Французский поцелуй - ван Ластбадер Эрик (читать книги регистрация .txt) 📗
Это зависит от того, чем измерять время.
Так ответил на его вопрос Вергилий. И теперь Терри в самом деле понял, что тот имел в виду. Понял, в полной мере, когда полз назад, к Муну, — медленно, мучительно, под покровом ночи, стонущей от москитов, огромных, как пиявки. Всем хочется его крови, а у него ее и так мало — каплю за каплей он ее теряет в этой зловонной земле.
Где-то там, в звенящей тьме, притаился чарли, терпеливый, как Будда, злобный, как аспид. Но это не пугает теперь Терри. Он просто знает, что чарли там, как непременная часть пейзажа, — как вот те обугленные деревья, как эта искорёженная земля. От чарли не уйдешь, и Терри понимает, что если вертушка не прилетит за ним с Муном через ближайшие пять минут, им крышка прямо сейчас или, что еще хуже, они будут долго умирать в клетке у чарли, — за рекой Стикс, в самом пекле ада.
Он находит Муна, тащит его на себе через грязь, боль искрит где-то за глазными яблоками, в самом мозгу. Глаза Муна закрыты, но у Терри не хватает энергии даже проверить, жив ли он еще.
Он прислушивается к ночи, к стрекотанию насекомых, к брачным песням древесных лягушек, стараясь уловить за ними какой-нибудь знак, что чарли приближаются к ним. Терри еще не готов встретиться с чарли, но он не готов и к смерти.
Открывает глаза, зовет:
— Мун, ты меня слышишь? Мун? — Слабый бриз доносит до них запах гниющих растений, разлагающихся человеческих тел. Эдак его заживо съедят эти паразиты. — Очнись, Мун.
Мун открывает глаза, шевелится.
— Это ты, Мясник? — спрашивает он. — Или это Равана? — Голос у него хриплый и какой-то шершавый.
— Я связался с вертолетом по радио. Скоро нас отсюда вызволят.
— Нет, это Мясник, — говорит Мун со вздохом. — Значит, я еще живой. — Он вскрикивает, потому что Терри потрогал его рану.
— Извини, приятель, — говорит Терри. — Но надо было проверить. Кровотечение, вроде, прекратилось. — Во всяком случае, на время, добавляет он про себя. Где эта чертова вертушка?
— Я слышал взрыв, — шепчет Мун. — Или это мне приснилось?
— Это я отправил чарли в страну вечного сна, — отвечает Терри.
— Как?
— С гранатой в штанах.
— Он здесь был не один, Мясник, — говорит Мун. — Я чую их носом.
— Мы отсюда скоро смотаемся, — опасливо озираясь, говорит Терри. — И зачешись они здесь все!
— А если вертушка не прилетит?
— Как так не прилетит? Она уже на подходе.
Равана тоже на подходе. Интересно, кто доберется до нас первым?
— Равана? Кто такой этот Равана?
Мун поворачивается к Терри.
— Я исповедую Теравадан-Буддизм, Мясник. — Терри ясно видит боль, написанную на его лице. — Равана это главный демон в нашей религии.
— И велико ли могущество этого вашего дьявола?
— Весьма велико, — серьезно ответил Мун. — Он может даже самого Будду оторвать от медитации.
— Ну тогда, если он нацелился на нас, — сказал Терри, — надеюсь, что вертушка прибудет сюда первой.
— Но может и опоздать. Мясник, — сказал Мун. — На этот случай нам надо сделать приготовления.
Терри знаком призвал его к молчанию. Он услыхал что-то — но что? Крадущиеся шаги, короткую передышку в брачном танце древесной лягушки? Или и то, и другое вместе? Трудно сказать, потому что нельзя в такие минуты доверять своим органам чувств. Физическая боль, как и паника, может искажать реальность, отвлекать ваше внимание от одного, подавлять другое. Это опасное состояние в любое время, а в боевой обстановке — смертельное.
Терри проверил свой АК-47, вставил новый магазин. Жаль, что он лишен мобильности. Это создает ощущение бессилия, уязвимости. И, конечно, он не хочет стрелять без особой необходимости: это выдаст их местонахождение.
— Что это было? — спросил Мун некоторое время спустя.
— Не знаю, — ответил Терри. — По-видимому, ничего. — И затем, чтобы отвлечься от невыносимого напряжения неопределенности, повернулся к Муну. — Так что ты говорил?
— Тебе Равану нечего бояться, — сказал Мун. — Он придет не за тобой, а за мной.
— Только за тобой? Как это так?
— Потому что у меня есть нечто, принадлежащее ему, — объяснил Мун. — Лес Мечей.
До этого момента Терри слушал Муна без особого внимания. Все эти кхмерские демоны, Будды — все это чушь собачья. Потом он вспомнил слова капитана Клэра об Азии. Прежде всего, запомните, что вам вовеки не понять этого континента. Он находится совсем в другом измерении, и если вы будете пытаться подгонять увиденное или услышанное вами здесь под ваши западные представления, то это может привести к тому, что вы послужите причиной чьей-либо смерти, а то и вашей собственной.
—Что? Ты держишь у себя что-то принадлежащее демону? — переспросил он. — Что это за хреновина?
— Ну, не непосредственно ему. Это талисман, принадлежавший много вечностей назад Махагири, монаху-расстриге, который был учеником Раваны. С помощью этого демона Махагири составил МуиПуан, запрещенный Тераваданский апокриф, описывающий тысячу адов и как вызывать злых духов, обитающих там. Лес Мечей, изготовленный Махагири с помощью Раваны, является материальным воплощением этой книги. Тот, кто им обладает, является господином этой четвертой части обитаемой суши. Вот во что верит мой народ.
— Ну а ты сам веришь?
— В какой-то мере, — ответил Мун, опуская глаза, — это и не важно. Их вера наделяет этот талисман силой.
— И как тебе досталась эта штука?
Мун колебался какое-то мгновение, и впервые Терри уловил в глазах кхмера страх.
— Я происхожу из семьи, где по линии отца многие и многие поколения священников. Мы — особая династия, Мясник. — Мун шумно вздохнул. — Мы с отцом об этом, естественно, не распространяемся. Поскольку я старший сын, мне отец доверил эту тайну, местонахождение Леса Мечей, потому что мы являемся прямыми потомками Махагири.
Никто из моих предков не только не прикасался к талисману и не выкапывал его, но даже не осмеливался приблизиться к нему. — Глаза Муна были так расширены от ужаса, что Терри видел белки вокруг темной радужной оболочки обоих глаз. — Времена сейчас тревожные, и я хотел быть уверенным, что никто не пронюхал про место, где он тысячелетия пролежал в земле. Я хотел просто переложить его в другое место, о котором буду знать только я один. Во всяком случае, таково было мое первоначальное намерение. Но когда я взял в руки этот меч, я почувствовал, что не могу с ним расстаться. Я ощущал его силу. Мясник, она переливалась в нем, как грохочущие воды полночной реки. Его сила была моей силой. И тогда я понял, почему все Теравадан-Буддисты — и кхмеры, и бирманцы — признают в нем символ силы и власти.
Мне стало страшно, и я сделал то, что намеревался сделать с самого начала. Я закопал его в укромном месте, о котором знаю только я.
Мун замолчал. О таком, понятно, говорить не просто.
И страх так и исходил от него, просачиваясь в ночь, как ядовитый газ.
Терри задумался над тем, что ему рассказал Мун. Впервые за то время, как они оказались в таком плачевном положении, он забыл про гложущий его страх. Он напряженно думал.
— Скажи мне, — обратился он к Муну, — этот Лес Мечей почитается также и горцами на севере Бирмы, в провинции Шан?
— Ты имеешь в виду тамошних вояк, контролирующих производство и торговлю опиумом? — Мун утвердительно кивнул. — О, еще как! Они в высшей степени суеверные люди. И Лес Мечей для них имеет особое значение: они будут целовать землю, на которой он лежит. Но мне-то что до этого, Мясник? Если Равана придет за мной, а Лес Мечей все еще у меня, мне тогда вечно пребывать с ним и с Махагири, отлученным от самсара,то есть колеса перевоплощений. Он содрогнулся при одной только мысли об этом.
Теперь Терри стал понятен страх Муна. Для буддиста, верящего в то, что дух проходит цикл перевоплощений, нет ничего страшнее отлучения от самсара.Это примерно то же самое, что для католика быть обреченным аду. То есть, если веришь в самсараили ад.
