Ассасины - Гиффорд Томас (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— А где сестра Элизабет? Весь день мечтал, как мы соберемся втроем за коктейлем.
Я помнил, что сказал о Санданато Элизабет. И теперь задавался вопросом: может, он не просто влюблен? Может, он по-настоящему любит ее?
— Уехала. — Улыбка его тотчас увяла. — Данн отвез ее в аэропорт Кеннеди. Наверное, уже летит в Рим.
— А-а. Да, конечно, полно дел, обязанностей. Тирания журнала.
— Это из-за нее я расстроился.
— Вот как? А мне казалось, вы такие друзья.
— Ну, после сегодняшнего уже вряд ли.
Он смотрел на меня с нескрываемым любопытством, мне же хотелось излить душу. И вот я рассказал Санданато все, что произошло между мной и Элизабет, о том, как она реагировала на мое намерение выяснить, почему была убита Вэл. Он слушал терпеливо и сочувственно. Когда я наконец иссяк и сидел молча, уставившись на огонь, он решил меня утешить. Приготовил два виски с содовой, один стакан протянул мне, а сам принялся расхаживать по комнате и вот остановился перед картиной отца.
— Женщины, — вздохнул он. — Они видят все по-иному, не так ли? Мы мстители, они целительницы. Так и должно быть. Сестра Элизабет хочет продолжать свое дело и увидела в смерти вашей сестры потенциальную угрозу этому делу. И не хочет вмешиваться. Другое дело мужчина. Он обязан что-то предпринять, если сестра его убита... Я итальянец, я понимаю ваши чувства, но... но...
— Что «но»?
— Здравый смысл на ее стороне. — Он выразительно пожал плечами. — Вы должны это понимать. Они могут вас убить. Это очевидно.
— Кто они?
— Не знаю. И думаю, что, может, лучше и не выяснять.
— Вы не правы. Я собираюсь выяснить.
— Вы очень похожи на свою сестру. Так и вижу ее, когда гляжу на вас, мой друг. Слышу ее, когда говорите вы. Подобно ей, вы вспыльчивы и бесстрашны. Опасная комбинация. Она напоминала мне динамитную шашку с горящим фитилем. Вы такой же.
— Но ведь и вы чувствуете то же самое.
— Да, возможно... Поймите, ваши эмоции вас убивают. Подумайте, они знают вас, но вы-то не знаете, кто они такие. В этом все дело.
— Но они мне нужней, чем я им.
— Ах, откуда вам знать? Вы же понятия не имеете, какие здесь на кону ставки!
Я отмел эти доводы. Логический подход меня не устраивал.
— А что вы думаете о версии Данна? Что убийцей был священник?
— Честно признаться, я всегда плохо понимал вас, американцев. Сплошные пушки, пистолеты, стрельба. Возможно, и был какой-то обезумевший священник. — Он умолк, словно исчерпав все доводы.
— Никакой он не обезумевший, — возразил я. — В Церкви что-то неладно. Там завелась паршивая овца, убиты трое. Церкви грозит опасность, и кто-то хочет решить эту проблему с помощью пистолета. — Я осмелился быть до конца откровенным. Элизабет говорила, что Санданато или свой человек в Ватикане, или же несостоявшийся монах. Я подозревал, что и то и другое. Она также назвала его «совестью» кардинала Д'Амбрицци. — Что происходит внутри Церкви? Вы должны знать. Папа умирает... и тут вдруг эти три убийства. Возможно, есть связь? Возможно, Церковь разрывают какие-то внутренние противоречия? Может, это гражданская война?...
— Церковь всегда разрывали противоречия.
Он курил «Голуаз», пальцы в желтых никотиновых пятнах, глаза сощурены. Тяжелая прядь черных волос упала на лоб, и он откинул ее ладонью. Сколько ему? Тридцать пять? Сорок? Сколько еще он продержится?... Он принадлежал к тому типу людей, что словно сжигают себя изнутри. По словам Элизабет, Вэл считала его фанатиком, маньяком. Что-то не очень похоже; наверное, Вэл хотела тем самым сказать, что расходилась с ним во взглядах. Интересно, что он думал о моей сестре? Едва успел этот вопрос оформиться в моей голове, как он заговорил.
— Ваша сестра... — начал он. — Никто не подвергал сомнениям искренность ее убеждений, но многие отказывали ей в мудрости. Вся эта публичность, ее выступления и книги... самой природой она была создана для того, чтоб теребить и рвать ткань Церкви. Она была одержима идеей реформации Церкви.
— И вы, я так понял, отказывали ей в мудрости?
— Я и ваша сестра... мы шли к Церкви разными путями. Я был очарован самой сутью Церкви, системами веры, Церковью в том виде, какая она есть и какой всегда была. А ваша сестра была прежде всего гуманисткой и уже потом — католичкой. Я понимал, что Церковь по природе своей общество закрытое. Она же считала, что Церковь можно и должно демократизировать. Меня заботила душа человека и способы ее спасения. Вэл же относилась к Церкви как к некоему благотворительному агентству, долг которого сделать жизнь всех своих детей на земле лучше...
— А вас интересовал каждый человек в отдельности?
Санданато не попался на этот крючок.
— Церковь многое может сделать, — с улыбкой ответил он. — Но главная ее забота — вечное спасение. В конечном счете это и составляет смысл и суть самого существования Церкви, не так ли? Это мирские власти должны заботиться о благосостоянии своих граждан. А вовсе не Церковь. И стоит ей задаться этими мирскими целями, как истинная роль ее тут же ослабнет. Пока что Церковь к этому еще не готова. Да и не ее это дело. А люди склонны забывать об этом, они озабочены своим благополучием. Хотят жить лучше, голосуют за это. Но к Церкви должно обращаться лишь с молитвой, а не с голосованием. Для голосования предназначены другие места.
— Стало быть, вы находились в оппозиции к моей сестре?
— Громко сказано, — ответил он. — Порой я и к своему шефу, кардиналу Д'Амбрицци, нахожусь в оппозиции. В Церкви вообще, знаете ли, часто не соглашаются и много спорят.
— Так вы не считаете, что Вэл убили за убеждения?
— Понятия не имею, за что убили вашу сестру, Локхарта и Хеффернана.
Я размышлял о том, что говорили мне Вэл, Санданато и Дрю Саммерхейс о работе Локхарта. Как могли все эти столь непохожие люди состоять в одной Церкви? На мой взгляд, у каждого из них Церковь была своя.
— И все равно я узнаю.
Я твердил эту фразу, точно заезженная пластинка. Возможно, я хотел понять, у кого из них Церковь была настоящей, а у кого... просто властвовала. Если удастся остановить этот калейдоскоп, возможно, я увижу ясную картину.
— Должен сказать, мой друг, я совершенно согласен с тем, что говорила вам сестра Элизабет. Подумайте дважды, прежде чем предпринять что-либо. Иначе влезете в такие дебри, что окончательно запутаетесь. — Он загасил сигарету в пепельнице. — Но если вы так настроились, почему бы не полететь в Рим вместе со мной? Поспрашивайте людей, поговорите с кардиналом Д'Амбрицци, вы ведь вроде бы знаете его еще с детства. Уверен, он очень обрадуется вам.
— Возможно, мои поиски и заведут меня в Рим, — ответил я. — Но только не сейчас. Не хочу, чтоб властные структуры Церкви велели мне заткнуться раз и навсегда.
— Жаль, — протянул он. — Тут я с вами согласен. Церковь очень ревностно охраняет свои тайны.
— Мне тоже жаль, но я обречен на это...
— Мы все вовлечены в поиски правды, все хотим знать, почему это случилось...
— Разница есть. Как в случае с ветчиной и яйцами. Поросенок обречен. Куры всего лишь вовлечены в процесс.
Он не сразу понял меня, слегка нахмурился, затем кивнул в знак того, что до него дошло, и на губах заиграла слабая улыбка.
Санданато не скрывал своих убеждений. Он не побоялся рассказать мне, в чем именно не согласен с Вэл. И я ценил его участие. Санданато, решил я, был типичным карьерным ватиканцем. Ему удавалось отделить свои взгляды на Церковь отличных с ней взаимоотношений, однако — и я был уверен в этом — стоит разразиться кризису, и он будет яростно поддерживать Церковь. А все остальное время он счастливо проводил в дебатах и упражнениях ума. Он умел соединить теорию с практикой, уравновесить их.
Даром, что ли, являлся «совестью» Д'Амбрицци. Мало того, он являлся также главой кардинальского совета. И я был готов побиться об заклад, поставить на кон даже собственный дом, что он сводил теорию с практикой лишь с одной целью — на благо Церкви, что бы он там под этим ни понимал. Впрочем, разговор с ним после ссоры с Элизабет меня успокоил. И прояснил расклад сил. Я понял его позицию. Однако намерения своего не изменил, и я вполне недвусмысленно дал это понять монсеньеру Санданато.
