Малыш 44 - Смит Том Роб (лучшие книги .txt) 📗
Раиса уже стояла рядом с кроватью. Она дрожала, но не от холода. Женщина даже сама не знала, что это было — страх, шок или гнев. Но она ничего не могла с собой поделать — дрожь становилась все сильнее. А вот отводить глаза она отказывалась. Она не чувствовала ни малейшего смущения: это пусть они стесняются своего вторжения, пусть видят ее смятую ночную сорочку и взъерошенные волосы. Но нет, оперативники сохраняли полнейшее равнодушие: им было все равно, они давно привыкли к такому зрелищу, оно стало частью их повседневной работы. В глазах этих мальчишек она не заметила ни следа сочувствия. Они были невыразительны и мертвы и лишь перебегали с предмета на предмет, ни на чем не задерживаясь надолго, — такие глаза бывают у рептилий. Интересно, где МГБ берет подобных юношей, у которых вместо души — камень? Наверное, госбезопасность специально выращивает их где-нибудь. Почему-то она была в этом уверена. Она посмотрела на Льва. Тот стоял, держа руки на виду и опустив голову, чтобы не смотреть им в глаза. Его униженная поза говорила о полной покорности: пожалуй, он избрал наилучшую тактику поведения. Но сейчас она не желала вести себя благоразумно. В их спальню ворвались трое негодяев, и она хотела, чтобы он проявил характер и хотя бы разозлился. Ведь именно такой должна быть первая реакция настоящего мужчины, не так ли? Любой другой на его месте наверняка бы вспылил и не сдержался. А Лев даже сейчас демонстрировал образцовое послушание.
Один из офицеров вышел из комнаты, но почти сразу же вернулся, держа в руках два маленьких чемоданчика.
— Сложите сюда личные вещи. С собой вам разрешено взять только одежду и документы. Через час мы уведем вас отсюда вне зависимости от того, успеете вы собраться или нет.
Лев посмотрел на дешевые чемоданчики из брезента, натянутого на деревянный каркас. Они были совсем крошечными, рассчитанными на однодневную поездку, не больше. Он повернулся к жене.
— Надень на себя как можно больше вещей.
Он оглянулся. Один из офицеров стоял у него за спиной, курил и наблюдал за ними.
— Вы не могли бы подождать снаружи?
— Не тратьте время на бесполезные просьбы. Все равно ответ на любую из них будет «нет».
Раиса переоделась, чувствуя, как ползает по ее телу взгляд рептилии. Она надела на себя столько верхней одежды, сколько могла, стараясь не потерять при этом способность двигаться. В иных обстоятельствах это выглядело бы смешно: руки и ноги у них раздулись от слоев хлопчатобумажной и шерстяной материи. Закончив одеваться, она впервые задумалась над тем, что взять с собой, а что оставить. Она опустила глаза на чемоданчик. В ширину он имел не более девяноста сантиметров, около шестидесяти в высоту и двадцать в глубину. И в это пространство ей придется втиснуть свою жизнь.
Лев знал, что им могли предложить взять с собой вещи только для того, чтобы избежать эмоционального взрыва, паники или сопротивления, которым они могли ответить, если бы знали, что их увозят на расстрел. С людьми всегда справиться легче, если они цепляются за соломинку надежды, какой бы призрачной она ни была. Впрочем, что ему оставалось делать? Сдаться? Или бороться? Он лихорадочно размышлял. Придется потратить и без того маленькое свободное пространство на «Справочник пропагандиста» и «Краткий курс ВКП(б)». Если он оставит хотя бы одну из этих книг, это будет расценено как политическая неблагонадежность. В их положении подобное безрассудство было бы равносильно самоубийству. Он взял книги с полки и положил их в чемоданчик — они стали первыми вещами, которые он взял с собой. Молоденький охранник внимательно наблюдал за ними, подмечая, что они складывают внутрь и на чем останавливают свой выбор. Лев коснулся локтя Раисы.
— Не забудь обувь. Возьми самую лучшую и крепкую пару.
Хорошая обувь была редкостью, ее можно было обменять или продать.
Лев взял кое-что из одежды, ценные вещи и фотографии: их свадебные снимки, фото его родителей, Степана и Анны. Фотографий родителей Раисы у них не было. Они погибли во время Великой Отечественной войны, их деревня была буквально стерта с лица земли. Тогда она лишилась всего и осталась, в чем была. Уложив вещи в чемоданчик, Лев взглянул на вырезку из газеты, висевшую в рамочке на стене: на ней был запечатлен он сам, герой войны, истребитель танков, освободитель своей страны. Но его прошлое ровным счетом ничего не значило для его конвоиров: с подписанием ордера на арест все героические поступки и акты самопожертвования теряли всякий смысл. Лев вынул вырезку из рамочки. После того как он бережно хранил ее долгие годы, будто икону на стене, сейчас он небрежно сложил ее пополам и швырнул в чемодан.
Их время вышло. Лев закрыл крышку чемодана. Раиса сделала то же со своим. Он мельком подумал, а увидят ли они когда-нибудь свою квартиру снова. Вряд ли.
В сопровождении конвоиров они вышли в коридор и с трудом втиснулись в маленькую кабину лифта. Внизу их ждала машина. Двое офицеров сели впереди. Третий разместился сзади, между Львом и Раисой. Изо рта у него мерзко пахло перегаром.
— Я бы хотел повидать своих родителей. Попрощаться с ними.
— Никаких разговоров!
В пять часов утра зал ожидания был уже полон. Здесь были солдаты, штатские пассажиры и станционные рабочие — все они ожидали отправления Транссибирского экспресса. На боку локомотива, все еще закованного в листовую броню, оставшуюся после войны, красовался лозунг: «СЛАВА КОММУНИЗМУ!» Пока пассажиры садились в поезд, Лев и Раиса стояли в конце перрона, держа в руках чемоданчики, в окружении своих конвоиров. К ним никто не подходил, словно они были прокаженными, оставаясь отдельным островком в бушующем вокруг людском море. Им никто ничего не объяснил, да Лев и не требовал никаких объяснений. Он понятия не имел, куда они направляются или кого ждут. По-прежнему существовала вероятность, что их отправят в разные лагеря и они больше никогда не увидятся. Однако же поезд был явно пассажирским, и в нем не было красных вагонов-теплушек для перевозки заключенных, именуемых зэками. Неужели им сохранят жизнь? Пока что, без сомнения, им сказочно везло. Они все еще живы, все еще вместе, а это было намного больше того, на что надеялся Лев.
После дачи свидетельских показаний Льва поместили под домашний арест до принятия окончательного решения. Он ожидал, что это займет не более одного дня. Поднимаясь к себе в квартиру, на площадку четырнадцатого этажа, Лев вдруг вспомнил, что до сих пор носит в кармане пустотелую монету, и выкинул ее через перила. Василий ее подбросил или нет — это более не имело значения. Когда из школы вернулась домой Раиса, у дверей она обнаружила двух вооруженных офицеров; ее обыскали и приказали не выходить из квартиры. Лев подробно объяснил ей, в каком положении они оказались: о выдвинутых против нее обвинениях, о том, что ему поручили провести свое расследование, и о том, что он считает ее невиновной. Ему не нужно было растолковывать ей, что их шансы выжить практически равны нулю. Пока он говорил, она, не перебивая, выслушала его с непроницаемым выражением лица. Но, когда он закончил, ее ответ застал его врасплох.
— Было бы наивно думать, что с нами этого не случится.
Они оставались в квартире, ожидая, что в любую минуту за ними придут сотрудники МГБ. Никто из них не озаботился тем, чтобы приготовить что-нибудь поесть, хотя это был бы самый разумный поступок в их положении, учитывая неизвестность, которая ждала их впереди. Они не стали раздеваться, чтобы лечь отдохнуть, они даже не вставали из-за кухонного стола. Они сидели в молчании — и ждали. Учитывая, что они могли больше никогда не увидеться, Лев подумал было о том, чтобы поговорить с женой: сказать ей то, чего никогда не говорил. Но он так и не смог найти нужные слова. По мере того как шли часы, он вдруг понял, что впервые они просто сидят рядом, лицом к лицу, и им никто не мешает. Но оба не знали, как теперь себя вести и что делать.
В ту ночь в дверь так и не постучали. Шел пятый час утра, а ареста все не было. На следующий день, ближе к полудню, Лев приготовил завтрак, удивляясь про себя, почему они тянут. Когда раздался первый стук в дверь, они с Раисой встали, тяжело дыша, ожидая, что пришел конец, что явились офицеры, чтобы разлучить их и развести по разным камерам на допрос. Но это оказалась какая-то ерунда: сменился караул, офицер попросил разрешения воспользоваться их ванной и поинтересовался, не нужно ли им купить что-либо из продуктов. Может быть, они не сумели найти нужных доказательств, может, с них сняли подозрения и дело против них рассыпалось? Но Лев лишь на мгновение позволил подобным мыслям увлечь себя: обвинения никогда не снимали из-за недостатка улик. Но, как бы там ни было, за первым днем прошел второй, а за ним — третий и четвертый.
