Черная линия - Гранже Жан-Кристоф (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Марк держал слово: он оказался непотопляемым. Какой сдвинутый певец выставил свою кандидатуру на выборах в мэрию Сан-Франциско под лозунгом «Апокалипсис сегодня»? Джелло Биафра, солист «Дед Кеннедиз». Какой композитор штрафовал своих музыкантов за фальшивые ноты? Джеймс Браун. Какого артиста в детстве чуть было не задушил грабитель, пробравшийся в дом? Мэрилина Мэнсона.
К двум часам утра, выпив огромное количество текилы, Марк попытался вернуться к интересующей его теме. В качестве ответа Аланг взглядом знатока оглядел маленьких филиппинок, переодетых мексиканками, дремавших среди бутылок. Из динамиков звучала мелодия «Хай, Джо!» в стиле марьячос, в исполнении Вилли Девиля.
— Кстати, — спросил он, — а ты знаешь, чем занимается его жена? Я имею в виду Вилли.
— Она колдунья. Колдунья вуду, в Луизиане. Эксперт поднял рюмку:
— Man, ты мне вправду нравишься.
— Поговорим о Жаке Реверди…
— Терпение. У нас вся ночь впереди.
Они перебрались в задымленное джаз-кафе. В глубине зала хищно поблескивал лак контрабаса и рояля. Мелькали красные платья китаяночек. Марк начал задаваться вопросом, кто такой Аланг. Почему он решил посвятить ему всю ночь? Он начал опасаться гомосексуальных выпадов…
— Питера Хэмилла помнишь? — спросил эксперт, наклонившись к его уху.
Марк уже изнемогал, но все-таки кивнул: Хэмилл был солистом культовой группы семидесятых годов «Ван дер Граф Дженерейтор». Уникальный автор и исполнитель, с душераздирающим тембром голоса, которого называли «вокальным Джимми Хендриксом».
— Знаешь его сольники? Те, что он записал после распада группы?
Марк не ответил. Тот продолжал:
— Во всех этих альбомах, man, речь только об одном — о его разводе. — Аланг обнял его за плечи в порыве пьяной солидарности. — Я тебе вот что скажу: от развода оправиться нельзя,..
Наконец-то Марк понял, кому — или чему — он был обязан этой кошмарной ночью. Аланга бросила жена, и открытая рана никак не заживала.
Только в четыре утра, в клубе «техно», в подвале какого-то большого отеля, он наконец спросил:
— Так что конкретно ты хочешь узнать?
Марк подготовил серию вопросов, которые могли постепенно и незаметно подвести его к фотографиям отмытого тела Перниллы Мозенсен. Но после того, что он пережил за последние часы, и под влиянием спиртного, струившегося в его артериях, он прямо сказал:
— Я хочу увидеть тело жертвы.
— Ее давным-давно похоронили в Дании.
— Я говорю о фотографиях. Фотографиях тела. Вымытого.
В темноте, пронизываемой вспышками стробоскопа, Аланг наклонился к нему:
— Кто тебе слил информацию?
Марк мгновенно протрезвел. Его обдало холодом. Вот оно, главное открытие, тут, на расстоянии вытянутой руки!
— Никто, — соврал он. — Это просто… просто, чтобы закончить статью.
Аланг встал и похлопал его по спине:
— Ну, так ты не разочаруешься в том, что приехал.
35
Перед ним лежал рисунок.
Четкая сетка ран.
Марк с первого взгляда понял, что именно Жак Реверди хотел показать Элизабет. Разрезов было множество, но все они располагались в строго определенном порядке. Настоящая анатомическая схема, состоявшая из горизонтальных надрезов, шедших от висков, пересекавших горло над ключицами, потом вдоль рук — бицепсы, сгибы локтя, запястья… На теле разрезы начинались под мышками, шли по контурам легких, потом сходились к бедрам… А потом вниз, к половым органам, и дальше, по ногам.
Что-то в этом рисунке напоминало пунктирные линии на выкройках, которыми закройщики намечают линии, где следует подрезать, отрезать, сшить..,
До сих пор говорилось о двадцати семи ранах и о зверском характере убийства. Марк, как и все остальные, представлял себе беспорядочную, варварскую мешанину жестоких ударов. Но отмытый труп, напротив, свидетельствовал о тщательно продуманном, методично исполненном плане.
Несмотря на смену часовых поясов и тошноту, к Марку вернулась ясность ума. Эти фотографии полностью меняли его представление о ситуации. Он убивал умело, осторожно. Он не пожалел времени, чтобы нарисовать этот чудовищный узор, а значит, пытка длилась долгие часы.
— Путь крови, приятель.
Марк поднял глаза. Они находились в кабинете Аланга, в Клиническом госпитале Куала-Лумпура. Несколько квадратных метров, заваленных папками, ледяной воздух из кондиционера. Снаружи доносилось пение муэдзинов. Пятница, утро: весь город молится.
Врач, развалившись в кресле, грыз шоколадный батончик. Он повторил:
— Путь крови. Реверди шел по ходу вен. Марк вспомнил: «Дорога Жизни».
— Объясни мне, — попросил он.
Аланг встал и обошел письменный стол. Указал своим шоколадным батончиком на снимок, зернышки кунжута падали на глянцевую бумагу.
— Внизу на шее: яремные вены. Под мышками: подмышечные вены. В паху: подвздошные. На бедрах: бедренные… Могу перечислить все названия. Он перерезал все магистральные вены. При этом он аккуратно обошел артерии.
— Почему?
Эксперт вернулся в свое кресло. Его безразличие было сродни холоду в кабинете.
— Потому что он выпустил из нее всю кровь. Еще из живой. И он хотел растянуть удовольствие. Если бы он перерезал артерии, кровь выплеснулась бы несколькими мощными фонтанами, и все. В венах давление ниже. Кровь в них течет медленнее. Поэтому он обошел сердце и легкие. Он хотел, чтобы машина работала до конца.
— А как конкретно он действовал? Врач показал батончиком:
— Он установил свой нож для погружений горизонтально, потом рассек каждую вену, перерезав путь кровотока. Точно так же наши сборщики каучука надрезают кору гевеи, чтобы собрать сок. Повторяю тебе: этот сукин сын растягивал удовольствие. Он хотел видеть, как эта кровь вытекает из тела, течет, иссякает. В хижине санитарам пришлось надеть сапоги, чтобы подойти к девушке.
Марк взял другой снимок. Крупный план раны — почерневшей, немного запекшейся.
— Надо разбираться в медицине, чтобы изобразить такой… рисунок?
— В общем, да. Реверди действовал, как настоящий анатом, не представляю, откуда у него такие познания.
— Он был инструктором по дайвингу. Работал спасателем.
— А, ну тогда все сходится. Вены — это первое, чему учат в «Скорой помощи». В связи с уколами, с переливаниями.
Марк поднес фотографию раны поближе к глазам. То, что он принял за корку, на самом деле было чем-то другим.
— Эти черные следы вокруг раны, похоже на ожог…
— Точно. Реверди обжигал или попросту нагревал раны.
— Зачем?
— Все затем же. Чтобы кровь не сворачивалась. Знаешь, как еду ставят на грелку, чтобы жир не густел. Повторяю тебе, он возбуждается от текущей крови.
Эти слова навели Марка еще на одну мысль.
— А следов спермы в хижине не нашли?
— Ничего. Соуса этот товарищ нам не оставил. В этом состояло одно из отличий Реверди от большинства серийных убийц. Обычно они подменяют смертью любовь. Убийство заменяет им половой акт. Чаще всего они испытывают оргазм на месте преступления, до, во время или после убийства. Но ныряльщик, судя по всему, контролировал себя. Если только он не искал чего-то другого.
— Самая большая загадка, — добавил Аланг, — это число надрезов. Больше половины из них были не нужны.
— Что ты имеешь в виду?
— А ты представь себе эту сцену. — И Аланг развел руки, словно раздвигал занавес в театре. — Он надрезает вначале виски, потом режет горло. К тому моменту, когда он доходит до бедер, жертва уже обескровлена. Вся кровь вытекла из первых же ран. Зачем тогда резать дальше?
Марк еще раз посмотрел на первый снимок: совершенно симметричное расположение ран до самых кончиков пальцев.
— Для красоты картины, — предположил он. — Он хотел разрезать каждую часть тела, каждый орган совершенно одинаково.
— Может быть. Но из других ран по-прежнему текла кровь. Это была самая настоящая живодерня. Я просто не представляю, как он мог в этом разобраться.
