Малыш 44 - Смит Том Роб (лучшие книги .txt) 📗
Камера была маленькой и самой обычной, лишенной всяческих хитроумных изобретений, которыми так славилась Лубянка. Льва встретили голые бетонные стены и пол. Подозреваемый сидел, и руки его были скованы наручниками за спиной. Он был молод, на вид не старше шестнадцати или семнадцати лет, с мускулистой фигурой взрослого и каким-то детским лицом. Взгляд его беспрестанно перебегал с места на место, блуждая по камере без видимой цели и смысла. Похоже, он ничуть не боялся и сохранял спокойствие, очевидно не понимая, где он и что с ним происходит. На теле и лице его отсутствовали признаки физического насилия. Разумеется, существовали способы воздействия, не оставлявшие следов, но чутье подсказывало Льву, что мальчишку не били. Нестеров показал на подозреваемого.
— Это — Варлам Бабинич.
Услышав собственное имя, парень поднял голову и уставился на Нестерова с таким видом, с каким собака смотрит на хозяина. Генерал продолжал:
— Мы нашли в его вещах прядь волос Ларисы. Одно время он даже преследовал ее — болтался вокруг ее дома, зазывал погулять с ним на улице. Мать Ларисы вспомнила, что часто видела парня. По ее словам, дочь жаловалась на его назойливость. Он все старался потрогать ее волосы.
Нестеров повернулся к подозреваемому и сказал, медленно и тщательно выговаривая слова:
— Варлам, расскажи нам о том, что произошло, расскажи, как к тебе попала прядь ее волос.
— Я порезал ее. Это моя вина.
— Расскажи этому офицеру, как ты убил ее.
— Мне нравились ее волосы. Я хотел заполучить их. У меня есть желтая книга, желтая рубашка, желтая консервная банка и немножко желтых волос. Вот почему я порезал ее. Простите меня. Я не должен был этого делать. Когда я смогу забрать себе одеяло?
— Об этом мы поговорим чуть позже.
Лев перебил его:
— Что за одеяло?
— Два дня назад он похитил ребенка. Младенец был завернут в желтое одеяло. Он помешался на желтом цвете. К счастью, малыш не пострадал. Однако же у парня отсутствуют понятия правильного и неправильного. Он делает то, что ему нравится, не отдавая себе отчета в последствиях.
Нестеров подошел к подозреваемому вплотную.
— Когда я нашел волосы Ларисы в твоей книге, ты решил, что попал в большую беду. Почему? Повтори этому человеку то, что ты рассказал мне.
— Я никогда ей не нравился. Она все время прогоняла меня, но я хотел заполучить ее волосы. Очень хотел. А когда я отрезал ее волосы, она ничего не сказала.
Нестеров обернулся ко Льву, предлагая ему принять участие в допросе.
— У вас есть вопросы?
Интересно, что от него требуется? Лев ненадолго задумался, а потом спросил:
— Зачем ты напихал ей в рот земли?
Варлам ответил не сразу. Похоже, он растерялся.
— Да, у нее во рту что-то было. Теперь я вспомнил. Не бейте меня.
Нестеров сказал:
— Никто не собирается тебя бить. Отвечай на вопрос.
— Не знаю. Я все быстро забываю. Да, во рту у нее была земля.
Лев продолжал:
— Расскажи, что было дальше. После того как ты убил ее.
— Я порезал ее.
— Ты порезал ее саму или отрезал ей волосы?
— Простите меня, я порезал ее.
— Слушай меня внимательно. Ты порезал ее тело или отрезал ей волосы?
— Я нашел ее и порезал. Мне надо было сказать кому-нибудь об этом, но я испугался. Я не хотел попасть в беду.
И Варлам заплакал.
— Я попал в большую беду. Простите меня. Мне очень хотелось заполучить ее волосы.
Нестеров шагнул вперед.
— Ладно, на сегодня хватит.
Услышав эти успокаивающие слова, Варлам перестал плакать. Он тут же успокоился. Глядя на его лицо, невозможно было поверить, что этот мальчик с телом мужчины способен совершить убийство.
Лев и Нестеров вышли наружу. Нестеров закрыл за ними дверь камеры:
— У нас есть доказательства того, что он был на месте преступления. Следы на снегу полностью соответствуют отпечаткам его сапог. Вы уже поняли, что он из интерната? В общем-то, он недоразвит.
Теперь Лев вполне понимал, отчего Нестеров так храбро взялся за это убийство. У милиции уже был подозреваемый, страдающий умственной неполноценностью. Варлам не принадлежал советскому обществу, коммунизму, политике — его поведение можно было объяснить. Его поступки никак не отражались на партии, никак не влияли на истину о преступниках и преступлениях, потому что подозреваемый на самом деле не был советским человеком. Он был аномалией. Нестеров добавил:
— Но не следует думать, будто он не способен на насилие. Он признался в том, что убил девушку. У него был мотив, иррациональный, согласен, но все же мотив. Он хотел того, что не мог заполучить: ее соломенно-желтые волосы. Он и прежде совершал преступления, когда не мог получить то, что хотел: воровал и похищал детей. А теперь он пошел на убийство. Для него убийство Ларисы ничем не отличалось от похищения ребенка. Его моральные принципы совершенно не развиты. Это печально. Его следовало изолировать от общества много лет назад. Но пусть теперь этим занимается следователь.
Лев понял все. Расследование закончено. Этот молодой человек должен умереть.
Спальня была пуста. Лев упал на колени и заглянул под кровать. Чемоданчик Раисы отсутствовал. Он встал, выскочил из комнаты, сбежал вниз по лестнице и ворвался на кухню ресторана. Базаров толстыми ломтями нарезал неопрятного вида мясо.
— Где моя жена?
— Заплатите за бутылку, и я вам отвечу.
Он показал на пустую бутылку из-под дешевой водки, которую Лев прикончил рано утром, и добавил:
— Мне все равно, кто из вас ее выпил, вы или ваша жена.
— Прошу вас, скажите мне, где она?
— Заплатите за бутылку.
У Льва не было с собой денег. Он по-прежнему был в своей новой милицейской форме. Его штатская одежда осталась в раздевалке.
— Я заплачу вам позже. Столько, сколько скажете.
— Позже, конечно, позже. Позже вы заплатите мне миллион рублей.
Базаров продолжал нарезать мясо, давая понять, что на уговоры не поддастся.
Лев вновь взбежал наверх и принялся рыться в своем чемодане, вышвыривая из него вещи. За обложкой «Справочника пропагандиста» он нашел четыре двадцатипятирублевые банкноты, свою заначку на крайний случай. Он поднялся на ноги, сбежал по лестнице вниз, в ресторан, и сунул Базарову в руку одну купюру. Это было намного больше стоимости одной-единственной бутылки водки.
— Где она?
— Она ушла пару часов назад. С собой она взяла чемодан.
— Куда она направилась?
— Она ничего мне не сказала. А я ее не спрашивал.
— Как давно это было?
— Два или три часа назад…
Три часа — это значило, что она ушла не только из ресторана, а могла и уехать из города. Лев не знал и не мог знать, в какую сторону она направилась, если решила убраться отсюда.
Подобрев от неожиданно щедрой платы, Базаров по собственной воле решил поделиться с ним дополнительными сведениями.
— Вряд ли она успела на последний дневной поезд. Насколько я помню, других нет, и только сейчас должен прибыть еще один.
— В котором часу?
— В семь тридцать…
У Льва оставалось десять минут.
Стараясь не обращать внимания на усталость, он побежал. Отчаяние душило его. С трудом переводя дыхание, он вдруг понял, что совершенно не представляет, в какой стороне находится вокзал. Лев вновь побежал вперед, пытаясь на ходу сообразить, какой дорогой они ехали оттуда на машине. Форменные брюки промокли, забрызганные снежной кашей с тротуара, и дешевый материал становился вся тяжелее и тяжелее. Волдыри вновь начали кровоточить, ноги горели как в огне, и он чувствовал, как в сапогах хлюпает кровь. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом и болью.
Он свернул за угол и уперся в тупик — сплошной ряд деревянных домов. Он заблудился. И опоздал. Его жена уже уехала; он больше ничего не мог сделать. Согнувшись пополам, задыхаясь, Лев вдруг вспомнил эти деревянные развалюхи, запах человеческих испражнений. Он находился совсем рядом с вокзалом; в этом не было никаких сомнений. Вместо того чтобы вернуться обратно тем же путем, каким он пришел сюда, Лев побежал дальше и ворвался через задний ход в одну из халуп. Здесь прямо на полу сидели люди и ужинали. Сгрудившись вокруг дрянной печурки, они молча смотрели на него, напуганные как его внезапным появлением, так и милицейской формой. Не говоря ни слова, он перешагнул через детей и побежал дальше, выскочив на главную улицу — ту самую, по которой они ехали на машине. Вдали уже виднелся вокзал. Лев попытался бежать еще быстрее, но совершенно выбился из сил. Бурливший в крови адреналин больше не мог сопротивляться усталости. Он выложился весь, без остатка.
