Токио - Хайдер Мо (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Он начал смеяться. Покачал головой.
– Да ладно тебе. – И погрозил мне пальцем. – Не хочешь ли сказать, что ты не извращенка…
– Мы с тобой, Джейсон, не одно и то же, – прошипела я, – потому что невежественность не то же, что безумие, и никогда им не была.
Он уставился на меня. На лице вспыхнули злые красные пятна.
– Ты что же, умничать вздумала?
– Невежественность, – повторила я и почувствовала, как громко стучит в висках пульс, – не то же, что безумие. Это не извращение, не зло и не другие пороки, в которых ты меня обвиняешь. Есть сумасшедшие, есть больные, дурные либо уроды, называй как хочешь. Но очень важно то, – я перевела дух, – что все они не то же, что невежественные люди.
– Понял, – сказал он, тяжело дыша. Его лицо раскраснелось, и я вдруг увидела, каким Джейсон будет в старости – толстым и дряблым. Он слегка покачнулся, стараясь удержать голову, и уставился на мою шею, в то место, где бился пульс. – Понял. Ты вдруг превратилась в стерву. – Он приблизил ко мне лицо. – Я был с тобой так терпелив. Разве не так? Хотя все во мне кричало: «Джейсон, чертов дурак, зачем тратить время на эту дуру?» Я был терпелив. И что я получил в ответ? Что за чудачества?
– Должно быть, – сухо сказала я, – потому что я чудачка.
Он открыл рот.
– Это что же, шутка такая?
– Нет. Не шутка. – Я протянула руку, готовясь задвинуть дверь. – Спокойной ночи.
– Ты стерва, – сказал он, – чертова…
Я отодвинула дверь на несколько дюймов, а потом двинула обратно, по направляющей, угрожая наехать ему на ноги. Он поспешно отпрыгнул.
– Черт! – заорал он. Я задвинула дверь и заперла ее. – Стерва! – Он застучал ногой в дверь. – Дрянь слабоумная.
Я слышала, как он бушует в коридоре. Боялась, что он снова будет колотить ногой в дверь или дубасить по ней кулаками. Зажгла сигарету и села посреди своих книг, прижала к голове пальцы и ждала, когда ему надоест.
Он в последний раз пнул дверь:
– Ты совершаешь большую ошибку, юродивая. Самую большую ошибку в жизни. Будешь жалеть о ней до самой смерти.
Затем я услышала, как он, спотыкаясь и бормоча, пошел к себе.
Он ушел, и в доме наступила тишина. Некоторое время я сидела неподвижно, курила одну сигарету за другой, делала глубокие затяжки, старалась успокоиться. Спустя полчаса нервы пришли в норму, и я встала.
Разложила на полу лист бумаги, вынула кувшин и кисти. Некоторое время сидела в окружении книг и красок. Взявшись руками за щиколотки, глядела на неонового Микки Рурка. Пыталась представить, что это значит, когда один человек ест другого. В университете мне приходилось много читать. В голове всплывали какие-то незначительные факты. Я старалась сосредоточиться, вспомнить то, что было мне нужно сейчас.
Спустя некоторое время отложила сигарету, взяла немного желтой охры, смешала ее с розовой мареной и белым цинком. Работала быстро. Существует одна причина, по которой люди едят себе подобных, думала я, понятная причина. Из-под кисти выплыло лицо с впалыми щеками, тонкой, словно стебелек, шеей, под ней – обтянутая кожей грудная клетка, костлявые кисти рук, лежащие на мерзлой земле. Человек, умирающий от голода.
Я понимала, что такое голодная смерть. Голод идет вместе с войной. При Сталине было два голодных периода. Сотни русских выжили лишь потому, что ели человечину. В университете я слушала лекцию профессора, работавшего в архиве Санкт-Петербурга. Он нашел подтверждение того, что ленинградцы во время блокады поедали своих мертвецов. Я нарисовала на бумаге длинную сухую голень, на конце которой была ступня, напоминавшая странный плод. Чтобы решиться на это, надо было вконец изголодаться и отчаяться. В голове появились другие факты – арктическая экспедиция Джона Франклина, галера из Ноттингема «Медуза», команда регбистов в Андах. А что имели в виду китайцы, когда сказали: «Мы так голодны, что готовы съесть детей друг друга?»
Я написала иероглиф.
Голод.
Зажгла еще одну сигарету, почесала голову. Невозможно вообразить, на что способна сама, если будешь умирать от голода. Но были и другие явления: люди становились каннибалами по иным причинам. Я набрала на кисть тушь и медленно вывела иероглиф. Он напоминал цифру «девять», но внизу у него был обращенный назад хвостик.
Власть.
В университете был студент, помешанный на африканских военных сектах. Я помню, как он развесил по стенам объявления с приглашением на лекцию о племенах из Сьерра-Леоне и либерийских детях-солдатах. Я на лекцию не ходила, но слышала, как студенты потом о ней говорили: «Поверь мне, то, что он говорит, ужасно: они режут своих врагов и поедают их. Они считают, что плоть побежденных делает их сильнее». Среди материалов, посвященных Нанкину, были свидетельства о том, что на улицах лежали трупы, у которых были вырезаны сердце и печень. Люди шепотом говорили, что это сделали японские солдаты: они будто бы верили, что это сделает их более боеспособными.
Я посмотрела на иероглиф «власть», макнула кисть в краску и написала внизу еще два иероглифа: «китайский» и «способ». Кампо. Китайская медицина.
Излечение.
Что я запомнила из книг? Я раскрыла книгу у себя на коленях, другие лежали поверх рисунков. Заложила палец на странице одной книги, одновременно листала другую, зажав при этом кисточку зубами. Микки Рурк высвечивал на циновках золотые квадраты.
Удивительно. Здесь же все есть. Я перечитывала эти книги по многу раз и не замечала этого. Но сейчас я смотрела на них новыми глазами. Сначала я нашла легенду о Мяо Чжуанге, съевшем глаза и руки дочери. Зачем? Чтобы исцелиться. Затем обнаружила в переводе полный перечень лечебных средств, изготовленных из тридцати пяти частей человеческого тела. Хлеб, смоченный в человеческой крови, применялся для лечения пневмонии и импотенции; человеческую желчь добавляли в алкоголь и лечили этой настойкой ревматизм. Людей с заболеваниями желудочно-кишечного тракта пользовали плотью казненных преступников. Я нашла страшные рассказы Лю Цзуна о том, как в одной деревне ели человечину. Поведал он и о том, как печень и сердце его друга съели телохранители Эн Минга. В книге о Культурной революции имелось длинное описание ужасной традиции – ко ку – вершине сыновней преданности, когда человек варил суп с куском собственной плоти, чтобы излечить любимого отца от болезни.
Я взяла три листа с иероглифами – голод, власть, излечение, – подошла к стене и прикрепила их кнопками на ночное небо Токио. Задумчиво на них посмотрела. История Японии постоянно переплеталась с Китаем: японцы очень многое у них позаимствовали, почему бы и не эту традицию? Если в Китае человеческая плоть может быть лекарством, то почему бы не использовать ее и в Японии? Я вернулась к своим книгам. Там еще что-то было, в голове мелькало смутное воспоминание… О чем-то подобном я читала в университете.
Вынула материалы, посвященные послевоенной Японии. Где-то здесь были отчеты о военных судах в Токио. Быстро зажгла сигарету, села на пол, скрестив ноги, стала листать страницы. Я нашла то, что искала, просмотрев две трети книги. Это были показания молодой японки, служившей во время войны в скандально известном 731-м подразделении. Я читала при скудном освещении. Руки и ноги вдруг заледенели: «Военнопленные подвергались вивисекции, над ними проводились и другие эксперименты».
В книге была фотография женщины. Она была молодой и красивой. Я представила себе мертвую тишину в помещении суда, где она давала показания. Никто не двигался и даже не дышал, слушая, как нежным и тихим голосом она рассказывала, как однажды съела печень американского служащего: «Для моего здоровья».
Я еще долго смотрела на фотографию прекрасной молодой людоедки. В 1944 году по меньшей мере один человек в Японии думал, что каннибализм может способствовать здоровью. Теперь я задумалась о Фуйюки куда серьезнее, чем прежде.
43
Я долго не могла уснуть. Пуховое одеяло, словно саван, облепило тело. Когда наконец уснула, привиделась эта же комната. В ней все было, как в реальной жизни. Я лежала в пижаме, на боку. Одна рука под подушкой, другая – сверху, колени подтянуты к груди. Единственное отличие – во сне мои глаза были открыты, и я не спала, прислушивалась. Из коридора доносились приглушенные ритмичные звуки. Казалось, там шепчутся. За окном кто-то грыз москитную сетку.
