Атака седьмого авианосца - Альбано Питер (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Ей-Богу, за хвостовой турелью и то удобней, — в сердцах сказал он адмиралу, когда «Дуглас» футов на пятьсот провалился в воздушную яму.
Тот улыбнулся:
— У вас с президентом Трумэном схожие вкусы: он тоже выбрал бомбардировщик своим личным самолетом. Назывался «Индепенденс»: я однажды летал на нем.
— Теперь понятно, отчего у Гарри был такой несносный характер, — сказал Брент.
Аллен рассмеялся.
Покуда четыре громоздких двигателя «Пратт — Уитни» несли содрогающийся от вибрации самолет через океан, Брент мог без помехи поразмышлять. Никто не считает его виноватым в гибели старшины Куросу — никто, кроме него самого… Хотя он бросился к нему на выручку, попытался спасти его, сделал что мог — застрелил двоих террористов… Какой странный договор заключили они с Йоси Мацухарой, который так тревожился за него, — постараться не погибнуть. Смех, если вдуматься. Но у него, Брента, шансов остаться в живых побольше, чем у летчика-истребителя… А адмирал Аллен пребывает в превосходном настроении… Еще бы: добился своего — все-таки убрал его с «Йонаги», подальше от Фудзиты, который, как он считает, вредно влияет на Брента… А Фудзита, между прочим, всерьез опасался, что «Красная Армия» во что бы то ни стало попытается свести с ним счеты.
Адмирал Фудзита… Загадочная личность, Фудзияма воли, человек, над которым не властно время, кладезь познаний, ходячая энциклопедия, доверенный собеседник королей и президентов, лично знававший тех, кто определил облик XX века: обоих Рузвельтов — и Тэдди, и Франклина, Делано — Вудро Вильсона и Джона Першинга, Ллойд-Джорджа, Дугласа Хейга, Черчилля, Гитлера и еще многих-многих других лидеров со всех концов света. Фудзита… Стратег и тактик, вместе с Исоруку Ямамото создавший морскую авиацию Японии, вместе с Камето Куросимой и Минору Гендой разработавший план нападения на Перл-Харбор. Прошло столько лет, и вот Фудзита, неколебимый как гранитный утес, перегородил путь арабскому терроризму.
Англичане создали целую библиотеку, посвященную Уинстону Черчиллю, который со своим «бульдожьим» упорством почти в одиночку вывел свой народ из бездны поражения на вершину триумфа. Фудзита — человек того же калибра. Из немощных формирований ослабленной Японии, которая даже в случае нападения отказывалась давать отпор врагу, он сумел сколотить кулак, нанесший страшный удар арабам. С каким поразительным мастерством он управлял своим кораблем! Можно было подумать, что исполинский авианосец — часть его существа, покорная его разуму и воле. Он, будто хищная птица, наносил разящий удар только в том случае, если преимущество было на его стороне, и тотчас исчезал, растворялся, как призрак, оставляя врага исходить кровью и бессильным бешенством. Его подчиненные не просто выполняли приказы адмирала и не просто покорялись его воле — они становились ее одушевленными сгустками.
И какие странные у него глаза… Черные, пронизывающие, живущие своей жизнью, излучающие сверхчеловеческую энергию и властность, противостоять которым не в силах никто… Брент с первой минуты почувствовал, что адмирал относится к нему как-то по-особенному. Да, он знал и уважал его отца, но дело было не только в Теде Россе: Фудзита был покорен тем, как он сражается, тем, как неукоснительно исполняет все предписания кодекса бусидо, постепенно проникаясь самим духом самурайства… Ну, и конечно, — остротой его зрения, твердостью его руки, меткостью стрельбы. «Не человек, а радар», — часто говорил про него адмирал. Он, несомненно, стал близок ему: Фудзита испытывал к нему отцовские чувства, если им вообще находилось место в его душе. Йоси Мацухара сказал ему однажды: «Знаешь, у него был сын… Он погиб в Хиросиме. Сильный, умный, красивый парень… Если бы ты был японцем, вас с ним принимали бы за близнецов».
Может быть, он и вправду напоминал Фудзите сына? Может быть, старый адмирал понимал, что Брент, чтобы сохранить разум, срочно нуждается в перемене обстановки? Налицо были грозные и несомненные признаки того, что он на грани нервного срыва. Неужели Фудзита считал, что «Блэкфин» и Нью-Йорк менее опасны, чем «Йонага» и Токио, и отослал Брента, спасая ему жизнь? Вряд ли. Авианосец был такой же неотъемлемой частью адмирала, как печень, легкие или кровеносные сосуды, и после императора стоял на первом месте. Потом уже с огромным отрывом шло все остальное — он сам, его команда, его семья, Брент Росс.
Человек на войне дешев, жизнь его подобна мелкой медной монетке, а командир, который думает иначе, не имеет права командовать. Сколько уже было принесено в жертву ярких, даровитых, отважных людей — и не поодиночке, а целыми полками и экипажами?! И никто не знает, где тебя подстережет смерть — на войне нет безопасных мест. Служба на лодке далеко не санаторий, а задача, поставленная перед «Блэкфином», связана с огромным риском. Тем не менее оба адмирала решили, что перемена обстановки пойдет ему на пользу.
Он заерзал в жестком кресле, пытаясь устроиться поудобней, взглянул с высоты двадцати четырех тысяч футов вниз, на бесконечное пространство Тихого океана. Пухлые комья низких облаков, похожих на куски раскатанного и забытого беспечным пекарем теста, отражаясь в воде, казались более плоскими и темными, а в отдалении слипались в единое, серовато-белое полотно, тянувшееся до самого горизонта. Раскаленный добела шар стоящего в зените солнца висел в посверкивающей ослепительной пустоте, резавшей глаза своим блеском, от которого края облаков были словно покрыты декабрьским инеем. Красиво. Не удивительно, что Йоси Мацухара и другие пилоты так любят летать и даже умереть мечтают в небе, «поближе к богам».
Мысли его по странной ассоциации перескочили на Дэйл, — впрочем, он думал о ней постоянно. Они должны увидеться в Нью-Йорке — у него есть ее адрес и телефон. Знакомое волнение охватило его. Он снова беспокойно задвигался в кресле. Будет ли продолжение у романа, начавшегося так бурно и стремительно? Йоси, как всегда, ухватил самую суть, когда сказал: «Время на войне сжимается».
С тех пор как китайцы вывели на орбиту свою систему, в мире шла непрекращающаяся война, унесшая тысячи жизней, и постоянная близость смерти обостряла все ощущения и придавала каждой прожитой минуте особый вес и ценность. Церемонии, ритуалы, условности полетели за борт как ненужный хлам, и следом за ними понятия «флирт», «ухаживание», «поклонник» стали безнадежными анахронизмами, роскошью, годной только для неспешного течения мирного времени. Брент понял и испытал это с другими женщинами уже давно — четыре года назад, как только началась война с терроризмом. Да возможно ли вообще на войне то, что понимают под словом «любовь»? Мужчины и женщины вожделеют друг к другу, хотят друг друга и берут друг у друга все, что возможно, не заботясь о морали, не теряя времени на условности, не обременяя себя взаимными обязательствами. Так ли будет у него с Дэйл? Конечно, близость смерти подстегивала и подхлестывала его тягу к ней, но было что-то и помимо этой тяги или, по крайней мере, должно было быть. Он усмехнулся, вспомнив, как два года назад, после изнурительной ночи любви, капитан израильской разведслужбы Сара Арансон заметила почти с благоговением, но не без яда: «Брент, в тебе нет ничего, кроме двухсот двадцати фунтов кипящей спермы, ты вырос большой, а ума не нажил». Может быть, так оно и есть и будет всегда… В смятении и растерянности он снова заерзал в кресле, глядя на проплывающие внизу воды Тихого океана.
После заправки в Лос-Анджелесе лететь стало повеселей. Самолет пересекал континент из конца в конец, и Брент не уставал разглядывать раскинувшуюся на все стороны света гигантскую страну. Подробнейшая рельефная карта Соединенных Штатов постепенно разворачивалась перед его глазами, как свиток пергамента, только ни на какой карте не увидеть такого разнообразия приглушенных цветов, такой игры света и тени. За скалистыми горами, подобными исполинским грудям с заснеженными сосками вершин, потянулся Средний Запад, где малые и большие города в идеальном порядке выстраивались в безупречно правильные геометрические фигуры, столь милые сердцу картографов. По серым и черным лентам автомагистралей катились, посверкивая на солнце, редкие машины, разбегались паутинной сетью узкие колеи железной дороги, осколками разбитого зеркала блестели озера, и лоснились извилистые полосы рек, темные леса со всех сторон врезались зелеными клиньями в темно-коричневые неправильные прямоугольники распаханных полей, неподалеку от которых всегда находились домики ферм и, обведенные безупречно ровным — точно какой-то великан вычертил их циркулем — кругом свежей зелени, стояли дождевальные машины. Когда же самолет приблизился к восточному побережью, на горизонте заклубился туман, в разрывах которого то исчезали, то с особенной отчетливостью появлялись куски ландшафта. Мало кому удается увидеть всего за несколько часов полета огромную страну во всем ее великолепии, ощутить ее бескрайние просторы и не плениться ею, как прекрасной женщиной. Это была его страна, а он был ее частью. Быть может, в этом ощущении и заключается патриотизм? Моторы «Дугласа» заревели на другой ноте, и Брент отвлекся от своих размышлений.
