Темная любовь (антология) - Кинг Стивен (электронная книга .txt) 📗
Размахиваю ножом! Испускаю боевой индейский клич! Отхожу через кухню, где еще несколько минут назад толпились и болтали люди. Выскальзываю с черного хода. Грациозно и ловко преодолеваю живую изгородь и кирпичную стену. Помню, в окне соседнего дома, мимо которого я бежал, мелькнуло чье-то лицо. Мои мокасины, как ветер, летят, над безупречно подстриженными газонами, ведь я — последний свободный индеец на свете, а это — последняя великая победа благородного дикаря: кровавая битва при коттеджном поселке "Брентвуд-Эстейтс" 14 апреля в Лето Господне 1996-е…
Гости гонятся за мной на своих машинах… Слышу характерный, предательски-громкий глас огромного шикарного исчадия Детройта. Он нарастает — исчадие, съехав с подъездной дорожки, разгоняется, преследуя меня. Погоня! Но я уже в кустах, бегу, припадая к земле. Машины далеко, с той стороны газонов. Враги прочесывают местность, встречаются на перекрестках и еле слышными на таком расстоянии, встревоженными голосами перекрикиваются из машины в машину.
Ноя легко ухожу от них.
Спустя несколько часов…
Моя комната! Какой беспорядок — просто ужас! Я подавлен, и мне совершенно не хочется прибираться в остальной части квартиры. Вижу на полу художественно разложенные брюки — и на душе становится легче. Я вспоминаю, что квартира принадлежит мне. Несмотря на всю ее общую обшарпанность, ее интерьер отныне несет отпечаток моей индивидуальности. Гляжу на кухню, начищенную до блеска. В квартире жуткий беспорядок, но кухня — просто картинка, да!
Вначале этот контраст вызывает у меня огорчение — затем приступ отчаяния — неприятное ощущение — стыд — тут мои глаза загораются — какой прекрасный беспорядок!
В каждом углу — идеальный беспорядок, абсолютный хаос…
Я в жизни не смог бы так гениально расположить их — эти вещи, разбросанные волей случая: полувывернутые джинсы на полу, из одной штанины выглядывает носок, к ширинке прильнули трусы — кроссовки обращены носами в разные стороны, одна завалилась набок — стопка бумаг и журналов у кровати, растерзанная, кривая, вот-вот упадет.
Я люблю этот беспорядок — сердечно обнимаю его — я валюсь снопом на кровать — о, идеальный беспорядок, и я — в его композиционном центре!
Я взъерошиваю себе волосы — хохочу — включаю дурацкий телеканал, который в жизни не смотрел — из уголка моего рта текут слюни, но мне плевать — теперь я упиваюсь своим беспорядком…
Спустя еще несколько часов, поздним вечером того же дня, в "Вафли-хаузе" я завожу нового друга. Этого человека по имени Донни я где-то встречал или просто смутно запомнил в те две недели, которые гуляю на воле. Увидев его сидящим у стойки, я узнал его, вспомнил имя и произнес его вслух. Если бы я не вспомнил его имени, не случилось бы ничего из того, что случилось той ночью, и вся моя жизнь и его жизнь пошли бы по другому руслу.
Мы сели, разговорились. Донни тоже не нравилась работа, которой он занимался — его распределили на кладбище, — и услышав, что сегодня я бросил работу, он решил бросить свою. Мне кажется, он умственно отсталый, самое мягкое — тугодум, но он честен и говорит правду любому, кто бы его о чем ни спросил. Он человек тихий, замкнутый. Сомневаюсь, что люди вообще с ним разговаривают. Он наверняка уже много месяцев толком ни с кем не беседовал.
Донни маленького роста. Носит комбинезон и ковбойку, а также кроссовки разного цвета. Свою бейсболку надвигает на глаза, поэтому с первого взгляда кажется, что у Донни зловещий вид, а затем — что просто дурацкий. Говорит он медленно и очень неуверенно, как Майкл Дж. Поллард, и если когда-нибудь кто-то решит воспеть Донни на голубом экране, лучше Майкла Дж. Полларда им для этой роли не найти.
Я рассказал ему по секрету обо всем, что стряслось со мной в этот день. Он слушал, развесив уши. Ему никогда и в голову не приходило, что можно нарядиться диким индейцем, но он думает, что это хорошая идея, конечно, если наряжаться так не слишком часто. Он сказал, что у него часто встает, как только он видит пиццу или вообще что-либо круглое, — он все время вынужден себя сдерживать! Он говорит, что на сердце у него белое пятно и врачам неизвестно, что это за пятно такое. Он считает, что ему недолго осталось жить — хотя, кто знает…
Уже очень поздно, все закрыто, но мы решаем пойти в бордель. Тот, который знает Донни, открыт всю ночь. Бордель — какая прекрасная мысль! Судя по описанию, он находится в весьма злачной части города, но, безусловно, я составлю ему компанию. Я даже готов одолжить Донни на время мой индейский наряд. Он у меня с собой, в кармане плаща. Это замечательный маскарадный костюм — ведь он занимает совсем мало места, и спрятать его можно, где угодно.
По дороге Донни заглядывает в мусорный бак на задах цветочного магазина и достает увядшие цветы — для девушек. Шагая рядом со мной, он обрывает засохшие лепестки.
Он говорит, что не может починить машину, потому что слишком часто посещает бордель. Бедняга. Его потребность в самой простой и древней любви — любви на финансовой основе — вконец его разорила.
Бордель находится в старом здании на склоне холма. К нему приделаны несколько пристроек, сделанных из автокараванов — настоящая архитектурная катастрофа.
Старуха-менеджер ("мадам", насколько я понимаю) подозрительно покосилась сперва на Донни, а затем на меня. Донни тут уже знают. Донни выбрал девушку, с которой уже был раньше. Она делает ему скидку, потому что она уродливая, а он надевает ей на голову бумажный пакет. С ее разрешения.
Одна женщина с улыбкой поглядела на меня. У нее не хватало зуба, а когда она рыгнула, я ощутил запах пива… Нет. Эта не подходит…
Я выбрал довольно симпатичную девушку, которая, однако, болтала без умолку и стала рассказывать мне всю свою жизнь. Пришлось попросить ее ненадолго замолчать. Мы пошли в ее личную комнату с плюшевыми медведями, клопами, которые развелись из-за марихуаны, пустыми банками от лимонада и плакатами рок-звезд, о которых я в жизни не слышал. Вся комната пропахла шампунем и клеем. Чем мы там занялись, это наше личное дело, и в данный момент я не буду разглашать подробности.
Закончив, я стал ждать Донни в гостиной.
Шло время. Я подумал, не пойти ли в одиночку домой, но затем увлекся чтением журналов.
В итоге я, вероятно, задремал.
Помнится, я проснулся от шума и кутерьмы. Прошло много часов, уже рассветает, солнечные лучи струятся в окна, а я проснулся с номером "Суперпопки" на коленях…
В коридоре слышались вопли и крики. Я пошел узнать, что там такое. Дело было в Донни. Ом что-то натворил, и проститутка гневалась и махала руками. Она колотила Донни его собственной бейсболкой.
— Нет, ты глянь на мою сиську! Глянь, что ты с ней сделал. Ах ты, крысеныш! Нет, ты глянь! Глянь! — визжала женщина изо всей мочи.
Ее левая грудь, иссохшая, опустошенная, свисала под каким-то неестественным углом. Грудь высосали, как сливу. Я с ужасом наблюдал, как она колышется на ветру. Бедняга Донни крепко влип. В своем наряде дикого индейца он выглядел полным идиотом. Женщина переломала ему все перья. Краска размазалась по щекам. Он тупо стоял в коридоре на манер Стэна Лорела, позволяя себя избивать. Грудь проститутки тоже была испачкана краской с лица Донни и потому казалась еще более высосанной и неприглядной. Широко шагая, появился огромный, плечистый тип — вышибала, предположил я. Проститутка переключилась на него, взывая то с мольбой, то с яростью:
— Глянь на мою сиську! Глянь на мою сиську! Этот козел заснул с моей сиськой во рту и всю ночь ее сосал! Всю как есть высосал!
В коридор выбежали прочие обитатели борделя. А Донни стоял себе на месте, глупо щурясь, еле держась на ногах, клюя носом — но зная, что опять что-то сделал НЕ ТАК. Стоял, как дурак, и позволял бить себя своей собственной кепкой!
— Может, это он случайно… — попробовал я вступиться за Донни.
Вышибала таращится на меня так, словно готов меня убить! Я умолкаю и отвожу глаза!
Незаметно удаляюсь. Надо что-нибудь придумать.
