Возрождение - Кинг Стивен (бесплатные полные книги TXT) 📗
Он оказался единственным клиентом. Полки были завалены оборудованием куда экзотичнее того, что лежало на витрине. Кое-что он узнал: счетчики, осциллографы, вольтметры и стабилизаторы, реостаты, выпрямители, усилители мощности. Другие приборы были ему незнакомы. На полу переплетались электрические шнуры, и повсюду тянулись провода.
Владелец появился из двери, обрамленной рождественской гирляндой. («Наверное, когда я вошел, звякнул колокольчик, но я точно его не слышал», – сказал Хью.) Мой «пятый персонаж» был одет в потертые джинсы и простую белую рубашку, застегнутую до воротничка. Его губы зашевелились – видимо, он здоровался и спрашивал, чем может помочь. Хью махнул ему рукой, покачал головой и прошел вдоль полок. Затем взял с одной электрогитару «Стратокастер» и провел по струнам, гадая, настроена ли она.
Джейкобс наблюдал за Хью с интересом, но без заметного беспокойства, хотя немытые космы музыканта свисали до плеч, да и одежда была не чище. Минут через пять Хью уже собирался двинуться обратно в клоповник, служивший ему пристанищем, но тут в глазах у него потемнело. Он пошатнулся, махнул рукой и опрокинул разобранную стереоколонку. Он довольно быстро пришел в себя, хотя в последние дни мало ел, а мир потерял краски и стал серым, а потом и черным, еще до того, как Хью растянулся на деревянном полу. В точности моя история. Только другой антураж.
Он очнулся в офисе Джейкобса с холодным компрессом на лбу. Хью извинился и сказал, что оплатит все, что сломал. Джейкобс отстранился и с удивлением на него посмотрел. В последние недели Хью часто наблюдал подобную реакцию.
– Извините, если я говорю слишком громко, – сказал Хью. – Я сам себя не слышу. Я глухой.
Джейкобс достал блокнот из верхнего ящика стола, заваленного всякой всячиной (я отлично представлял его стол с обрывками проволоки, аккумуляторами и прочим). Он что-то написал и показал мне: «Недавно? Я видел тебя с гитарой».
– Недавно, – согласился Хью. – У меня синдром Меньера. Я музыкант. – Потом подумал и рассмеялся… беззвучно, как ему казалось, но Джейкобс улыбнулся в ответ. – Во всяком случае, был им.
Джейкобс перевернул страницу блокнота, что-то быстро написал и показал Хью: «Если это Меньер, возможно, я сумею тебе помочь».
– Судя по всему, сумел, – заметил я.
Обеденный перерыв закончился, и девушки вернулись в дом. Работы у меня было выше крыши, но я не собирался уходить, так и не узнав, чем закончилась история Хью.
– Мы долго сидели в его офисе. Разговор тянется медленно, если одному из собеседников приходится писать то, что он хочет сказать. Я спросил, чем, по его мнению, он мог бы мне помочь. Он написал, что в последнее время экспериментировал с чрескожной электростимуляцией нервов, сокращенно ЧЭСН. По его словам, идея использования электричества для стимулирования поврежденных нервов была высказана тысячи лет назад одним рим…
У меня в голове распахнулась покрытая паутиной времени дверь в глубины памяти.
– …одним древним римлянином по имени Скрибоний. Он заметил, что, когда человек с больной ногой наступал на электрического угря, боль иногда уходила. А насчет того, что «в последнее время», Хью, это все туфта. Твой преподобный занимался ЧЭСН задолго до того, как ее официально открыли.
Он уставился на меня, изумленно приподняв брови.
– Продолжай, – попросил я.
– Хорошо, но мы вернемся к этому, ладно?
Я кивнул:
– Мы договорились поменяться баш на баш. Пока скажу только, что в моей истории тоже был обморок.
– Что ж… Я сказал ему, что болезнь Меньера – загадка, и врачи не знают ее природы. То ли она связана с нервами, то ли причина в вирусе, вызывающем хроническое накопление жидкости в среднем ухе, или это что-то бактериальное, а может, все дело в наследственности. Он написал, что все болезни имеют электрическую природу. Я ответил, что это безумие. Он только улыбнулся, открыл новую страницу и писал довольно долго. А потом показал мне. Я не могу процитировать точно – прошло уже много времени, – но никогда не забуду первое предложение: «Электричество – основа всей жизни».
Так мог написать только Джейкобс. Эти строчки выдавали его лучше отпечатков пальцев.
– Остальное было примерно так. «Взять хотя бы сердце. Оно работает на микровольтах. Этот ток вырабатывает калий, выполняющий роль электролита. Тело преобразует калий в ионы – электрически заряженные частицы, – которые использует для регулирования не только сердца, но и мозга и всего остального».
– Последние слова были написаны заглавными буквами. И обведены. Когда я вернул ему блокнот, он что-то быстро в нем начертил и показал на мои глаза, уши, грудь, живот и ноги. А потом продемонстрировал рисунок. Это была молния.
Кто бы сомневался.
– Давай ближе к делу, Хью.
– Ну…
Хью сказал, что должен поразмыслить. Чего он не сказал (но наверняка подумал), так это того, что Джейкобс был для него незнакомцем. И вполне мог оказаться одним из психов, которых хватает в любом большом городе. Джейкобс написал, что понимает колебания Хью, да и сам испытывает сомнения.
– Я подвергаюсь большому риску, просто делая тебе это предложение. Ведь я знаю тебя не больше, чем ты меня.
– Это опасно? – поинтересовался Хью голосом, который уже утрачивал все интонации.
Преподобный снова пожал плечами и написал: «Не стану кривить душой: есть определенный риск в воздействии электричеством непосредственно на уши. Но речь идет о НИЗКОМ НАПРЯЖЕНИИ. Полагаю, в самом худшем случае ты просто обмочишься».
– Это безумие, – сказал Хью. – Сам факт, что мы это обсуждаем, уже ненормален.
Преподобный снова пожал плечами, но на этот раз писать ничего не стал. И только молча смотрел.
Хью сидел в офисе, сжимая в руке компресс (еще влажный, но уже теплый), и серьезно раздумывал над предложением Джейкобса. Несмотря на столь краткое знакомство, значительная часть его сознания считала вполне нормальным отнестись к сделанному предложению весьма серьезно. Он был музыкантом, потерявшим слух и выброшенным из группы, одним из основателей которой являлся. И теперь эта группа стояла на пороге национального успеха. Конечно, имелись примеры музыкантов и по крайней мере одного великого композитора – Бетховена, – которые жили с глухотой, но потерей слуха проблемы Хью не ограничивались. Помимо приступов головокружения и дрожи, он периодически страдал потерей зрения. Плюс тошнота, рвота, понос и лихорадочный пульс. Но хуже всего был почти непрерывный звон в ушах. Хью всегда считал, что глухота означала тишину. Но это было не так, по крайней мере в его случае. У Хью Йейтса в голове постоянно ревела сирена охранной сигнализации.
Имелось и еще одно соображение. Мысль, которую он гнал от себя, но которая возвращалась. Он остался в Детройте, чтобы набраться решимости. На «Восьмой миле» имелось много ломбардов, и во всех продавались стволы. Было ли предложение этого парня хуже револьвера 38-го калибра, купленного через третьи руки? Револьвера, который так легко сунуть себе в рот?
И он произнес громким механическим голосом:
– Какого хрена! Я согласен.
Рассказывая остальное, Хью смотрел на горы и поглаживал рукой правое ухо. Мне кажется, он этого не замечал.
– Он повесил табличку на дверь «Закрыто», запер ее и опустил жалюзи. Потом усадил меня на деревянный стул у кассового аппарата и поставил на прилавок металлический ящик размером с бокс для инструментов. Внутри были два металлических кольца, обернутых чем-то вроде золотой сетки. Размером с большие серьги, которые Джорджия надевает, когда куда-то собирается. Знаешь, о чем я?
– Конечно.
– К каждому кольцу была прикреплена резиновая штуковина, из которой шел провод. Эти провода соединялись с блоком управления размером не больше дверного звонка. Он открыл дно ящика и показал мне нечто похожее на мизинчиковую батарейку. Я расслабился. Это не может причинить большого вреда, подумал я. Однако когда он надел резиновые перчатки – знаешь, типа тех, в которых моют посуду, – и взял кольца щипцами, я снова занервничал.
