Могила на взморье (ЛП) - Берг Эрик (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Харри опустился на колени, Майк отвернулся, Маргрете застыла, в ужасе и одновременно завороженно уставившись на тело, Жаклин закрыла глаза, а Пьер провел руками по лицу. Я приблизилась к скелету.
Молодой рабочий сказал:
— Черт возьми.
Время, проведенное с Юлианом, было самым счастливым в моей жизни. Наше совместное время, песни, которые он играл, в то время как моя голова лежала на его плече. Книги, которые я читала ему вслух, когда его голова лежала на моих ногах. Наши обнаженные, прижимающиеся друг к другу тела. Любовь, с которой он смотрел на меня. Часы, проведенные вместе на пляже. Купание в море.
Французская писательница Франсуаза Саган сказала однажды: «Редко когда знаешь, что есть счастье, но, в большинстве случаев, знаешь, что было счастьем». Как же она права.
Мы собрались на кухне у Маргрете. Было уже за полночь, лампа над столом тускло освещала наши головы и руки. Никто ничего не говорил, а я все время повторяла про себя имя единственного отсутствующего друга — Юлиан, будто он был чем-то будущим, целью, стремлением. При этом он был завершенным прошлым.
Странно, но я до сих пор не могла представить, что он на самом деле был мертв, хотя в этом не было никаких сомнений. Голубую колледжную куртку из прочного нейлона я сама подарила ему в восемьдесят девятого году на Рождество. Это была моя первая покупка с Запада, выписанная по каталогу. Голубой цвет идеально подходил к его глазам, он часто носил ее, как выяснилось, и в день своей смерти тоже.
Я пыталась заплакать, но мне не удалось, как это часто бывало. Даже после выкидыша я не проронила ни слезинки так же, как и в тот день, когда застукала Карлоса с другой женщиной и вскоре после этого бросила его. Плакать — для меня это было высшее проявление и признание несчастья, и я не хотела давать слабину. Или, наверное, нужно сказать: та женщина, которой я была когда-то, никогда не хотела показывать эту слабину. Но теперь я не смущаюсь показывать отчаяние. Однако прежняя Лея не исчезла окончательно. Некоторые ее навыки продолжали проявляться во мне, а навыки это самые сложные противники. За прошедшие годы я разучилась плакать. Поэтому отчаяние комом стояло у меня в горле.
Слабо освещенное помещение усиливало печаль, впрочем, как и весь дом, в котором годами царило горе. Дом, где вяло текущая болезнь пожилой женщины заживо хоронила ее дочь, где пахло мазями и перевязочным материалом, мочой и рвотой. Никто не был виноват в этом, меньше всего бедная, старая Эдит, но это не делало ситуацию лучше. Больше всего мне хотелось встать и пойти спать, однако полиция попросила нас не расходиться и ответить на несколько вопросов.
Я по очереди смотрела на каждого. Пьер задумчиво царапал крошащийся край стола, Жаклин нервно играла с клипсами, Майк, скрестив руки на груди, смотрел в потолок, а Харри непрерывно теребил нижнюю губу и выглядел при этом слегка по-идиотски. Именно Маргрете выражала свою печаль отчетливее всех нас, наклонившись над столом и прижимая кулаки к глазам. Однако когда она через какое-то время опустила руки, стало заметно, что у нее ясные, не покрасневшие глаза.
Она встала и поставила на стол различные стаканы для сока и воды, а к ним три бутылки «Кьянти» с закручивающейся крышкой. Майк сразу же присвоил одну бутылку себе.
— Пьер? — спросила Маргрете. — Тебе тоже?
— Нет, я пью только когда мне хорошо.
— В таком случае некоторые бы уже умерли от жажды,— ответила Маргрете и разлила всем по кругу, больше не задавая вопросов.
Я не решилась попросить у нее чай, может быть, потому, что мне показалось пошлым просить какой-то напиток, в то время как недалеко от нас полиция раскопала и увезла останки Юлиана. Больше от рассеянности, чем от жажды, я пила красное вино из стакана для воды. Каждый небольшой глоток подавлял всхлип, имя когда-то давно любимого человека.
— Может, это и к лучшему,— сказала Маргрете в воцарившейся тишине.
— Что? — спросил Майк. У него был мрачный голос, подходящий под настроение и поздний час. — Что в этом хорошего?
— Ну, для старого Моргенрота теперь закончилась неизвестность. Кроме того... такая ужасная вещь, как сегодня, делает все остальное неважным, не так ли? Думаю, ты и Харри, должны, наконец, помириться.
Харри бросил на сестру мрачный взгляд. Майк, напротив, неожиданно позитивно отреагировал на предложение Маргрете.
— Ты права. Мы достаточно долго воевали, да, Харри? Именно сегодня, в память о Юлиане и нашей компании, мы должны заключить перемирие.
Прежде чем Харри успел что-либо сказать, у Жаклин вырвалось:
— Мне срочно нужна таблетка.
Ее глаза беспокойно поблескивали как у маленьких млекопитающих в конце пищевой цепи.
— Пьер, немедленно!
— В последнее время тебе нужно слишком много таблеток.
— Не ломайся, Пьер,— вмешался Майк, тем самым признаваясь, что уже давно знал о зависимости Жаклин.
— Ну ладно, давай быстро сходим ко мне,— неохотно сказал Пьер Маргрете и уходя, бросил мне извиняющийся взгляд.
Состояние Жаклин отошло для меня на второй план из-за возникшей где-то внутри смеси из тошноты, грусти по поводу смерти Юлиана и замешательстве от того, как мы вели себя в связи с этим за столом. Я не могла сказать точно, что мне мешало, но мне точно что-то мешало.
Маргрете, кряхтя, поднялась.
— Посмотрю, как там мама,— сказала она и оставила меня наедине с Харри и Майком.
После некоторого, очень неприятного для меня молчания, Майк сказал:
— Тебе, наверное, тяжелее всего, Лея.
Не успел он произнести эти слова, как у меня откуда-то из груди к горлу подступил горячий, обжигающий поток. Зажав рот рукой, я побежала в туалет, где из меня выплеснулась эта противная жидкость. Несколько минут я продолжала стоять на коленях, склонившись над унитазом.
Когда все прошло, и последняя капля вылилась из моего желудка, я поняла, что только что сидела за одним столом с убийцей.
Эта мысль постепенно приобретала четкие контуры. Если Юлиан был убит тридцать первого августа девяностого года и закопан именно во «дворце»... Почему вообще закопан? Только для того, чтобы все считали его пропавшим без вести... Кому это было выгодно? Почти не могло быть иначе... что... кто-то из его друзей...
Я встала, умылась и посмотрела на себя в зеркало.
Были ли мы вообще друзьями? Тысячу лет назад, перед расставаниями, обидами, изменениями, перед ударом судьбы? Мы были детьми, а в детском возрасте дружба часто бывает произвольной, не долгой. Переходишь в другой класс, переезжаешь в соседний город и на этом все. Когда мы уже не были детьми, с ноября восемьдесят девятого года, мы упивались возможностями, которые подносило нам на блюдечке будущее. В таком угаре каждый дружил с каждым, банкир и кассир, бизнес-леди и уборщица, убийца и его будущая жертва. На протяжении четверти века я хранила воспоминания о нашей дружбе, с годами они даже превратились в миф, а мифы, как известно, это часто повторяющаяся ложь, которую охотно слушают и передают дальше. То, что мы еще испытывали друг к другу, не имело ничего общего с дружбой.
Кому я еще могла доверять?
В дверь ванной комнаты постучал Пьер.
— Лея? С тобой все в порядке?
Я открыла.
— Да. Мне стало плохо от вина.
Вернувшись вместе с ним на кухню, я заметила две вещи: На столе перед Харри лежал порванный на мелкие кусочки чек, а в темном углу стоял полный человек с красным лицом.
— Меня зовут Мирослав Амманн,— представился он. — Главный комиссар.
Комиссар полиции Амманн объяснил нам на кухне у Маргрете, что, по всей видимости, покойным действительно являлся Юлиан. В его зимней куртке они нашли заржавевший брелок для ключей с его именем.
— Мы должны дождаться результатов судмедэкспертизы, — сообщил он, — но уже сейчас можно предположить, что молодой человек был убит тяжелым, тупым предметом. По всей видимости, у него раздроблена передняя, лобовая часть лица.
— О, боже, — прошептала я.
Не знаю почему, но после того, что я узнала, вся эта история стала для меня еще хуже. То, что Юлиан в момент смерти смотрел в глаза своего убийцы... какой ужас! А убийцей был кто-то, кого я еще пару часов назад считала своим другом или подругой.
