Абсолютная власть - Балдаччи Дэвид (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Засвистел чайник. Она вскочила. Он наблюдал, как она бежит на кухню; вид ее ягодиц, очерченных тканью халата, пробудил в нем поток воспоминаний, от которых ему отчаянно захотелось избавиться. Она вернулась с двумя чашками чая.
– И что это за одолжение? – Она отпила из чашки. Джек к чаю не притронулся.
– Он сказал, что ему нужен адвокат. Точнее, ему может понадобиться адвокат. Хотя может и не понадобиться. И он хочет, чтобы этим адвокатом стал я.
Она поставила чашку на стол.
– И это все?
– А разве этого недостаточно?
– Может быть и достаточно для честного, уважаемого человека. Но только не для него.
– Боже мой, Кейт, он был испуган. Я никогда не видел его испуганным, а ты?
– Я видела все, что мне нужно было в нем видеть. Он сам выбрал свой образ жизни и теперь, очевидно, пожинает плоды.
– Господи, он же твой отец!
– Джек, я не хочу продолжать этот разговор. – Она приготовилась встать.
– А что если с ним что-нибудь случится? Что тогда?
Она холодно взглянула на него.
– Случится, так случится. Это не моя проблема.
Джек поднялся и собрался уходить. Затем повернулся к ней; его лицо покраснело от гнева.
– Я расскажу тебе, как прошли похороны. В самом деле, какая тебе разница. Я пришлю тебе копию свидетельства о смерти. Вклей его в свой альбом с вырезками из газет!
Он не предполагал, что она может подскочить к нему так быстро, и он целую неделю будет чувствовать эту пощечину, как будто кто-то плеснул ему на щеку кислотой.
– Как ты смеешь?! – Ее глаза жгли Джека, в то время как он медленно потирал щеку.
Затем у нее из глаз хлынули слезы, хлынули с такой силой, что халат стал мокрым.
– Не стреляй в парламентера, – сказал Джек как можно спокойнее. – Я сказал это Лютеру и говорю тебе: жизнь чересчур коротка для этого дерьма. Я давно потерял обоих моих родителей. Ладно, у тебя есть основания не любить его. Это твое дело. Но старик любит тебя, беспокоится о тебе, и даже если ты считаешь, что он испортил тебе жизнь, ты должна уважать эту любовь. Это мой совет тебе; принять или отвергнуть его – твое дело.
Он шагнул к двери, но она опять оказалась там раньше его.
– Ты ничего об этом не знаешь.
– Ладно, я ничего об этом не знаю. Возвращайся в свою постель. Я уверен, ты будешь спать спокойно, и тебя ничто не потревожит.
Она схватила его за пальто с такой силой, что повернула его, хотя он весил фунтов на восемьдесят больше ее.
– Мне было два года, когда его посадили в последний раз. Когда он вышел, мне было девять. Ты понимаешь, насколько стыдно маленькой девочке было за то, что ее папа в тюрьме? Чей папа зарабатывает на жизнь тем, что крадет вещи у других людей? Когда в школе детей спрашивают о родителях, и отец одного ребенка – врач, другого – водитель грузовика, и когда подходит твоя очередь, учитель пялится в пол и сообщает классу, что у Кейт временно нет папы, потому что он совершил нехороший поступок, и поэтому она пропустит свою очередь?! Ему никогда не было до нас никакого дела! Никогда! Мама все время так за него волновалась! Но она хранила ему верность до самого конца. Она старалась облегчить ему жизнь.
– Но она в конце концов развелась с ним, Кейт, – осторожно напомнил ей Джек.
– Только потому, что у нее не оставалось выбора. И как только ее жизнь начала понемногу налаживаться, в ее груди обнаружили опухоль, и она сгорела за шесть месяцев.
Кейт оперлась о стену. Она выглядела настолько усталой, что на нее тяжело было смотреть.
– И ты знаешь, что самое дурацкое? Она не переставала любить его. После всего того невероятного дерьма, в которое он ее окунул. – Кейт покачала головой, с болью осмысливая слова, которые только что произнесла. Она взглянула на Джека, ее подбородок слегка вздрагивал.
– Ну ладно, достаточно. Ненависти во мне хватило бы на нас обеих. – Она смотрела на него со смешанным выражением гордости и правоты.
Джек не знал, что он чувствует сильнее: почти полное физическое истощение либо желание высказать все то, о Чем он умалчивал в течение многих лет, но что постоянно порывалось выйти наружу. Все то время, когда он наблюдал за этой игрой. И сдерживался ради того, чтобы сохранить расположение к нему красивой и жизнерадостной женщины стоящей сейчас перед ним. Полностью отвечавшей его представлениям о совершенстве.
– Значит, ты так понимаешь справедливость, Кейт? Ненависть уравновешивает любовь?
Она отступила назад.
– О чем ты?
Он надвигался на нее, а она отступала в маленькую комнату.
– Меня уже тошнит от рассказов о твоем чертовом мученичестве. Ты думаешь, что ты – идеальный защитник обиженных и угнетенных. И превыше этого ничего нет: ни тебя, ни меня, ни твоего отца. Единственная причина, по которой ты борешься с преступностью, – та, что твой отец когда-то причинял тебе боль. Каждый твой обвинительный приговор – еще один гвоздь в сердце твоего старика.
Ее рука метнулась к его щеке. Он перехватил ее.
– Всю свою взрослую жизнь ты посвятила расплате с ним. За все его неправедные поступки. За все нанесенные им раны. За то, что ему было не до тебя. – Он сжимал ее руку, пока она не вскрикнула. – А ты никогда не задумывалась, что, может быть, это тебе было не до него?
Он отпустил ее руку. Она не двигалась, на ее лице было выражение, которого он никогда раньше не видел.
– Неужели тебе не понятно, что Лютер любит тебя настолько сильно, что никогда не пытался встретиться с тобой, никогда не пытался связать ваши жизни лишь потому, что уверен: тебе это было бы неприятно. Его единственная дочь живет в нескольких милях от него, и он полностью вычеркнут из ее жизни. Ты когда-нибудь думала, каково ему? Твоя ненависть позволяла тебе подумать об этом?
Она молчала.
– Ты никогда не задумывалась, почему твоя мать любила его? Неужели твое представление о Лютере Уитни настолько извращено, что ты не можешь понять, почему она любила его?
Он схватил ее за плечи и встряхнул.
– Твоя чертова ненависть когда-нибудь позволяла тебе проявить сострадание? Позволяла тебе любить кого-то, Кейт?
Он оттолкнул ее. Она попятилась назад, не отрывая взгляда от его лица.
На мгновение он замялся.
– А все дело в том, что вы, мадам, его не заслуживаете. – Он помедлил, но потом решил высказать все: – Ты не заслуживаешь любви.
Сжав зубы, с исказившимся от ярости лицом она, закричав, набросилась на него, колотя его кулаками в грудь и осыпая лицо пощечинами. Он не ощущал этих ударов, так как видел, что по щекам Кейт градом катятся слезы.
Ее атака прекратилась так же внезапно, как и началась. Руками, тяжелыми, как свинец, она вцепилась в его пальто. Потом, обессиленная, она села на пол и зарыдала; рыдания эхом отдавались в маленькой комнате.
Он поднял ее и осторожно положил на диван.
Он опустился на колени рядом с ней, давая ей выплакаться; она рыдала очень долго, ее тело то напрягалось, то вновь расслаблялось, пока он не почувствовал, что у него к горлу тоже подкатил комок. Он обвил ее руками, прижался к ней грудью. Ее тонкие пальцы крепко вцепились в его пальто, и они оба долго сотрясались от рыданий.
Наконец, успокоившись, она медленно села на диване; на ее лице выступили красные пятна.
Джек отступил от нее.
Она не могла на него смотреть.
– Уходи, Джек.
– Кейт...
– Убирайся! – закричала она, но ее голос был слабым и подавленным. Она закрыла лицо руками.
Он повернулся и вышел. Оказавшись на улице, он взглянул на ее окно. В нем виднелся ее силуэт, она смотрела на улицу, но не на него. Он не знал, что она хотела увидеть, да и она, вероятно, этого тоже не знала. Вскоре она отошла от окна, и свет в квартире погас.
Джек вытер глаза, повернулся и медленно побрел по улице, возвращаясь домой после самого долгого дня в своей жизни.
– Черт возьми! Когда?! – Сет Фрэнк стоял у машины. Не было еще и восьми утра.
Молодой патрульный полицейский округа Фэрфакс не сознавал важности этого события, и его изумило бурное проявление следователем своих чувств.
