Тайна Иеронима Босха - Демпф Петер (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Юноша споткнулся, так как слишком поздно увидел на земле перед собой тело. Он наклонился, не желая верить глазам. Ханнес! И в спине его торчал нож.
— Что?.. — тихо спросил он в темноту.
Ответ пришел быстро. Дверь отворилась, и в лунном свете блеснул клинок. Петрониус попытался увернуться, но нож попал ему в грудь между рукой и ребром. Острая боль пронзила тело. В свете ночных звезд он успел заметить шрам на щеке. Реальный мир казался далеким и уходил все дальше.
Петрониус услышал голоса двух человек.
— Он мертв? Кто-то ощупывал его руками, щипал за одежду.
— Мертв, никаких признаков жизни.
— Прекрасно, — пробормотал кто-то, в то время как Петрониус уходил в никуда. — Никто не должен знать обо мне больше, чем я сам. Пусть отправляется к червям. И почему он был таким любопытным? Пример других должен был предостеречь его.
Последние слова проникли в сознание подмастерья, и он погрузился в безграничную тьму, унося с собой имена убийцы и его хозяина.
XXIII
— Сеньор Кайе! Михаэль, что с вами?
Кайе пронзила боль, он открыл глаза и увидел над собой лицо патера Берле. Рука сразу нащупала в кармане перочинный нож.
— Проклятие! — раздался из-за письменного стола ворчливый голос Антонио де Небрихи. — Почему мы должны прерываться именно сейчас?
— Черт возьми, патер! — простонал Кайе. — От вашей манеры рассказывать истории мне становится жутко. Еще несколько мгновений в том времени, и я стал бы жертвой убийцы. Что из сказанного вами правда, а что — чистой воды вымысел?
После того как Берле помог реставратору подняться, он снова сел на стул, и все же его голос дрожал.
— Почти все. Я просто не успел закончить. Вы сползли с кресла и ударились головой.
Кайе с удивлением смотрел на патера, контраст между черной одеждой и белым лицом которого казался неестественным.
Антонио де Небриха тоже вернулся в настоящее. Он встал из-за стола и попытался размять ноги.
— Все это есть в вашей рукописи?
— Вы не верите мне, сеньоры? Впрочем, я не обижаюсь.
— Поймите, — поспешил возразить Кайе, — все звучит как-то фантастически.
Антонио де Небриха сел напротив патера, тогда как Кайе ходил по комнате взад и вперед, чтобы стимулировать кровообращение. Он потирал виски пальцами, желая прогнать головную боль, и ощупывал свою шишку.
— Думаю, то, что мы узнали о картине, продвинуло нас вперед, — констатировал Небриха. — Ваш рассказ меняет перспективу. Даже не могу описать вам, какие чувства вызвала во мне эта история. Будто в вековом хаосе наконец воцарился порядок. — Антонио поднял вверх обе руки, словно собирался совершить молитву. — Теперь наша очередь. Я хочу попытаться, опираясь на вашу историю, свести воедино то, что уже выстраивалось в моей голове.
Патер Берле провел рукой по лицу. Казалось, он тоже страшно устал.
— То, что я рассказал вам о картине, — лишь фрагменты.
Патер Берле откинулся на стуле и закрыл глаза. Кайе принес стул для себя, и мужчины образовали круг. Реставратор оперся руками на спинку стула.
— Я лучше постою.
В комнате было душно и слишком тепло. Кайе расстегнул две верхние пуговицы рубашки и провел рукой по небритому подбородку. Исподволь он наблюдал за священником. На лице патера все отчетливее проступала неуверенность. Он нервно ломал пальцы, взгляд рассеянно бродил по комнате.
Антонио де Небриха ни на что не обращал внимания. Срывающимся голосом он начал свое повествование.
— В наше время мы верим, что жизнь идет по прямой линии. Она начинается рождением и оканчивается смертью, как доказывает нам время. Потом нить идет прямо в будущее.
Небриха замолчал, откашлялся, будто хотел, чтобы сказанное звучало убедительнее. Патер Берле смущенно смотрел в пол, не переставая теребить пальцы.
— Это слишком упрощенная картина нашего существования и, возможно, неверная.
Кайе попытался что-то возразить, но Небриха взмахом руки остановил его:
— Я бы хотел привести несколько примеров, чтобы показать, что в природе все происходит не так, как мы себе представляем. Наша жизнь состоит из повторяющихся циклов, даже если мы не хотим в это верить. Дневной цикл, цикл времен года, цикл, за время которого Солнце проходит по своей орбите вокруг центра Млечного Пути. И даже в космосе некий огромный цикл определяет нашу жизнь, пока материя универсума не остановит экспансию, не повернет и не сведет воедино все млечные пути, солнца и планеты когда-нибудь в будущем.
— Что же неверно в идее прямой линии? — с издевкой спросил патер Берле.
Голос его дрожал, будто он боролся с волнением. В дискуссию вступил Кайе. Ему стало ясно, куда клонит Небриха.
— Церковь и ее представители. Мужчины знают только одно движение вперед от рождения до конца в раю. Никаких циклов, никаких кризисов, и бесконечное течение времени. Такое представление заключено в идее прямолинейности.
Антонио де Небриха заметил капли пота на лице священника и кивнул Кайе, чтобы тот включил вентилятор.
— Женщины, патер Берле, думают иначе. Они ближе к идее возвращения по причине женских циклов, смены плодовитости бесплодием. Их тело тесно связано с лунным циклом. Поэтому большинство идей о прямолинейности уходят корнями в патриархат и поддерживаются патриархальными структурами.
Кайе опустился на стул. Перед глазами встали Зита и Грит Вандерверф, эти два образа странным образом привлекали его. Патер Берле смотрел на пол, сцепив пальцы.
Небриха уверенно продолжил:
— Идея прямолинейности — западная, современная, но не единственная, описывающая ход времени. У людей позднего Средневековья господствовала мысль о циклической природе времени. Все повторяется в новом круговороте, и где-то между этими циклами находится настоящее.
Антонио де Небриха не обращал внимания ни на патера Берле, ни на Кайе, которые с трудом следили за ходом его мыслей. Лицо патера становилось все бледнее, он постоянно вытирал пот с лица.
Взгляд Кайе обратился к репродукции «Сада наслаждений», и неожиданно он обнаружил повсюду на картине круговороты.
— Вы, конечно, уже обратили внимание, патер Берле, что в картине много таких циклов: круговорот птиц, прогулка верхом вокруг пруда, начало картины с сотворения мира до падения в ад. Я считаю их уже несколько лет — шары, круги, наполняющие прежде всего среднюю часть. А теперь сделаем вывод. Во многих культурах, с которыми наверняка был знаком Босх, циклический ход времени разделен и подтвержден ритуалами. Возьмем только один пример: античность. В античном мире господствовала мысль о возвращении одного и того же, вечного. Приверженцами этой идеи были прежде всего стоики. Для них не существовало ничего, чего не было бы раньше. Поэтому не существовало никакого начала жизненного цикла. Каждый век повторяется до мельчайших деталей, так что людям предстоит вновь и вновь проживать свою жизнь. Эта мысль захватывает дух, даже если ее нет в нашем триптихе.
Патер Берле продолжал тереть пальцами лоб и смахивать капли с верхней губы. Полуденная жара постепенно проникала через окна подвала, лишь вентилятор помогал поддерживать более или менее сносные условия. Кайе, незаметно наблюдавший за Берле, предполагал, что причиной такого потоотделения была не жара. Священника мучил ход мыслей Небрихи. В голове Кайе все нити истории сплелись в один клубок. Разве не эти мысли были представлены в объяснениях Якоба ван Алмагина к картине Босха, разве сам Босх не говорил о том же?
— И к какому заключению по поводу картины мы придем, Антонио? — спросил Кайе хрипло — от жары у него пересохло горло.
— Что она содержит послание, связанное с невероятно длительным циклом, Михаэль.
— Потому что адамиты провозглашали новое учение вечного повторения и возвращения, сеньор Небриха?
— Верно, патер. В нем не было места Богу, и потому такое произведение являлось подозрительным для католической церкви.
Антонио де Небриха вскочил. Он был в своей стихии.
