На языке пламени - Каннинг Виктор (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— После первого это уже не имеет значения.
— Вы не боитесь смерти?
— Я еще надеюсь пожить, — улыбнулся он.
— Знаете, что я вам посоветую?
— Знаю, но, боюсь, не смогу принять ваш совет.
Миссис Харроуэй слегка пожала плечами и вышла.
Через несколько минут на пороге появилась Лили. Она бросилась к Гримстеру с возгласом: «Джонни!», обвила его шею руками, прижалась к нему сначала щекой, а потом губами.
Отстранив ее от себя, он сказал:
— Дорогая, на несколько дней мне придется съездить в Девон. Ты останешься с миссис Харроуэй.
— Что ж, мне не грех переменить обстановку. По я буду скучать по тебе, Джонни, так что возвращайся скорей. — На столе, за спиной Гримстера, она заметила чемоданчик. — Это он, да?
— Да. Пока я не улажу дела с Ведомством, за ним присмотрит миссис Харроуэй.
Лили наклонилась и положила руку на чемоданчик:
— Таким я его и помню. Ведь эти чемоданы стоят дорого, правда?
— Довольно дорого.
Она повернулась и взглянула на Гримстера с искренней тревогой:
— Знаешь, Джонни, в тот первый раз… когда мы были вместе… Это не из-за него… — Она бросила взгляд на чемоданчик. — Ты догадался об этом, правда? То есть, я хочу сказать, ты это тоже чувствовал?
Он улыбнулся, взял ее за руку, поцеловал и ответил:
— Конечно, чувствовал. Несмотря ни на что, любовь превыше всего.
Лили улыбнулась и быстро продекламировала:
— «Но люби меня ради самой любви, и никогда не умрешь, потому что любовь бессмертна». Элизабет Барретт Броунинг, 1806-1861. Знаешь, Джонни, ведь это правда, истинная правда. Остальное не имеет значения. Просто всегда должна быть… любовь ради самой любви. Как, по-твоему, разве это не прекрасно?
Он дал ей выговориться, слушал вполуха и, когда она закончила, поцеловал на прощанье. Направляясь к выходу, он в точности представлял себе, что Лили сделает после его ухода. Она войдет в комнату, станет у чемоданчика и отдастся во власть грез… розовых грез. Миссис Харроуэй права. Лили родилась под счастливой звездой.
Гримстер поехал в Ведомство. У секретарши сэра Джона оставил конверт с катушкой непроявленной пленки, на которую сам переснял бумаги Диллинга, и с письмом, где сообщал, что оригиналы у миссис Харроуэй, которая поведет от имени Лили переговоры. Потом он прошел в свой кабинет и забрал четыре фальшивых паспорта, которые когда-то выписал себе для служебных целей, но в Ведомстве так и не зарегистрировал. Из сейфа он вынул весь личный запас английских денег и иностранной валюты, а также пистолет. За границей в банках у него лежало еще немало денег. Потом Гримстер позвонил в Хай-Грейндж и переговорил с Кранстоном. Объяснил, что задержится в Лондоне до завтрашнего утра и приедет в усадьбу не раньше полудня.
Было четыре часа дня. Гримстер сел за стол и стал вязать мушку под названием «Роял Соверен» — такую подарили самой королеве, а теперь способ ее изготовления напечатали в лежавшем у Гримстера на столе журнале по рыболовству. Но руки Джона двигались автоматически. Теперь, попрощавшись с Лили и написав письмо, дожидающееся теперь преемника сэра Джона (им, скорее всего, станет Копплстоун, не лишенный честолюбия, несмотря на презрение к Ведомству и определенные профессиональные недостатки), Гримстер мог думать только о собственных планах. Он понимал: чтобы осуществить убийство такого человека, как сэр Джон, нужно действовать осмотрительно, не дать ему ни малейшего повода для подозрений. Ведь сэр Джон и Гримстер мыслят одинаково. Сейчас сэр Джон следит за тончайшими оттенками в поведении Гримстера. А Гримстер может чем-то себя выдать, хотя бы бессознательно. И если это «что-то» проявится хотя бы на кратчайший миг, сэр Джон отнесется к нему серьезно. Сэр Джон рисковать не станет. Гримстер тоже. Даже то, что сэр Джон уехал на рыбалку, а не остался в Лондоне дожидаться донесений от него, Гримстера, могло означать, что шеф решил сам выбрать место встречи с ним. А могло и ничего не означать. Впрочем, лучшего места для встречи, чем Хай-Грейндж, не найти. Гримстер аккуратно оплел мушку золотой нитью и решил, что место схватки должен выбрать сам. В усадьбе его ждали завтра к полудню. А приедет сегодня вечером. Сэр Джон в Хай-Грейндж никогда не останавливается. Он всегда снимает номер в гостинице «Лиса и гончие» в Эггсфорде и каждое утро проводит одинаково: встает рано, едет по дороге в Барнстейпл до стоянки у железнодорожного переезда, оставляет там машину, идет до реки пешком и час рыбачит. Потом возвращается к машине, кружной дорогой добирается до Хай-Грейндж и работает там час. Завтра, когда сэр Джон выедет на стоянку у железной дороги, Гримстер уже будет ждать его. Если повезет хоть немного, тело обнаружат только через пару часов, а большей форы и не нужно. У Гримстера, как и у большинства его коллег, есть связи, Ведомству неизвестные. Через шесть часов после убийства Гримстер уже будет за границей…
Гримстер сплел мушку, уложил «дипломат», пошел в диспетчерскую и попросил дежурного офицера, если что-нибудь придет на его, Гримстера, имя из Хай-Грейндж, послать к нему домой рассыльного, но не позже половины восьмого утра — в это время он уедет в Девон.
Дежурный кивнул и спросил:
— Вы ведь знали Гаррисона?
— Да.
— Только что получено сообщение. В человеке, которого вчера в Уоберне загрыз лев, опознали Гаррисона.
Гримстер притворился изумленным:
— Гаррисона? Как его туда, черт возьми, занесло?
— Не знаю, — рассмеялся дежурный, — верно, охотился за бабой.
Через полчаса Гримстер уже ехал на запад. По радио передавали легкую музыку. Пепельница все еще была до половины завалена испачканными губной помадой окурками Лили. Изредка до Гримстера доносился запах ее духов. Лили и Гарри, потом Лили и Джонни, а в будущем Лили и… мало ли еще мужчин? Диллинг, будь он жив, в конце концов оставил бы ее — ведь тело его так же искало перемен, как и душа. Диллинг был умен, хитер и практичен. Доверял лишь немногим, да и то с оговорками. И правильно делал, миссис Харроуэй права — мир прогнил насквозь. Прогнил и сам Гримстер. Его, холодного и прогнившего, по-настоящему лишь раз, в образе Вальды, коснулись теплота и человечность. С Вальдой сэр Джон допустил промах. Но ошибаются даже самые лучшие. На его месте Гримстер поступил бы точно так же. Он убьет сэра Джона. Это нужно сделать, потому что Гримстер должен освободиться от сэра Джона, как уже освободился от Лили, и продолжал жить, а страницы памяти пусть желтеют, пусть выцветают на них чернила.
Гримстер остановился пообедать в придорожном кафе, поэтому въехал в Тонтон около полуночи. Именно в этом городе, пересев в другой, взятый напрокат автомобиль, который он сейчас вел, Гримстер вдруг понял, что думает о Гаррисоне; вновь вспоминает, теперь уже бесстрастно, гигантский прыжок льва. Гаррисон любил женщин. Возможно, даже слишком любил. Гримстеру захотелось узнать, была ли в его жизни та «одна-единственная». Он мысленно перенесся в прошлое, к дням, прожитым в Веллингтоне, к каникулам, проведенным вместе… У Гаррисона были и отец, и мать, но он ненавидел их обоих. Гримстер не знал отца вообще и давно потерял к нему всякий интерес. Они с Гаррисоном, в сущности, не уживались друг с другом, но что-то их все-таки связывало. Что? Может, по сути, их необычная дружба была плодом открытого презрения к себе и к собственному занятию. Джон мрачно усмехнулся, вспомнив, как волновался, когда впервые, кандидатом в сотрудники Ведомства, предстал перед сэром Джоном… Боже, то был другой Гримстер, не тот, кто сидит сейчас за рулем и собирается убить шефа. Да, сэр Джон отлично его выдрессировал, сделал из него то, чем он стал — хладнокровным разумным животным…
Гримстер так глубоко задумался, что не заметил в зеркале полицейскую машину. Она вдруг вывернула вправо, поравнялась с ним, сверкая мигалкой, полисмены обогнали его, жестом приказали остановиться, и сами притормозили в нескольких ярдах впереди. В этот поздний час других машин на дороге не было.
