Эскимо с Хоккайдо - Адамсон Айзек (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Мрачноватая у вас нынче аура!
— Извините, — прошептала Сэцуко.
Одна из служащих отеля в этот момент прошла мимо, чересчур близко к нам. Я перехватил ее взгляд, и она, потупившись, поспешила прочь исполнять то вымышленное поручение, которое придумала, чтобы получше нас рассмотреть. Хотелось мне предупредить девушку — мол, рановато она превращается в любопытную старуху, — но ведь и любопытные старухи с чего-то начинали.
— Спокойнее, — посоветовал я. — Вы — не первая девушка, удравшая от меня в ресторане.
— Не надо обращаться со мной как с ребенком, — сказала Сэцуко. Без гнева, без вызова. Таким же тоном она могла бы сказать: «Вероятность осадков на сегодня — сорок процентов», или: «Осака — промышленный центр Японии».
— Хорошо, — сказал я. — Но тогда не сидите на полу, как ребенок.
Она убрала с лица прядь волос. Секунду прядь подержалась на новом месте, а потом снова упала на глаза.
— Вы уезжаете насовсем?
— Нет. Временно выписываюсь.
— Не шутите со мной. Пожалуйста.
Она впервые отвела глаза, даже повернула голову, посмотрела в окно, на улицу. Стряхнула невидимую соринку с юбки.
— Пока вы не уехали, — продолжала она, — я должна кое-что сделать. Мы должны кое-что сделать.
У меня засосало под ложечкой.
— Мы должны пойти в одно место. Вместе. Пожалуйста, поймите. Это даст мне… завершенность.
Она произнесла японизированную версию английского слова. Какой-то урод привез новое слово из-за моря и заразил им весь город, вплоть до скромных офисных служащих. Не успеешь оглянуться, все начнут толковать о моральном компасе, эмоциональном осмыслении и черт знает о чем.
— Завершенность? — повторил я.
Она кивнула.
Множество остроумных реплик защелкало у меня в голове, но чего стоил этот шум против печальной одинокой женщины, оплакивавшей своего деда. Глядя на Сэцуко, я пытался представить себе, как она жила со стариком, какую связь он оборвал, оставив внучку. Представить не удалось, но зато я сообразил, что Сэцуко так и не спросила меня о подробностях смерти старика. Это я первым о них заговорил, упомянув Ёси и загадочное «Общество Феникса». Наверное, этим я ее и расстроил. Девушка пыталась вообразить некий трансцендентный момент, когда свет осиял ее деда и его дух спокойно перешел из этого мира в следующий, перетек из одного сосуда в другой, или чему там учит ее вера, а я пустился рассказывать о заретушированной татуировке и о том, как старик задыхался и не мог сам набрать телефонный номер.
— Ладно, — сказал я, — значит, завершенность.
Она поднялась и неуверенно улыбнулась, а потом схватила меня за руку и потащила через холл, прочь из гостиницы. Навстречу завершенности.
Я попросил швейцара подогнать Ольгин «фольксваген», но Сэцуко предпочла взять такси, поскольку мы ехали в такое место, где парковка не предусмотрена. Что это за место, она сказать не хотела. Таксисту тоже не объяснила, давала инструкции по одной — здесь налево, на светофоре направо, теперь вперед. В паузах она молча смотрела в окно.
— Почему вы уезжаете? — спросила она в какой-то момент.
— Я не уезжаю, — повторил я. — Перебираюсь в другую гостиницу. Слишком много людей знали мой адрес.
— Людей вроде меня?
— Нет, других. Долго рассказывать.
— Вы очень уклончивый тип человека, да?
Я только плечами пожал. Наверное, в какой-то момент она себя уверила, что каждый из нас — какой-то тип человека. Что ни сделай, останешься типом. Спасаешь китов, выбросившихся на побережье острова Яку, делаешь искусственное дыхание прямо в дыхало — значит, ты из тех типов, которые спасают китов.
— Поймите, пожалуйста, — сказала она. — Я хочу вас поблагодарить. Вы помогли мне вступить в контакт с дедом.
— Это как?
Девушка лукаво улыбнулась и погрозила пальчиком. Ее улыбки нервировали меня. Такое впечатление, что в ней сидит несколько человек. То она стесняется, то закатывает истерику в ресторане. Половину реплик начинает с извинений, но при этом ей хватает наглости навязать себя совершенно незнакомому человеку, да к тому же иностранцу. Одевается как все нормальные женщины в этом городе, но верит в ясновидение и блуждающих духов. Интересно, какова ее концепция завершенности.
Я покосился на эту фигуру, казавшуюся пухлой в тесном свитере и нелепой юбке. С виду она способна на расчет и манипулирование людьми не более, чем растение в кадке. Если она затеяла игру, то мне эта игра незнакома. А значит, я, по всей вероятности, проиграю.
Такси все время сворачивало, пролагая себе путь среди одинаковых улочек и переулков. То ли мы уехали за много миль, то ли кружили на одном пятачке. Изредка солнце выглядывало из-за домов, будто в прятки играло. Все время пыталось нас догнать.
Таксист пощелкал радио и нашел моего старого друга, утешительного диджея. Все не так страшно, как кажется, говорил ребятишкам диджей. Если бы Ёси это осознал, он бы и сейчас был с нами, писал прекрасные песни и рубился бы по-прежнему.
Позвонил какой-то подросток: он, мол, слыхал, будто Ёси никогда не плакал, вообще никогда. Если бы Ёси был жив и слышал, как все ревут из-за его смерти, он бы снова умер — очень уж это противно.
Ну, дипломатично заговорил диджей, он бы, наверное, понял. Я уверен, Ёси тоже плакал иногда. Может быть, ему следовало плакать чаще. Может быть, он не стал бы причинять такого зла самому себе, если б мог себя чуточку отпустить. Откровенно поговорить о своих чувствах.
На этот парень ответил: будь Ёси плаксой, ему бы и песен писать не понадобилось. Я прямо слышал, как диджей негромко стучит карандашом по столу, подыскивая ответ.
20
— Остановитесь здесь, — сказала она.
Местность, куда мы добрались в итоге, остро нуждалась в застройке. Битое стекло на тротуаре драгоценными камнями сверкало в тусклых солнечных лучах. Бумажные и пластиковые пакеты, подгоняемые ветром, бесцельно летели вдоль мостовой, тормозя о телефонный столб или ржавую ограду. Вылитый восточный Кливленд — то есть самый поганый пригород Токио, какой я только видел. Надеюсь, не это место ее дед любил больше всего на свете.
Как только автоматические двери машины отворились, девушка выскользнула наружу, не поблагодарив шофера. Я потянулся за бумажником.
— Дама уже заплатила, — отмахнулся водитель. Пожав плечами, я убрал бумажник.
Я прошел ярдов пять, и тут сообразил.
Это был тот же самый водитель. Тот самый таксист, который отвез нас в парк, когда я только познакомился с Сэцуко Нисимура. Меня обдало холодом. Единственный звук, который я слышал, исходил от жалкой фигуры на краю дороги, от поденного рабочего, который, судя по его виду, много дней не находил работы. Он громко и весьма фальшиво орал военный марш, но с припевом не справился. Прислонился к телефонному столбу и закашлялся, задыхаясь, но все еще стараясь петь. Верный своему делу человек.
Не успел я спросить, что мы тут делаем, как Сэцу-ко указала на другую сторону улицы.
Розовая вывеска над окном гласила: «Лав-отель „Челси“». Рядом красовалось видавшее виды объявление: платить авансом, только наличные, проституция запрещена, вызываем полицию, и под всем этим — улыбчивая физиономия. Я заглушил почти все голоса в голове, пересек улицу и вслед за Сэцуко вошел в тесный вестибюль лав-отеля «Челси».
В холле имелся киоск-автомат, умирающий баобаб и монитор, на котором светились номера всех незанятых комнат — то есть, как выяснилось, всех комнат лав-отеля. В отличие от знакомых мне лав-отелей, здесь не предлагались картинки с экзотической и фантастической обстановкой номеров — только список.
— Зарегистрируйте нас, — распорядилась девушка.
— Сэцуко…
— Комната 100. Оплатите два часа. Не бойтесь, это не то, что вы подумали. Я должна кое-что сделать. Мы должны кое-что сделать.
— Завершенности ради?
