Гадес - Эндрюс Рассел (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Джастин постарался не выдать волнения.
— Рональд знал Эвана Хармона?
— Конечно, — кивнул Гарри. — Еще по «Рокуорт».
— Они вели дела вместе?
— Иногда.
— А в последнее время?
— Довольно часто, — сказала Эллен. — Особенно когда мы уже расширились.
— «Восхождение» входило в число ваших клиентов?
— Крупнейших, — ответил Стэн. — Даже, наверное, он и был самым крупным.
— Над чем именно они совместно работали, знаете?
— Мы делали для «Восхождения» много разных исследований. Эван с Рональдом регулярно встречались.
Эллен кивнула на папку:
— Там все есть. Я постаралась расписать как можно подробнее.
Они беседовали еще минут двадцать, хотя вопросы у Джастина к тому времени уже кончились. Так бы сидел и сидел, разговаривал и никуда больше не ходил. Но молодые люди начали беспокойно ерзать и поглядывать на часы — все-таки суббота, выходной на исходе. Джастин подумал, не пригласить ли их на ужин, выпить по бокалу чего-нибудь освежающего. Здравая мысль. Хотя нет, это для него здравая мысль, а им вряд ли хочется тратить драгоценный субботний вечер на ужин с мрачным копом, у которого все мысли только о расследовании. Им бы домой, там ждут не дождутся жена или муж, или любимый, а может, собака или, на худой конец, телевизор. Они десять раз подумают, прежде чем согласятся с ним поужинать. А может, сто раз или даже тысячу. Поэтому он не стал их никуда приглашать, сказал «спасибо» и пожелал приятно провести выходные. Ему ответили, что постараются.
Родители, как выяснилось, не садились ужинать без него, и Джастин мысленно поблагодарил их. Он умирал от голода и устал как собака, поэтому хотя бы на пару часов расслабиться и ни о чем не думать казалось очень кстати. Джастин смешал себе водки с мартини, добавил три оливки, и отец, который всегда делал этот коктейль именно так, выпил с ним. Потом Джонатан принес бутылку великолепного «Шатонеф дю Пап», они сели за стол, и Джастин постарался как мог поведать родителям, что делал весь день. Он опустил подробности, которые их явно встревожили бы: то, что случилось в «Ла дольче вите», стычку с агентом ФБР у полицейского управления. Зато с толком и расстановкой пересказал разговор с Викторией. Даже сейчас он не мог сдержать обиды и накопившегося раздражения.
— Рана еще слишком свежа. И потом люди справляются с горем по-разному, — начал оправдывать ее Джонатан. — Кого-то оно пугает.
— А кто-то застревает в нем надолго, — подхватила Элизабет. — Ты вот свое очень долго не мог пережить.
Джастин оторвался от бокала.
— Мам, ты считаешь, я уже все пережил?
Она печально улыбнулась в ответ.
— Я считаю, что, когда мы переживаем горе и боль, мы меняемся. Это как рана. Если сломать ногу, она уже не будет прежней — останется шрам, или хромота, или начнет ныть перед дождем. Когда-нибудь все заживет… шрам станет незаметным, нога разработается, но той, что раньше, уже не будет. Что-то изменится. Не обязательно к худшему, просто изменится. Рано или поздно ты привыкаешь, осваиваешься, ты по-прежнему можешь бегать — пусть не так быстро и далеко, но можешь. Жизнь продолжается. То же самое с горем, только рана никому не видна, и шрам тоже потом никому не виден. Но ты все равно меняешься, и с этими изменениями тебе потом жить. Со временем ты привыкаешь, осваиваешься. Все душевные терзания, все муки, которые ты перенес, никуда не делись, но жизнь продолжается.
— Что-то не похоже, чтобы для меня она продолжалась.
— «Продолжается» не значит, что ты забыл о том, кого потерял. Или больше не грустишь о нем. Так не бывает. Шрам останется навсегда. Но мне кажется, насколько я тебя знаю… ты смог привыкнуть. И освоиться. И я за тебя рада.
Джастин первый раз слышал, чтобы мама говорила так долго. Он почувствовал прилив нежности и хотел сказать «спасибо», сказать, что она, наверное, права, что, разумеется, она права, — но тут время, отведенное ему на отдых, истекло. Какие там пара часов! И часа не удалось посидеть спокойно. Он не успел даже доесть салат, искусно приготовленный Луизой. А, ладно! Джастин вытащил из кармана надрывающийся сотовый и посмотрел на определитель — придется ответить.
— Можно я перезвоню? — попросил он в трубку. — Мы тут ужинаем.
Предчувствия его не обманули.
— Закончен твой ужин, — раздался в ответ голос Билли Ди Пецио. — Заверни в салфетку и дуй сюда.
— Что-то случилось?
— Я тебя подхвачу через четверть часа. По дороге все узнаешь.
— По дороге куда?
— К Дрогану, — ответил Билли.
19
«Мерседес» Билли Ди Пецио въехал за проволочную сетку, ограждавшую несколько акров пустыря, известного как Дрогановская стройка. Они вылезли из машины, и Джастин поразился, какая кругом темень. Звезд почти не видно, луну то и дело закрывают быстро летящие облака. А времени всего-то половина десятого. В неясном лунном свете пустырь казался особенно зловещим. И не только пустырь, вообще все вокруг. Весь мир.
Навстречу им вышел агент ФБР и, не потрудившись представиться, повел их к стоящим неподалеку двум другим фэбээровцам. Одним из них оказался старый знакомый Норман Коркс, тот самый, которому Джастин свернул челюсть. Он приветствовал Джастина сдержанным кивком, но ни слова не сказал. Зато подал голос другой, по словам Билли только что прибывший прямым рейсом из Вашингтона.
— Зрелище не из приятных, — начал спецагент Зак Флетчер.
Джастин молча кивнул. И тогда его подвели к яме, где лежала Ванда Чинкель. Одежды на ней не было, по всему телу страшные синяки. Грудь и живот в потеках крови, то же самое с правой рукой и левым плечом. У Джастина перехватило дыхание. Потом кое-как, понемногу, делая короткие прерывистые выдохи, пришел в себя.
— Вы с ней встречались днем, — сказал агент Флетчер.
Джастин кивнул снова. Говорить он пока не мог.
— О чем вы беседовали?
— А как-нибудь в другой раз это обсудить нельзя? — наконец выдавил он, не в силах отвести взгляд от неподвижного тела.
— Нельзя, к сожалению, — ответил Флетчер. — Присмотритесь повнимательнее.
Агент, пожелавший остаться неизвестным, щелкнул кнопкой фонаря и направил его прямо на Ванду. Джастин присмотрелся. Он никогда не видел ее обнаженной при жизни, и разглядывать ее в таком виде после смерти показалось ему кощунственным. Он заставил себя охватить взглядом все тело сразу — так легче было представить, что перед тобой не человек, а некий предмет. Он часто пользовался этим приемом, когда приходилось выезжать на убийство. И только теперь, посмотрев на нее таким отстраненным взглядом, он понял: на руке, плече, груди и животе никакие это не потеки крови… Это слова! Написанное разбиралось с трудом — буквы нечеткие, кровь местами размазана, засохла или смешалась с грязью, но все же он прочитал. А прочитав, в изумлении глянул на агента Флетчера.
— Что, по-вашему, здесь написано? — спросил тот.
— Кто это написал?
— Похоже, она сама. Судя по ее руке.
Луч фонаря сдвинулся чуть в сторону, и Джастин увидел у правой руки Ванды осколок стекла.
— Здесь полно битых бутылок и банок. Видимо, уже умирая, она разрезала палец осколком и как могла написала это послание на единственно доступном холсте.
— На собственном теле. Собственной кровью.
Флетчер кивнул.
— Наверное, ей это было очень нужно, — и повторил: — Что здесь написано?
— Вот это, кажется, «JW», — разобрал Джастин. — А дальше «payback». Прописными и строчными буквами пополам. «C» пропущена. Потом похоже на «Hades». А это вроде «Ali».
«Hades» тоже состоял наполовину из прописных букв, наполовину из строчных. «Ali» не вызывал сомнений — «A» большая, палочка «l», почти такое же «i», совсем бледное, сходящее на нет. Его Ванда, видимо, написала из самых последних сил. Джастин повторил вслух все целиком:
— «JW, payback, Hades, Ali».
— У меня то же самое, — подтвердил Флетчер. — Вам понятно, что это означает?
