стоял дом Этти, залитый ярким красноватым светом солнца, застывшего на безоблачном небе. Он почему-то подумал о том, что теперь, когда здание разрушено, солнечные лучи попадают туда, куда не проникали больше ста лет. Ему показалось, что это возрожденное сияние воздействует и на прошлое, и на настоящее, словно призраки тысяч обитателей Адской кухни, давным-давно ставшие жертвами пуль, болезней и суровой жизни, возвратились назад.
— Вы хотите, чтобы Этти признала свою вину, не так ли? — спросил он адвоката.
Тот кивнул.
— Вы с самого начала хотели этого, разве не так? — продолжал Пеллэм.
Бейли сплел пальцы. При этом его бледные запястья вылезли из-под грязных белых манжет.
— Здесь, в Кухне, соглашение о признании вины [74] считается победой.
— А как же невиновные?
— Это не имеет никакого отношения ни к вине, ни к невиновности, черт побери. Это все равно что социальная страховка или продажа собственной крови за деньги, на которые можно купить еду или выпивку. Признать свою вину и получить меньший срок — подобные мелочи делают жизнь в Кухне чуть легче.
— Если бы я не вмешался во все это, — сказал Пеллэм, — вы бы не стали тянуть время, да? И заставили бы Этти признать себя виновной?
— В первые же полчаса после ареста, — подтвердил Бейли.
Пеллэм кивнул. Не сказав больше ни слова, он вышел из конторы и пошел по улице. Экскаватор зачерпнул ковшом строительный мусор, оставшийся от дома Этти, — в основном, осколки каменного бульдога ручной работы, — и бесцеремонно высыпал их в стоящий рядом контейнер.
«Все приходит и уходит. Так устроен мир.»
Ему не оставалось ничего другого, кроме как спросить. Напрямую.
Этти неуверенно вошла в комнату для свиданий центра предварительного содержания под стражей. Как только она увидела Пеллэма, ее тусклая улыбка сразу же погасла.
