Темное разделение - Рейн Сара (читать бесплатно полные книги .txt, .fb2) 📗
Наступило долгое молчание. Потом Симона спросила:
— Кто ты? Я не знаю, кто ты.
— Не глупи, — сказала девочка и шагнула вперед. — Конечно, ты знаешь, кто я. Так же как я знаю, кто ты.
Симона ощутила знакомый слабый толчок в голове. Это она так забавляется. Смеется. Потом вдруг Симона поняла — нет, не смеется, она злорадствует. «Она скрывает какую-то тайну. Вот что я сделаю: я выясню, кто она, и выясню все это насчет Мортмэйна, а потом сяду на велосипед и что есть духу помчусь домой». Симона почувствовала легкое разочарование. «Вся эта подготовка, эта таинственность и возбуждение, а в результате — всего лишь девочка моего возраста в разрушенном доме». Через мгновение она сказала:
— Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего. Как тебя зовут?
— Не глупи, — ответила девочка и сделала шаг вперед.
Тени соскользнули с нее, как вода стекает с человека, поднимающегося из ванны. Симона увидела, что на ней был вишнево-красный свитер с рисунком, и что она шла, подволакивая немного ногу, и ее плечи были слегка перекошены. Если она бежала или просто быстро двигалась, она должна была делать это как-то согнувшись и кривобоко. Но помимо этого…
Помимо этого у Симоны возникло ощущение, что она смотрится в зеркало.
— Кто ты? — снова спросила Симона.
— Я — Соня, — сказала девочка. — Я думала, ты знаешь. — Она улыбнулась, и Симона увидела маленькую щербинку на ее переднем зубе, как и у самой Симоны. Крохотный отколотый кусочек.
Соня протянула ей руку.
— Пойдем со мной, Симона, — сказала она, и Симона взяла протянутую ей руку.
Глава 16
От соприкосновения рук у Симоны возникло самое странное, необыкновенное и удивительное чувство, которое она до сих пор не испытывала никогда в жизни. На несколько мгновений оно подчинило себе весь мир, так что она с трудом понимала, где она и что здесь делает.
Много лет спустя она описала это чувство как замыкание электрической цепи, или встреча и слияние отрицательных и положительных сил. Но тогда, стоя среди кружащихся теней Мортмэйна, глядя на Соню, она понимала только, что случилось что-то важное и потрясающее. Она не поняла, что именно, и не была уверена, что когда-нибудь поймет, но в тот момент она чувствовала, что нашла нечто, чего ей не хватало, как будто последний кусочек головоломки встал на свое место, и неожиданно вся картинка стала цельной и понятной.
Соня, похоже, не была особо подвержена резкой смене сильных эмоций; она тащила Симону через холл к одной из дверей возле лестницы.
— Все нормально, Симона, — сказала она. — Здесь никого нет, кроме нас.
И привидений.
— И подумай, возможно, это тот день, о котором я говорила тебе. Помнишь? Помнишь, как я сказала, что однажды мы встретимся? И ты узнаешь тайну, которая свяжет нас навеки?
— Как кровных сестер.
— Да. Да.Это то, что произойдет сегодня. Мы уже разговаривали мысленно, но это — общение во мраке. Я бы хотела, чтобы у нас было что-то еще, а ты? Что-то в реальном мире. Что-то в мире дневного света. И есть кое-кто, кого я просто ненавижу, — кое-кто, кого я хочу победить. Помнишь, как мы говорили об этом?
Симона заговорила: «Что ты…» — и вдруг остановилась, потому что не была уверена, что действительно хочет знать, что имеет в виду Соня. Чего она действительно хотела, так это сбежать от Сони как можно скорее, но проблема была в том, что ей хотелось сделать это вежливо. Соня была немного странная, и, если ее разозлить, она, возможно, станет агрессивной. Если бы рука Сони не держала все еще ее руку и если бы не это настойчивое ощущение завязывающейся вокруг нее петли, она бы, скорее всего, просто прямо сейчас на полном ходу бежала по дороге к велосипеду, а потом на максимальной скорости ехала домой.
Но она не сделала этого. Она шла с Соней через кружащуюся темноту Мортмэйна, стараясь не замечать, что Соня двигалась неловко из-за перекоса плеч, и, стараясь не думать о том, что могло послужить тому причиной, чтобы Соня не поймала ее на этой мысли. Мама всегда говорила, что это грубо — размышлять о причинах чьих-то увечий, и было бы действительно очень грубо и нетактично проявить подобное любопытство. Поэтому Симона рассматривала дом: длинные, отзывающиеся эхом Коридоры с черными каменными стенами, покрытыми склизкой влагой, словно бесчисленное множество червей проползло по ним; ржавые печные заслонки, торчавшие в неожиданных углах, с проступающими железными рейками. Когда никого не было рядом, печи, возможно, выползали из своих углов и собирались в одной из комнат, шепча друг другу лязгающими ржавыми голосами, и строили планы, как схватить следующего, кто зайдет в Мортмэйн.
Куда бы Соня ни вела ее, дорогу она знала. Когда они проходили через длинную сумрачную комнату с длинным столом, прикрученным к полу, Соня сказала очень тихим голосом:
— Сюда все обязаны были приходить, чтобы есть. Все — дети, взрослые, все. Трапезная, они называли ее. Здесь были деревянные скамьи для сидения.
И не все могли есть без посторонней помощи…
— И еда всегда была ужасная, — сказала Соня резко.
— А откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь все это про Мортмэйн?
Соня бросила на нее один из своих мимолетных взглядов и затем сказала:
— Я знаю то, что есть, и то, что было.
Это был не ответ, вообще-то Симона не была уверена, что Соня не хвастается, потому что это прозвучало как строчка из стихотворения. Все равно, рано или поздно нужно было задать этот вопрос, поэтому она сказала:
— Ты же… хм… не живешь здесь, да? В Мортмэйне? — На какой-то жуткий момент это показалось вполне возможным. Может, Соня и вправду живет здесь, как когда-то думала Симона; действительно спит, ест и живет внутри Мортмэйна, бродя по пустым комнатам. (Разговаривая с призраками и слушая их рассказы?.. Нет, это вообще глупо!)
— Конечно, я не живу здесь. Я живу в Западной Эферне. То есть за ней. Несколько миль. Но мне можно ездить по округе днем на велосипеде, потому что это укрепляет мои ноги.
Это было сказано совершенно равнодушным тоном, поскольку Симона не знала, как реагировать, она сказала:
— Я никогда тебя не видела.
— Нет, я обычно езжу по тропинкам. И в Мортмэйн ведет проселочная дорога. Она скрыта от главной дороги, но если ты знаешь, где она, можешь по ней проехать и подняться на велосипеде на холм. Обычно я так и делаю.
— А школа? — На многие мили кругом была только одна школа, в которую ходила Симона, и Соня туда точно не ходила.
— Я не хожу в школу. Я не такая, как другие люди. — Это прозвучало самодовольно. Будто Соне нравилось, что у нее перекошенные плечи и слабые ноги, словно она считала, что это ставит ее выше других. — Я учусь дома, — сказала она и бросила на Симону быстрый взгляд, чтобы увидеть, как она это воспримет.
— А, понятно. — Симона не хотела говорить, что учиться дома, должно быть, очень скучно. Не было возможности наслаждаться уроками искусства или школьными концертами, веселиться с друзьями, подшучивая над учителями. Со школой было связано много плохого (математика и география были одними из самых плохих вещей), но было также довольно много хорошего.
— Я живу здесь уже много лет, — сказала Соня. — Вообще-то… — Она остановилась, и в первый раз Симона увидела, что Соня сомневается. Но затем она сказала: — Я слушаю то, что говорят люди, разные истории, которые они рассказывают. Мне не всегда нравится все это слушать, но мне приходится, нравится мне это или нет. Возможно, я знаю про Мортмэйн больше, чем кто-либо из ныне живущих.
Симона чувствовала, что Соня уже собиралась рассказать ей что-то, а затем передумала. Ей стало любопытно. «Я останусь немного дольше. Узнаю, что она хотела сказать».
Они дошли до конца коридора. Соня толкнула дверь перед собой и подождала, пока зайдет Симона. За дверью была длинная комната, сквозь высокие окна пробивался угасающий солнечный свет, оголяющий грязь и гниль. Разбросанные в беспорядке по полу, валялись маленькие кучки мусора, оставленные бродягами и алкоголиками, которые заночевали тут и не видели призраков Мортмэйна или, может быть, видели, но были настолько пьяны, что приняли их за живых людей.
