Черный клинок - ван Ластбадер Эрик (чтение книг TXT) 📗
– Он что-то зачастил в Вашингтон, – заметил Вулф.
– Тут душно, – сказала Стиви, глядя куда-то в сторону. – Можно посмотреть закат на пруду. Пойдем посмотрим!
Они надели куртки и вышли из дому. Тусклое солнце отражалось в спокойной и неподвижной поверхности пруда. Для начала марта погода стояла довольно теплая, поэтому Вулф и Стиви не стали застегивать куртки. Идя вдоль берега, они не обменялись ни единым словом. Вулф, подбирая небольшие камешки, швырял их в пруд вдоль водной глади. Он почти избавился от легкого прихрамывания, и Стиви чудилось, что с каждым шагом, служащим для него упражнением, он становится сильнее. Его способность к выздоровлению была поразительной.
Пруд напоминал нечто живое, впавшее в спячку и грезящее о весне, которая должна возродить его к жизни. Стиви сунула руки в карманы и приподняла плечи, несмотря на полное безветрие.
Стоя к ней вплотную, Вулф чувствовал, что она все еще думает о его замечании насчет частых визитов Мортона в Вашингтон.
– Вулф, а ведь я даже Аманду заставила поверить в эту сказку про меня и Мортона, – сказала она вдруг. – Глупо, правда же? И чего я этим добилась? Только лишилась единственного человека, с которым можно было об этом поговорить.
Она бросила на него быстрый взгляд, сделала глубокий вдох и резко выдохнула.
– Ну а если совсем уж честно, Мортон свил себе в Вашингтоне любовное гнездышко. Боюсь, он там втюрился в женщину гораздо моложе меня. По-моему, в атташе французского посольства, – выложила она, в хмурой задумчивости разглядывая отпечатки своих сапог на усыпанной листвой темной земле. – Забавно. Я бы скорее умерла, чем рассказала об этом кому-то другому из моих знакомых. У нас с Мортоном репутация чистая, как тефлоновая сковородка. «Идеальный брак». Нам это обоим необходимо для карьеры. Но, наверное, я уже не могу конкурировать с молодыми, хотя в этом и трудно признаться самой себе, а уж тем более вслух.
Позднее, когда они ели приготовленное Стиви тушеное мясо по-андалузски, она сказала:
– Ты в каком-то смысле похож на мои фетиши: и непонятный и притягательный.
Вулф взял одну из фигурок. Яркие краски и резкие формы ее казались языком пламени в его руке.
– Значит, ты считаешь эти фетиши непонятными?
– А разве нет?
Он пожал плечами.
– Во всяком случае, те, кто их делал, лучше нас знали, в чем смысл жизни.
Стиви уперлась подбородком в ладони.
– Расскажи мне об этом побольше.
– Так вот почему ты так хотела, чтобы я приехал с тобой сюда, – пошутил он. – Чтобы как следует покопаться в моей психике.
– О господи, да нет же! – воскликнула она со смехом. – Ну не надо так думать!
Однако посмотреть ему в лицо она не смела и вместо этого уставилась в тарелку с таким видом, как если бы там лежали внутренности жертвенных животных, по которым она могла бы прочесть будущее.
– Ты не станешь думать обо мне плохо, если я признаюсь, что привезла тебя сюда из-за глубокого чувства вины? – спросила она, подняв голову.
Взгляд ее темных глаз встретился с его взглядом.
– Нет, – ответил Вулф. – Думаю, что это вполне естественно.
Он улыбнулся, желая снять с нее напряжение.
– Аманда всегда говорила...
Неожиданно у него перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы. Он отвернулся, стиснув зубы. О боже! Аманда!
Стиви встала и начала убирать посуду.
– Знаешь, – сказала она вдруг, – несмотря на то что ты видел, мне не всегда было легко с сестрой. Бывало, мы грызлись между собой, особенно насчет Мортона. И, наверное, тут она была права.
Она выставила лимонный пирог, хотя" и понимала, что он останется нетронутым. Но десерт создавал впечатление, что все идет своим чередом, а они в этом оба сейчас нуждались.
– В нас жил дух соперничества, – продолжала она. – Ты наверняка не замечал этого за Амандой. Вероятно, потому, что ей так нравилось учить студентов. Когда мы были моложе, то стремились к победе во всем и иногда обижали друг друга... Да, мы могли наносить друг другу очень глубокие раны.
Стиви поставила на стол чашки, сливки и сахар. А потом вдруг села так резко, что от сотрясения расплескался налитый ею в чашки кофе, и она закрыла ладонями лицо.
– Черт! – выругалась она. – Я ведь обещала сама себе не делать этого, не ворошить прошлое, не касаться старых обид. Обещала не жаловаться на судьбу. Особенно тебе, человеку, который чуть не погиб, пытаясь защитить ее... До чего же судьба несправедлива!
Она машинально потянула себя за переброшенную через плечо косу, заплетенную на французский манер.
– Нам обоим еще так много надо было сказать ей.
Стиви опустила плечи и уже не скрывала слез. Она вдруг показалась Вулфу такой беспомощной. Вся ее напускная деловитость, создававшая иллюзию неуязвимости, сразу пропала. И тут Вулф понял, что она позволила ему перешагнуть барьер, проникнуть туда, где обитает настоящая Стиви Пауэрс – с ее неудачным браком, с отнюдь не идеальными отношениями с сестрой и со всеми ее сомнениями в себе как личности.
После долгого молчания она тихо сказала:
– Мне так хорошо, что я смогла позаботиться о тебе, что я оказалась полезной кому-то... Тебе...
Окна находились позади Стиви. Из-за этого он не мог разглядеть ее лица, и на какое-то мгновение ее профиль показался похожим на чей-то другой, вселив чувство тревоги. Как у человека, только что видевшего сон, у него в голове закружились образы: глаза деда, глаза Чики, ее изящные бедра, трепетно извивающееся тело, рывок и тихий, протяжный стон.
– Знаешь, Вулф, – раздался голос Стиви, – я обычно думала, что нужна Аманде, и это чувство мне нравилось. А вот теперь, когда уже слишком поздно, я поняла простую и очевидную истину: я в ней нуждалась не меньше, чем она во мне.
Он постарался освободиться от беспокоившего его образа Чики.
– Ты сегодня будешь спать?
Она в ответ отрицательно покачала головой.
– Нет. Но мне будет лучше, оттого что ты здесь. Я чувствую твое присутствие в доме, и это придает мне силы.
– Тебе чертовски везет, что Джейсон Яшида твой человек, – проворчал Торнберг. – Без должного контроля он был бы опасен. В любом случае его надо изолировать. Из общения с японцами я знаю, что им просто нельзя доверять.
– Яш не такой, – возразил Хэм. Но в целом он разделял отцовское недоверие к японцам, считающим, что заключить удачную сделку – значит ударить по рукам, а потом сделать все по-своему, не думая о партнере. – Яш уже не раз доказывал свою преданность. Он очень старается доказать мне, что он только наполовину японец и на все сто процентов американец.
Отец и сын Конрады расположились рядом с капитанской каютой на борту принадлежавшей Торнбергу великолепной шхуны «Инфлюэнс II», длиной 45 футов и с палубой из тиковой древесины. В настоящий момент она стояла на якоре в облюбованном Торнбергом месте в Чесапикском заливе, вдали от судоходных линий. Установилась мягкая погода. Солнце, которое, казалось, черпало дополнительную силу из своего отражения в воде, явно возвещало о приходе весны. Они сидели напротив друг друга за столом, уставленным сытной пищей. На клетчатой скатерти были выставлены пластмассовые чашечки для винного соуса, кетчупа и горчицы и блюда с картофельным салатом и различными соленьями, здесь же лежали остатки почти дюжины только что поглощенных Хэмом пирожков с начинкой из мэрилендских крабов.
– О японцах трудно судить, – сказал Торнберг более сдержанным тоном. Он выглядел настоящим щеголем в своем сине-белом яхтенном костюме. Благодаря внушительному росту, поджарой фигуре и суровому лицу Торнберг Конрад III несколько походил на Гарри Купера из ковбойских фильмов. – Я с ними повозился не меньше тебя. Не воображай, что ты один такой умный, чтобы разгадать, что они там замышляют. Мои предостережения никогда тебе не помешают.
Торнберг умолк, но и Хэм тоже молчал. Он умел это делать, в отличие от братьев, которые в последнее время проявляли растущую нетерпимость по отношению к отцу. Их контакты с ним почти прекратились. Они видели в нем теперь лишь сварливого эгоистичного старца, несколько подзадержавшегося на этом свете. Хэм же относился к отцу как к своего рода идеальному мужчине, умеющему логически мыслить, точно рассчитывать ходы, генерировать идеи, как к бойцу, владеющему тактикой ведения беспощадной войны, идущей в мире корпораций. В таких вещах Хэм, хотя и придерживался собственных правил, но всегда старался как можно больше походить на него.
