Манхэттенский охотничий клуб - Соул Джон (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

Глава 29

– Ну чего ты молчишь? – повторила Джинкс.

Амбал продолжая смотреть сверху вниз, по-прежнему не произнося ни слова. Девочка заставила себя выдержать тяжелый взгляд. С подобными типами она привыкла общаться, но этот был какой-то особенный. Трудно сказать, сколько ему лет – может быть, двадцать, а вполне вероятно, и сорок или даже сорок пять. Джинкс увидела его на станции «Семьдесят вторая улица» – он стоял в дальнем конце, прислонившись к стене, – и сразу поняла, что это «пастух», хотя амбал старательно делал вид, что просто околачивается на платформе. Нет, если бы он не был «пастухом», то сидел бы развалясь на скамейке или просто на полу, вцепившись в коричневый пакет, который обязательно бы стоял между ног. Ни один известный Джинкс алкаш никогда не позволит, чтобы бутылка стояла на полу, хотя бы и в пакете. Нож, конечно, тоже был при нем. Джинкс заметила его сразу. Он был зажат в правой руке, лишь частично прикрытой потрепанной хлопчатобумажной жилеткой, надетой поверх грязной фланелевой рубахи с разорванными рукавами. Определив в нем «пастуха», она направилась прямо к нему и спросила, не видел ли он двух парней, за которыми идет охота.

«Пастух» тупо уставился на нее, словно не понимая вопроса. Только подойдя вплотную, Джинкс осознала, какой он огромный. Амбал возвышался на целых две головы, периодически напрягая обтянутые татуированной кожей массивные бицепсы. Она знала, что он это делает, чтобы произвести на нее впечатление. Ладно, хрен с ним, пусть выпендривается. Джинкс беспризорничала уже достаточно давно, чтобы ее могли удивить большие мускулы при мизерных мозгах.

– Ответь, я же спросила, – произнесла она, не отводя глаз.

«Пастух» раскрыл рот, но не издал ни звука, только обнажил подгнившие зубы. Тусклые глазки были подернуты пеленой, что свидетельствовало о приеме какого-то наркотика. Причем не очень давно. Неужели Лестер или Эдди возобновили промысел? Если так, то Тилли определенно устроит им взбучку. Джинкс насторожилась, потому что знала: одуревший от наркотика мужчина опаснее просто пьяного.

Амбал окинул ее тело оценивающим взглядом, затем осмотрел пустынную платформу. Джинкс понимала, что если он действительно под кайфом, то ожидать следует чего угодно. Например, амбал может попытаться изнасиловать ее прямо здесь, на платформе. Она напряглась, готовая в любой момент отпрыгнуть, и тем не менее рискнула еще раз:

– Послушай... меня послали выяснить: пытались они выйти здесь или нет. Так что мне им ответить? Что ты надрался до чертиков и ничего не видишь?

«Пастух» напрягся, и Джинкс подумала, что, наверное, пересолила. Но в следующее мгновение риск оказался оправданным.

– Одну самокрутку, – проворчал амбал. – Выкурил всего одну поганую самокрутку. – Правой рукой он попытался прикрыть на внутренней стороне левого предплечья покрытые струпьями следы уколов.

– Так что? – спросила Джинкс. – Ты их видел или кет?

– Откуда ты взялась? – пробурчал «пастух», но уже без агрессии, а скорее с нытьем.

– У тебя своя работа – у меня своя. Так как обстоят дела? – Джинкс заглянула в глаза амбалу. К ней снова вернулась уверенность.

– Я их не видел, – ответил он, устремив взгляд в туннель, как будто ждал, что кто-то появится из темноты. Джинкс собралась уходить, когда он неожиданно добавил: – Но я слышал, что вчера они хотели выйти к реке.

Нытье в голосе стало более отчетливым, и Джинкс поняла, что он ее опасается. Подозревает, на кого она работает, и боится расправы хозяев. Они ведь с наркоманами не церемонятся и тут же пустят его в расход. Ведь как получится: хотел подзаработать на несколько доз, а вместо этого самому придется скрываться в туннелях. Теперь амбал уже не казался Джинкс таким огромным, как несколько минут назад. Его твердый взгляд стал нервозным, лоб вспотел.

– Вчерашнее меня не интересует, – сказала она, хватаясь за тоненькую ниточку. – Важно, где они сейчас.

Тут амбал окончательно скис.

– Да не знаю я... говорю тебе, ничего не знаю... – Он поспешно искал в памяти, что бы такое сказать, чтобы она отвязалась, и наконец нашел: – Слышал, сегодня утром нашли сумасшедшего Харри.

Она не знала никакого сумасшедшего Харри, но от вопросов воздержалась, рассудив, что достаточно промолчать и амбал продолжит рассказ. Так оно и получилось.

– Нашли в каморке, где обретается Самогон со своими. Ночью его кто-то пришил. – Амбал понизил голос. – Говорят, железнодорожным костылем. – Он удивленно покачал головой. – Непонятно, кто это мог сделать, ведь Харри был чокнутый и никому не причинял вреда. Зачем надо было его мочить?

Джинкс едва слушала.

Железнодорожный костыль. У парня, который был с Джеффом Конверсом, – его, кажется, звали Джаггер – был именно такой костыль.

– А где он жил? – спросила она.

– Кто? – не понял амбал.

– Сумасшедший Харри! Ты сказал, в какой-то каморке. Где это?

Амбал пожал плечами.

– Откуда мне знать? Где-то внизу, как и все чокнутые.

– Как мне туда добраться? – спросила Джинкс.

Глаза амбала вспыхнули.

– Я думал, ты хочешь знать насчет парней, за которыми идут охотники.

Он потянулся за ее рукой, но Джинкс ловко увернулась, показала кукиш и рванула к лестнице, оставив оторопевшего амбала на платформе. Он даже не успел сдвинуться с места. Выйдя на улицу, Джинкс направилась искать Кувалду.

Она знала его почти так же хорошо, как и Тилли. Он – единственный, кто может сказать, где живет Самогон.

Кувалде было где-то под семьдесят. По крайней мере так он полагал, хотя и без всякой уверенности. Впрочем, ему было все равно. Разумеется, у него были имя и фамилия – Чарлз Прайс, – но он так давно ими не пользовался, что если бы кто-то обратился к нему по имени, то он скорее всего даже не отозвался бы. Кувалда родился и вырос в Западной Виргинии. Несколько лет проработал на угольных шахтах, потом решил, что пришло время посмотреть, существует ли другая жизнь, где не обязательно дышать пылью.

Беда состояла в том, что он рано запил. Переходил с одной работы на другую, но отовсюду его изгоняли за пьянство. Так продолжалось долго, пока не наступил день, когда никакой работы вообще не оказалось, и Кувалда очутился на улице. Не так уж это оказалось и плохо, поскольку бесплатные ночлежки и приюты были не намного хуже комнат, которые он снимал. Однажды в одной ночлежке для бездомных его, спящего, попытались ограбить. Поскольку это случилось уже в третий раз, Кувалда решил уйти под землю.

Сначала он оборудовал себе лежбище на одной из рабочих платформ над путями прямо под вокзалом Гранд-Сентрал. Умывался в общественных туалетах и попрошайничал в огромном зале ожидания. Но вскоре транспортные копы достали совсем, и пришлось перебраться в другое место. Однажды ему повезло: он нашел поистине фантастическое жилище – маленькую заброшенную станцию метро или что-то в этом роде. Кувалда наткнулся на нее ночью, будучи пьяным в стельку. Вообще-то на станцию метро помещение не походило. Ему показалось, что стены там были обшиты деревянными панелями. Он решил, что это ему мерещится спьяну, однако, проснувшись, обнаружил, что так оно и есть, Стены там действительно были обшиты панелями, в углу стоял большой рояль, а с потолка свисала хрустальная люстра. Надо было попридержать язык, тогда бы он, возможно, и по сей день жил в этом раю. Но Кувалда растрепал слишком многим и однажды вечером, попытавшись войти, обнаружил дверь запертой. Говорили, что теперь в этом помещении что-то вроде музея.

В конце концов Кувалда нашел себе пристанище в заброшенном железнодорожном туннеле. Вначале в небольшой нише, а затем отыскал рабочий бункер и переселился туда. Положил на пол потрепанный ковер, на той же свалке добыл кое-какую мебель, даже развесил на стенах картинки. Очагом служила железная бочка, поставленная под вентиляционной решеткой рядом с бункером. Так что у него был дневной свет и вентиляция. В общем, совсем неплохо. Впоследствии у Кувалды обнаружились недюжинные кулинарные способности, и к нему повалили гости. Иногда с продуктами, иногда без. В последнем случае он делился последним, что имел. Теперь вокруг бочки всегда стояло семь стульев, а люди постоянно приходили и уходили. Потом он как-то незаметно для себя бросил пить и теперь уже давно не брал в рот ни капли.