Сэндсторм - Гоуф Лоуренс (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Автомобиль Свитса тронулся с места, и Мунго тут же нажал на газ. Когда они проезжали мимо «мерседеса», Чарли заметил возле него четыре лежащих в ряд трупа.
Пустыня подбиралась все ближе к шоссе, лишь изредка песчаное однообразие нарушалось купами кустарника. Роверы миновали деревни Эль-Айят и Барнашт, оставили позади развалины пирамиды в Эль-Лиште, – эти руины усердием современных вандалов и неумолимым ходом времени больше всего напоминали кучу мусора. Близ деревни Герза шоссе разделилось; правое ответвление уводило на юг, к Файюму, крупнейшему египетскому оазису. Тот орошался водой из Бахр-Юсуфа, канала Иосифа; вдобавок на климат оказывало влияние озеро Бирхет-Кваррум, протяженность которого составляла тридцать миль, ширина – шесть, а средняя глубина, к сожалению, – всего лишь тринадцать футов.
Именно в Файюме король Фарух встречался с Уинстоном Черчиллем: они там охотились на уток и вместе курили сигары. Роверы свернули направо. Узкая полоска зелени вдоль шоссе стала шире, пустыня внезапно отступила. В Файюме росли оливы, бананы, рис, хлопок, пшеница, кукуруза, а также разнообразные цитрусовые. Чарли, который разглядывал окрестности, бросился в глаза мальчик, что стоял на обочине дороги: на голове у него сидела курица. Мунго тоже заметил мальчика, стукнул кулаком по «баранке» и громко засмеялся.
– Что случится, если эта птица вздумает облегчиться? – воскликнул он. – Или если снесет яйцо? – Ровер промчался мимо мальчика, обдав того пылью и смехом.
Они приблизились к небольшому прудику, в котором плескалась стая ибисов, крупных белых птиц с тонкими лапами и загнутыми книзу клювами. Завидев роверы, птицы распростерли крылья и, неуклюже взмахивая ими, поднялись в небо. Следующим населенным пунктом оказалась деревня Медум, перед которой от шоссе ответвлялась боковая дорога, что вела к загадочной «фальшивой пирамиде», ее характерная особенность состояла в трехступенчатости конструкции. Деревни теперь попадались все чаще, так что Мунго пришлось сбросить скорость, ибо иначе он никак не вписывался в поток движения: шоссе загромождали грузовички фермеров с предназначенными на продажу овощами и фруктами в кузовах, ослы, дромадеры и люди, которые шли пешком, – таких было не перечесть. Чарли отметил про себя, что стариков среди пешеходов почти не встречается. Этому имелось вполне определенное объяснение: в египетских реках, каналах и сточных канавах в изобилии водились улитки, внутри которых обитали микроскопические личинки, перейдя в стадию плоского червя, они покидали своих хозяев, внедрялись в тело человека, спаривались и откладывали тысячи яиц. Со временем яйца попадали человеку в мочевой пузырь или в кишечник, что приводило к внутреннему кровотечению. Болезнь протекала вяло, могла тянуться годами; к тому же эффективность единственного лекарства составляла от силы шестьдесят процентов. Вдобавок крестьяне в большинстве своем сразу после выздоровления возвращались на поля, где заражались повторно – и умирали.
Роверы проехали через деревушки Эль-Маймум и Ишмант и наконец очутились на окраине Бени-Суэфа, столицы провинции, которая располагалась на пересечении Карниза и 22-го шоссе, что вилось по оазису Файюм, а затем устремлялось через пустыню к Каиру. В городе проживало около ста пятидесяти тысяч человек. В Средние века Бени-Суэф славился качеством изготавливавшегося здесь полотна, а ныне был знаменит своими хлопкопрядильными фабриками. Свитс повернул налево, на широкую улицу, затем направо. Мунго неотступно следовал за ним. Они проехали мимо деревянной повозки, на которой возвышалась гора капустных кочанов; с тротуаров на них глядели женщины неопределенного возраста, облаченные в черные мелии – свободные, мешковатые платья. Эти женщины, спрятавшись от палящего солнца в тени домов, предлагали на продажу квадратные зеркальца и коробки спичек. Свитс вновь свернул налево.
– Что за черт? – проворчал Мунго. Раненая рука побаливала; очевидно, заживление шло не так скоро, как хотелось бы. Может, он стареет? Все возможно, однако лучше о том не думать.
Лендровер Свитса притормозил у кафе на противоположной стороне улицы. Мунго припарковался сзади, под огромным тентом, сшитым – должно быть, в целях экономии – из разномастных лоскутьев яркой, кричащей расцветки. На тротуаре у входа в кафе были расставлены столики, отделанные сверху листовой жестью; возле них стояло с десяток стульев. По всей видимости, наступило время обеда. Дауни подвел Дженнифер к ближайшему столику, потом передумал и усадил женщину за тот, который находился у самой двери заведения, – подальше от шума и пыли, – сел рядом, спиной к стене здания. Свитс уселся напротив, Чарли и Мунго заняли оставшиеся места.
– Я был тут, – сообщил Дауни своим спутникам, – месяцев шесть назад. Меня накормили шикарной жареной телятиной, а пиво было таким холодным, что даже заныли зубы.
Из двери кафе вышел хозяин, низенький, толстый, в сером тюрбане и льняной галабе. Та была ослепительно белой и сверкала, точно стеклярус, нити которого образовывали на дверном проеме нечто вроде шторы. Чарли вдруг вспомнилась стая ибисов. Хозяин держал в руках пластмассовый ящик с дюжиной бутылок темного асуанского пива. Он пододвинул себе стул и поставил ящик на асфальт, подле своих обутых в сандалии ног.
– Нахарак сайд вемубарак! – произнес он. «Да будет удачным для вас этот день». Этой фразой мусульмане в Египте приветствовали всех без исключения неверных.
– Нахарак лабан, – отозвался Дауни. «Да будет ваш день белым, как молоко». Свитс принялся открывать бутылки. Из горлышек потекла пена. Чарли почувствовал запах хмеля.
Его мучила жажда, что было отнюдь не удивительно, поскольку даже в тени температура наверняка была около ста градусов. Между тем Дауни продолжал:
– Орид салата бейяэди. Шавирмэ. Роз. – Он заказал салат из огурцов, помидоров, петрушки, водяного кресса, зеленого перца и мяты, а также жаркое из телятины и рис, после чего поднял левую руку, растопырил пальцы, показывая, что порций должно быть пять, а затем, чтобы свести к минимуму вероятность ошибки, ткнул пальцем в каждого из своих спутников и в самого себя. Потом он прибавил:
– Орид вэхид ахвэ торк, шокран, – что означало «одну чашку турецкого кофе без сахара».
Хозяин кивнул, слегка поклонился, раздвинул штору из стекляруса и скрылся за дверью. Некоторое время спустя в дверном проеме показался мальчик в голубой галабе с черными полосками. Он нес стаканы с водой: три держал в правой руке, а два – в левой, причем его грязные пальцы были засунуты глубоко внутрь.
– Любопытный способ мыть руки, – заметил Свитс.
– Не пей эту воду, – предупредил Чарли.
– За кого ты меня принимаешь?
– И салат я тоже не стал бы пробовать. – Чарли пустился рассказывать об улитках двух местных разновидностей, тела которых служили временным пристанищем зловредным личинкам. Вода, в которой вдобавок, скорее всего, мыли овощи, представляла собой идеальный источник инфекции. Когда Чарли кончил, за столиком установилось задумчивое молчание. Чарли выпил пива, повертел в руках бутылку, на боку которой блестели капли влаги, подцепил ногтем этикетку. Та отошла целиком – видно, клей никуда не годился.
Мальчик возвратился с крошечной чашкой черного кофе.
Он поставил чашку перед Дженнифер, широко улыбнулся – настолько заразительно, что женщина рассмеялась и захлопала в ладоши.
Они расправились с жарким, когда в конце улицы появился армейский джип, украшенный несколькими радиоантеннами. Над задним сиденьем возвышался установленный на треноге пулемет. Джип едва не задавил осла, которому вздумалось остановиться посреди улицы; погонщику пришлось наградить животное ударом палки, чтобы оно перестало упрямиться. Водитель направил джип к кафе, въехал двумя колесами на тротуар, затем нажал на тормоза, и машина встала, как вкопанная, в тени под разноцветным тентом. В джипе сидели двое мужчин в форме египетской армии. Водителю, судя по всему, было лет семнадцать, а его пассажиру, высокому полковнику с крючковатым носом, – тридцать с хвостиком. На погонах полковника виднелись красные нашивки штабного офицера, на груди сверкали медали. Он постучал тростью по плечу водителя. Юноша уставился прямо перед собой, в пыльное лобовое стекло. Полковник спрыгнул на тротуар, подошел к столику, за которым сидели иностранцы, взял стул, сел и окинул компанию изучающим взглядом.
