Святая тайна - Бирнс Майкл (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Шарлотта не поняла ни слова из сказанного Конти, но заметила на лице Марко растущее беспокойство. Конти перевел взгляд на нее.
– Просто я думал, может, вам захочется компании… – сказал он, изображая из себя страдальца. – Приятного вечера, доктор Хеннеси.
С этими словами наемник сделал два шага назад, развернулся и зашагал через площадь.
– Простите, ради бога, – смущенно пробормотала Шарлотта.
Марко пару раз нервно сглотнул, чтобы обрести дар речи:
– Ваш друг?
– Мы едва знакомы, – быстро ответила она. – И спасибо вам, что не уступили. Иначе вечер для меня был бы безнадежно испорчен.
– Ну что ж. – Гид, приходя в себя, причесал пятерней свою гриву. – Пойдемте?
Пока Марко официально представлялся группе и вкратце рассказывал о маршруте экскурсии, Шарлотта оглядела площадь в поисках Конти и, не обнаружив его, вздохнула с облегчением. Кто же он на самом деле? Какое отношение этот жуткий человек может иметь к Ватикану?
Шарлотте потребовалось не менее часа, чтобы забыть о неприятной встрече на пьяцце Навона. Но, слушая непринужденное повествование Марко, она мало-помалу окуналась в невероятную историю Рима. Он увлек группу в удивительное путешествие по знаменитому римскому Пантеону, строительство которого было завершено в 125 году н. э. императором Адрианом. Там Шарлотта залюбовалась необъятным сводом купола, конструкция которого, казалось, держится вопреки законам физики, и долго смотрела, как таяли солнечные лучи, проливаясь сквозь широкое круглое окно в его центре.
Затем они отправились к пересечению трех дорог – tre vie – полюбоваться огромным барочным фонтаном Никола Сальви с его тритонами, верхом на морских коньках охраняющими колесницу-раковину Нептуна. Потом миновали площадь Испании, от которой вверх по крутому склону поднимались 138 ступеней к двум колокольням-близнецам, расположенным по обе стороны от церкви Троицы-на-Горе.
Несколькими кварталами далее пред ними во всей красе брешианского мрамора предстал Иль Витториано, [50] архитектурный памятник, несомненно привлекающий взгляд (хотя большинство римлян вряд ли выразились бы столь сдержанно). Он напоминал колоссальный свадебный торт, втиснутый в самый центр Старого Рима. В 1925 году его сооружение завершили и назвали в честь Виктора-Эммануила II – первого короля объединенной Италии.
К тому времени, как экскурсанты поднялись к полуразрушенным аркам и колоннам форума на Капитолийском холме – единственной возвышенности, оставшейся от легендарных Семи холмов, – солнце стало скатываться за горизонт, а молодой месяц наливаться силой. В эти мгновения Шарлотта Хеннеси почувствовала, что совсем потерялась в тенях древней империи.
Когда группа перешла от Старого Рима к Колизею, весь город уже купался в ярких огнях, словно надев новую личину. Обходя снаружи огромный, высотой в сорок восемь метров, амфитеатр с тремя ярусами галерей из белого известняка, Шарлотта готова была поклясться, что слышит звон мечей гладиаторов и львиный рык.
Но уже в следующее мгновение воображение обернулось вызывающей озноб реальностью – она поймала на себе быстрый взгляд современного гладиатора, отступившего в густую тень. Как бы ни хотелось верить, что ей это померещилось, сомнений не было. Опять Сальваторе Конти!
Четверг
Бартон пришел к усыпальнице в начале десятого утра. Поздоровавшись с Акбаром, он пробрался сквозь пролом и очутился внутри. Разак уже был там. Мусульманин, в аккуратно выглаженных слаксах и белой рубашке с воротником, стоял, скрестив на груди руки и глубоко погрузившись в свои мысли. Не знай Бартон Разака, он был бы готов поклясться, что тот собирается примириться с этим местом.
– Жарковато сегодня.
– Да.
Бартон отряхнул брюки от пыли и поинтересовался:
– Рискну спросить, какова была реакция Фаруха, когда он увидел свою машину?
– Он не обрадовался, – поморщился Разак.
Это еще мягко сказано. Вчера вечером Фарух устроил ему настоящий разнос, когда увидел, что его великолепный «мерседес» подлежит серьезному ремонту. «Зачем только я отпустил тебя! Вопиющая безответственность! Ты что, не знал, куда едешь, Разак? Чего ради тебя туда понесло?» – Разак почувствовал себя нашкодившим подростком. – «Хорошо еще, он застрахован, а страховку, поверь мне, добыть очень нелегко, если ты палестинец».
– Вы рассказали ему о том, что мы узнали?
Разак покачал головой, прижал палец к губам, кивнув в сторону Акбара, и за рукав потянул Бартона к дальней стене усыпальницы.
– Думаю, он еще не готов это услышать, – прошептал он.
В эту ночь Разак почти не спал, размышляя, кто же мог подослать снайпера. Единственное, что приходило в голову: Шин Бет подчищает хвосты. В этом случае весьма велика вероятность того, что они с Бартоном могут разделить судьбу Тахима, если не поторопятся найти ответы.
– Помните наш уговор: мы никому не должны рассказывать ни о том, что слышали вчера, ни о том, что с нами случилось. Поскольку неизвестно, каковы будут последствия.
Бартон кивнул. Разак отпустил его рукав и сменил тему.
– Так зачем мы с вами опять здесь?
Археолог собрался с мыслями.
– Вчера я уже говорил, что посидел и хорошенько подумал над «концептом» этой усыпальницы. И кое-какие факты у меня просто не стыкуются. – Бартон вышел в центр помещения, взгляд его заскользил по стенам. – У меня из головы не выходит Иосиф Аримафейский, его положение в обществе, власть и деньги. И беспокоит меня то, что в его склепе я не нахожу многих признаков, которые, по идее, должен был найти в усыпальнице богатой семьи.
– Например?
– Прежде всего, изысканности. Здесь нет ничего, что говорило бы о знатности или богатстве. Простая крипта из камня – ни орнамента на стенах, ни пилястров, ни фресок, ни мозаик… Ни-че-го.
Разак склонил голову, подавляя нетерпение. Для мусульманина в том, что говорил археолог, не было ничего удивительного.
– Может, Иосиф был человеком скромным?
– Может быть. Но помните, я рассказывал вам, что тело на двенадцать месяцев оставляли разлагаться, прежде чем клали в оссуарий?
– Такое не забудешь, – кивнул Разак. – Но при чем здесь это?
– Поверьте мне, очень даже при чем. В древних иудейских склепах всегда отыщется по меньшей мере одна маленькая ниша, называемая локулус, – короткий такой тупичок метра два глубиной, куда и помещали тело. – Бартон вспомнил гробницу, которую показал ему отец Деметриос в скале под храмом Гроба Господня.
Разак тоже оглядел стены.
– Не вижу такого.
– Вот! – Бартон воздел палец к небу. – Потому-то мне и непонятен «концепт» этой гробницы. Для закладки и содержания десяти оссуариев нужно сделать много ходок сюда и отсюда. По самому скромному подсчету, требуется одно посещение, чтобы оставить здесь тело усопшего члена семьи, второе – для проведения священных обрядов тахары и, наконец, последнее – чтобы переложить очищенные от греха кости в оссуарий. Получается как минимум три визита на одно тело.
– Согласен.
– Когда я на днях обследовал эти останки, – Бартон показал на оссуарий, – у меня сложилось впечатление, будто вся семья умерла в один день.
– Почему вы так решили? – Разак выгнул бровь.
– Я, конечно же, не эксперт в области судебно-медицинской антропологии. Но кости скелетов выглядят как групповое фото из семейного альбома. – Он перевел взгляд на ряд из девяти оссуариев. – Разница в возрасте соответствует вполне нормальному развитию: старый отец, мать чуть помоложе и дети, ни один из которых не был старше тридцати лет. По идее, члены большой семьи должны уходить из жизни, так сказать, по более случайной схеме, и по крайней мере, некоторые из детей доживают до преклонных лет.
– Да, странно.
– Не то слово. – Бартон обвел взглядом помещение. – А вход вы здесь видите?
