Атака седьмого авианосца - Альбано Питер (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Вольно! Продолжать, — сказал Аллен, и вахта вернулась к своим занятиям.
Количество ярко надраенных переключателей, тумблеров, рычажков и рукояток ошеломило Брента. Если ГКП был мозгом «Блэкфина», то здесь билось его сердце. Он увидел пульты управления энергетической установкой, подачей топлива, ряды вольтметров, омметров, тахометров, рычагов, кранов, колес на кривошипах и почувствовал, что голова у него идет кругом. По сравнению с атомными ракетоносцами типа «Лафайетт», на которых он проходил мореходную практику, это был другой мир.
Полковник Бернштейн испытывал, казалось, еще большую растерянность, разглядывая два больших колеса с рукоятками, установленных под рядами лампочек и манометров.
— Это пост погружения и всплытия, — пришел ему на помощь Аллен. — Офицер, отвечающий за эти операции, стоит там, где сейчас находитесь вы. Два этих штурвала управляют носовыми и кормовыми горизонтальными рулями. При погружении носовые рули преодолевают то, что мы называем «положительной плавучестью», и лодка уходит под воду. — Он взялся за лакированную деревянную ручку на штурвале. — Оператор по приборам следит за глубиной погружения и рулями удерживает лодку на нужной глубине.
— Как в самолете, — заметил Бернштейн.
— Вот именно: тот же принцип. — Аллен взялся за второй штурвал. — А рулевой-горизонтальщик на кормовых рулях следит за креном: его задача держать ровный киль. — Он показал на ряды лампочек. — А это индикаторы поступления забортной воды, видите — красные и зеленые. В наше время эта система называлась «рождественская елка», — добавил он с улыбкой.
— Она и сейчас так называется, — сказал Уильямс и по знаку адмирала повел гостей дальше.
Миновав склоненных над приборами матросов, они оказались перед гальюном, подобно которому Брент еще не видел. Задняя стена этой стальной каморки повторяла изгиб корпуса и была буквально усеяна россыпью кранов и вентилей. Заметив, как Бернштейн в недоумении широко раскрыл глаза, негр улыбнулся:
— Да, у нас так. Повернете не то колесико — и дерьмо зальет и верхнюю переборку, и палубу, и все вокруг ярдов на десять.
— Позвольте, а зачем здесь огнетушитель? — воскликнул Бернштейн, разглядывая висевший на переборке у гальюна красный цилиндр с обычным воронкоообразным наконечником и черными буквами «Двуокись углерода» на боку.
— Видите ли, полковник, наш кок иногда готовит мексиканские блюда, а от них кое у кого, сами понимаете… — очень серьезно принялся объяснять Уильямс.
Общий смех не дал ему договорить, Бернштейн, покраснев, растерянно оглянулся по сторонам и наконец тоже рассмеялся, хотя Брент не был уверен, что он оценил и понял смысл шутки.
Шагнув через высокий комингс водонепроницаемой переборки, они оказались в коридоре, стены которого поблескивали нержавеющей сталью, а по обе стороны тянулись ряды задернутых портьерами дверей. На официальном языке этот осек назывался «жилым помещением офицерского состава».
— Я не вижу аккумуляторных батарей, — не унимался любознательный Бернштейн.
— Вы проходите над ними, — объяснил Уильямс. — Носовые батареи как раз в этом месте под палубой.
— Если память мне не изменяет, сто двадцать шесть элементов на носу и столько же в кормовых батареях? — уточнил Аллен.
— У вас отличная память, сэр, — кивнул Уильямс. — Шесть рядов по двадцати одному элементу в каждом. Ширина — двадцать один дюйм, длина — пятнадцать, высота — сорок пять. Каждый весит тысячу шестьсот пятьдесят фунтов.
— Однако! — присвистнул Бернштейн.
— Да, полковник, — сказал Аллен. — Лодка — вещь увесистая.
Уильямс, подойдя к двери, отдернул портьеру, и они вошли в кают-компанию — небольшое, футов десять на двенадцать, помещение с привинченным посередине столом, окруженным — ради экономии места — не стульями, а скамейками и встроенным в стальную стену над раковиной умывальника маленьким холодильником. Задернутый портьерой выход вел на камбуз. Над умывальником висели два шкафа, и на маленьком письменном столике лежало несколько экземпляров «Спорте Иллюстрейтед». На верхней переборке, как всегда расчерченной на сектора проводами, кабелями, трубами, висели динамик, бездействующий вентилятор и две лампы.
Вытянувшись, их появления ожидали два офицера. Первый, среднего роста старший лейтенант лет тридцати, шагнул вперед. Его отливающие серебром белокурые волосы напомнили Бренту морской песок под утренним солнцем, сине-зеленые глаза смотрели умно и приветливо.
— Старший механик Брукс Данлэп, — представился он и ответил на рукопожатие адмирала.
Дошла очередь до Брента, и он, пожимая крепкую загрубелую ладонь механика, увидел, что рукав его робы вымазан маслом. Когда Данлэп улыбался, от углов рта и глаз по лицу, в которое навсегда, казалось, въелись копоть и сажа, разбегались длинные светлые морщинки, и становилось видно, что он старше, чем выглядит. Он весь пропах дизельным топливом, металлом и растворителем, и ногти у него были черные. Брент почему-то сразу почувствовал к нему доверие: весь вид этого человека говорил о том, что он настоящий мастер своего дела, привязанный к машинам и механизмам сильнее, чем к людям.
Второму офицеру — длинному и гибкому, как хлыст, лейтенанту — было на вид чуть за двадцать. Сразу бросался в глаза длинный крючковатый нос, казавшийся еще больше на узком лице со впалыми щеками и острым подбородком. Пожимая ему руку — сильную, хоть и состоящую словно из одних костей, — Брент взглянул в его темно-карие живые глаза.
— Лейтенант Чарли Каденбах, — произнес он высоким и тонким голосом. — Штурман.
По знаку адмирала все разместились за столом.
— Скажите, джентльмены, — сказал он, окинув взглядом старожилов лодки, — есть ли у вас какое-либо представление о «Блэкфине»?
За всех троих ответил старший помощник:
— Мы все прошли курс переподготовки на «Файфере».
— «Файфер» — того же класса? «Гато»?
— Так точно. Прошли полный курс — и живучесть, и вооружение, и все прочее знаем назубок.
— И в море выходили?
— А как же! Все, кто сейчас на борту, участвовали в ходовых испытаниях.
— Отлично, — с явным облегчением произнес адмирал.
— Для нас большая честь, сэр, служить вместе с вами, — сказал Данлэп. — Мы наслышаны о подвигах «Йонаги», который сражается за всех нас.
Аллен в знак благодарности учтиво наклонил голову.
— И про вас наслышаны, мистер Росс, — продолжал механик. — Знаем, что вас называют «янки-самурай».
— Он и в футбол играет — залюбуешься, — чуть сощурясь, сказал Уильямс.
Бренту почудилась тень насмешки в этих словах.
— Играл, было дело. Многих защитников проутюжил: на заду, наверно, и сейчас еще видны отметины от моих бутсов, — сказал он, бросив взгляд прямо на чернокожего лейтенанта.
Тот выпрямился так резко, словно его кольнули в шею.
Аллен не дал ссоре разгореться:
— Сколько у вас людей?
Уильямс медленно, словно нехотя, перевел глаза с Брента на адмирала:
— Тридцать два, сэр.
— Ну и мы привезли сюда команду из тридцати одного опытного подводника. Правда, на лодках этого класса никто из них не плавал. Нужно еще человек десять — пятнадцать. И нас, офицеров, всего пятеро. — Он побарабанил по столу. — Еще бы четверых, самое малое.
— Завтра прибудут десять добровольцев, отобранных для службы у нас. Среди них — трое офицеров.
— Всего трое?
— Да, сэр, к сожалению, всего трое.
— Что ж, делать нечего. Но хоть опытные, по крайней мере?
— Не знаю, сэр. ЦРУ сообщило мне только цифры.
Аллен взглянул на старшего механика:
— Ну, а в каком состоянии машинное отделение?
— Мы, господин адмирал, четырежды проводили швартовные испытания. Машины — в полном порядке. — Данлэп для пущей выразительности сложил большой и указательный пальцы колечком. — Энергию нам пока подают с берега, вспомогательные механизмы — в рабочем режиме. Люди у меня отличные, но не хватает рук для обслуживания трех силовых установок.
— Да-да, — нетерпеливо перебил адмирал. — Мы вам доставили двенадцать машинистов. — Он обернулся к Уильямсу. — Через недельку хотелось бы провести ходовые испытания.
