Банда Тэккера - Уолферт Айра (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Этот последний маневр был рассчитан на то, чтобы ослабить профсоюз Тэккера, а его самого принудить заключить с ними сделку. Шоферы, всегда ищущие машины получше, потому что хорошие машины дают хорошую выручку, стали переходить на работу к этим фиктивным фирмам. Но для этого они должны были выйти из союза. Новые фирмы платили не меньше, чем требовал союз, но союзов не признавали, говорили, что тред-юнионизм не соответствует американскому духу и что они будут принимать на работу шоферов, не считаясь с тем, состоят они в союзе или нет.
Уилок так часто представлял себе все, что должно произойти, что даже удивился, когда события и в самом деле сложились точно так, как он предполагал. Он понимал, что Тэккер разбит. С такими людьми, какими он окружен, нечего и думать бороться против крупного капитала. Теперь весь вопрос в том, чтобы сдаться на самых выгодных условиях. Уилок знал, что конкурирующие компании отнюдь не стремились развалить союз или даже выкинуть из него Тэккера. Такой человек, как Тэккер, был им нужен в союзе, чтобы держать рабочих в узде. Это будет крупным козырем в руках Тэккера для предстоящих переговоров. Но чтобы еще больше упрочить свои позиции, Уилок настоял на организации ряда забастовок.
Забастовки нужны были Уилоку только затем, чтобы досадить большим компаниям, принудить их быстрее пойти на уступки и принять условия, на которых Тэккер соглашался водворить порядок. Словом, забастовки намечались дутые. Но очень многие шоферы не знали этого. Они думали, что борются за свой кусок хлеба. Те, кто бастовал, думали, что борются за профсоюзы. А те, кто отказывался бастовать и продолжал работу, думали, что борются против союза, от которого не видели для себя ничего, кроме вреда. Шоферы устанавливали пикеты, патрулировали по городу, разбивали машины и ожесточенно дрались между собой.
Они казались очень далекими Уилоку, но не Тэккеру. Для Уилока шоферы были так же далеки, как маленькие люди его родного города были далеки для магнатов-лесопромышленников. Уилок вообще о них не думал. Он хлопотал о том, чтобы все фирмы — покрышек, горючего, запасных частей, — агентом которых состоял Тэккер, поддержали своего представителя, когда придет время договариваться об условиях мира.
Но Тэккер был старше и опытнее. Сознание, что люди это не люди, а только противники, не было для него столь новым и ошеломляющим, как для Уилока. Оно стало сложнее и тоньше. Теперь оно уже никак не мешало ему жить. Поэтому он мог хладнокровно думать о забастовщиках. Они начинали выходить из повиновения. Настоящие профсоюзные работники, агитаторы извне, вливались в движение, на бурных заседаниях принимали на себя руководство и начинали вести борьбу уже всерьез. Приостановить это можно было, либо усилив беспорядки так, чтобы вмешались власти, либо разрешив конфликт между шоферами и хозяевами. Но размах, который приняли беспорядки, уже сейчас грозил вмешательством властей. А между тем ни Тэккер, ни лица, возглавлявшие фиктивные общества, не могли позволить себе роскошь предстать перед судом. Обе стороны поэтому поспешили вступить в переговоры. И та и другая одинаково боялись, как бы профсоюз Тэккера не попал в руки красных.
Входя в зал заседания, Уилок твердо рассчитывал на успех. Крупные компании, агентом которых был Тэккер, обещали поддержать его. Это было, пожалуй, главным оружием Уилока. Другая сторона имела деньги и сравнительно чистые руки. Теперь сторона Тэккера тоже будет иметь деньги и чистые руки. Уилок заготовил еще несколько мин. За обещание прекратить забастовки можно было требовать уступок. Кроме того, противник ведь не скрывал, что хочет оставить Тэккера во главе союза и выкинуть оттуда красных. За это опять-таки можно было отвоевать кое-что.
Однако Уилок сам взорвался на собственных минах. Он думал, что связанные с Тэккером крупные компании будут вести честную игру. Ничуть не бывало. Воспользовавшись тем, что Тэккер без их поддержки был бессилен и мог только скандалить, они перешли к неприятелю и установили свои порядки, которым Тэккеру пришлось подчиниться. Если бы он вздумал скандалить, они вышвырнули бы его. Только на этих условиях Тэккеру разрешалось работать на них.
Компании действовали хитро, и на первый взгляд порядки эти не казались такими невыгодными для Тэккера. Но уже спустя несколько недель после заключения сделки Тэккер понял, куда это его заведет. Всем распоряжались крупные компании. Каких бы прибылей он ни добился, все достанется им.
— Форменный пирог с начинкой, — сказал он Уилоку, — и начинка — это я.
— Мы имели бы больше шансов на успех, если бы вступили в борьбу с чистыми руками, вместо того чтобы прибегать к чистым рукам на стороне, — заметил Уилок. — Мы бы затаскали их по судам. Я с самого начала говорил вам, что в агентство надо посадить специалистов по автомобильному делу.
Тэккер сам не раз об этом думал. Он всегда мечтал иметь большое легальное дело, не без жульничества, конечно, но жульничества дозволенного. Одно время ему казалось, что его таксомоторы — это как раз такое дело. Но в критическую минуту собственные подручные связали Тэккера по рукам и по ногам. Люди эти не были настоящими дельцами. Они не знали, как с выгодой производить товары, как с выгодой торговать, им не сошли бы с рук те махинации, без которых нельзя создать ни одно крупное дело. Им бы этого не разрешили. Кроме того, они не могли прикрываться законом, как им прикрываются настоящие дельцы. Но откуда было такому человеку, как Тэккер, взять других людей?
— Дело не в моих людях, а во мне, — сказал Тэккер Уилоку.
— Будь вы одни, не к чему было бы придраться.
— Вы рассуждаете неверно, — возразил Тэккер. — Я слишком недавно ворочаю делами. А чтобы проделывать такие штуки, как эти ловкачи из автомобильных компаний проделали с нами, нужно, чтобы прошло много времени, с тех пор как ты стал тузом. Если прошло много времени, тогда уже никто не спрашивает, с чего ты начал и на что пускался, чтобы стать тузом. Вот моя философия.
— Философия чисто американская, — заметил Уилок. — В этом — вся философия англосаксонских лавочников.
— Тогда уже никто не станет спрашивать, что ты делал когда-то, — повторил Тэккер. — Разве только те, кого ты убрал с дороги, а если ты убрал их с дороги окончательно, то они стали голытьбой и в счет не идут.
Уилок подумал о родном городе и опустошенных лесах вокруг. Если смотреть с холма вниз, то видно, как ряды пней простираются до самого горизонта, точно могильные камни, а окружающая их молодая поросль придает всей местности сходство с заброшенным кладбищем. Крупные лесопромышленники приезжали и уезжали, и единственное место, где они, по-видимому, обосновывались прочно, была светская хроника или американский справочник «Все про всех». Их любили, ими восхищались, им завидовали все, кроме тех, кого они бросали на произвол судьбы в умерщвленных городах. Эти люди их ненавидели, но что значила ненависть таких людей? Это же была голытьба. И они были одиночками. Бизнес изломал их и разъединил. Они не объединялись, чтобы бороться с бизнесом. Они отдавались чувству одиночества и только боролись друг с другом.
Уилок очнулся от задумчивости.
— Буду с вами откровенен, хотя, может быть, вам это и не придется по вкусу, — обратился он к Тэккеру. — Вы ничего не добьетесь, пока не будете иметь положения в обществе.
Тэккер покраснел.
— Вы только что сами сказали, что в этом отношении ко мне лично не придерешься, — пробовал возразить он. — Я смотрю так: если человек имеет монополию где-нибудь на задворках, то каждый норовит очернить его. Одним словом, с ним никто не считается. И обо мне слухи ходят только потому, что со мной никто не считается.
— Как раз об этом-то я и говорю, — ответил Уилок. — С точки зрения всякой вши, с вшивым маленьким дельцем и несколькими вшивыми долларами в банке, монополия есть гангстеризм, и если вы хотите вполне безнаказанно, у всех на виду и совершенно открыто быть гангстером, вам надо иметь положение в обществе. Надо быть и настоящим тузом и иметь положение в обществе.
