Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа (читать полную версию книги TXT) 📗
Большинство сходилось во мнении, что полицейская акция проводилась ради поимки Эскобара или другого важного главаря, но даже это не оправдывает непоправимых глупостей и просчетов, допущенных при ее организации. В первом сообщении полиции говорилось, что Диана погибла во время поисковой операции с участием вертолетов и наземных сил. Неожиданно для себя полицейские столкнулись с бандой, которая удерживала Диану Турбай и телеоператора Ричарда Бесерру. Отступая, один из охранников выстрелил Диане в спину и перебил ей позвоночник. Оператор остался невредим. Полицейским вертолетом Диану доставили в окружной госпиталь Медельина, где в шестнадцать часов тридцать пять минут она скончалась.
Версия случившегося, предложенная Пабло Эскобаром, выглядела совершенно иначе и в основном совпадала с рассказом Нидии. Согласно этой версии полиция проводила операцию, зная, где находятся пленники. Такую информацию пытками выбили из двух боевиков, чьи подлинные имена и номера удостоверений личности были названы Эскобаром. Сообщалось, что обоих накануне полиция схватила и пытала, а один из них с вертолета показал полицейским чинам нужное место. По утверждению Эскобара, Диану застрелили полицейские, когда охранники освободили ее, чтобы она успела укрыться от перестрелки. Кроме Дианы, во время стычки были убиты еще три невинных крестьянина, которых полиция предъявила прессе как убитых в бою охранников. Все эти факты оказались весьма на руку Эскобару, поскольку подтверждали его заявления о нарушении полицией прав человека.
Ричард Бесерра, единственный свидетель случившегося, вечером в день трагедии сразу попал в плотное кольцо журналистов, заполнивших один из залов Главного полицейского управления в Боготе. На нем была все та же черная кожаная куртка, в которой его похитили, и соломенная шляпа, которую нахлобучили ему охранники, пытаясь выдать за крестьянина. Моральное состояние Ричарда мало способствовало тому, чтобы давать объяснения. Но самым прозорливым из его коллег показалось, что путаница в фактах мешает Ричарду высказать свое мнение о трагедии. Его версия, что пуля, настигшая Диану, была наугад пущена одним из боевиков, ничем не подтверждалась. Если отбросить все необоснованные предположения, то, по общему мнению, Диана погибла случайно, попав под перекрестный огонь. Окончательным расследованием занимался генеральный прокурор, которому предстояло ответить на запрос президента после сделанных Нидией Кинтеро разоблачений.
На этом, однако, драма не закончилась. Заметив беспокойство общественности о судьбе Марины Монтойя, 30 января Подлежащие Экстрадиции сделали новое заявление, в котором признали, что приказ о ее ликвидации отдан еще 23 января. Однако «в силу строгой конспирации и плохой связи в настоящее время нам неизвестно, расстреляна она или освобождена. Если приговор приведен в исполнение, нам непонятно, почему до сих пор полиция не обнаружила труп. Если ее освободили, то об этом должны знать родственники». Только тогда, через семь дней после приказа о расстреле, начались поиски тела Марины.
Судебный врач Педро Моралес, ассистировавший при вскрытии трупа неизвестной женщины, прочитав новое заявление в газете, сразу подумал, что женщина в тонком белье с безупречными ногтями могла быть Мариной Монтойя. Он оказался прав. Но как только это установили, кто-то, назвавшись по телефону сотрудником Министерства юстиции, попытался оказать давление на Институт судебной медицины и скрыть, что труп захоронили в общей могиле.
Луис Гильермо Перес Монтойя, сын Марины, как раз собирался обедать, когда по радио сообщили о первых предположениях медиков. В Институте судебной медицины ему показали фотографии женщины с изуродованным огнестрельными ранами лицом, и он с большим трудом опознал свою мать. Как только новость ушла в эфир, на Южном кладбище собралось столько любопытных, что полиции пришлось выставить специальное оцепление и прокладывать Луису Гильермо сквозь толпу дорогу к могиле.
Согласно правилам судебной медицины, перед захоронением на теле неизвестного ставится специальная маркировка в виде штампа с порядковым номером на торсе, руках и ногах, чтобы труп можно было опознать даже после расчленения. Затем тело заворачивают в черный пластик, похожий на тот, из которого делают мешки для мусора, предварительно связав прочной веревкой лодыжки и запястья. По словам Луиса Гильермо, тело его матери было раздето, покрыто грязью и кое-как брошено в общую могилу без всякой маркировки, предусмотренной законом. Рядом лежал труп ребенка, завернутый в розовую спортивную куртку.
Уже в морге, после того как тело обмыли струей воды из шланга, сын осмотрел полость рта и на какое-то время засомневался. Он хорошо помнил, что у матери отсутствовал левый резец, а у трупа все зубы были на месте. Однако приложив ее ладони к своим, он обнаружил полное совпадение, и сомнения исчезли. Еще одно странное обстоятельство уже вряд ли можно будет когда-нибудь прояснить: Луис Гильермо уверял, что тело матери полиция опознала еще при осмотре на месте преступления, а зарыли его в общей могиле без лишних формальностей только для того, чтобы не будоражить общественность и не раздражать правительство.
Еще до опознания тела Марины гибель Дианы накалила обстановку в стране. Отказываясь вносить поправки во второй указ, Гавирия противился чаяниям Вильямисара и мольбам Нидии. Его позиция сводилась к тому, что указы не могут зависеть от похищения отдельного человека: они должны отражать интересы всего общества – ведь сами похищения были организованы Эскобаром не столько чтобы выторговать выгодные условия явки с повинной, сколько ради отмены экстрадиции и объявления амнистии. После долгих размышлений президент все же решил изменить текст указа. Конечно, теперь сделать это стало труднее, ведь он не внял просьбам Нидии и других родственников, – но в конце концов президент решился.
Об этом решении Вильямисар узнал от Рафаэля Пардо. Время тянулось бесконечно медленно. И не было ни минуты покоя. Альберто будто приковали к радиоприемнику и телефону, и уже одно отсутствие плохих новостей приносило огромное облегчение. Пардо он звонил в любое время дня и ночи и спрашивал: «Как идут дела? До каких пор все это будет продолжаться?» Рафаэль успокаивал его чайными ложечками здравого смысла. Каждый вечер Альберто возвращался домой с одной-единственной мыслью: «Любой ценой добиться изменений в указе, иначе всех перебьют». А Пардо взывал к здравому смыслу. Наконец, 28 января он сам позвонил Вильямисару и сообщил, что окончательный текст передан на подпись президенту. Задержка обусловлена тем, что документ должны завизировать все министры, но министра связи Альберто Сесара Сантамарию никак не могут разыскать. В конце концов Пардо удалось связаться с Сантамарией по телефону и на правах старого приятеля припугнуть его:
– Господин министр! Или через полчаса вы будете здесь, чтобы поставить подпись под указом, или вы больше не министр.
Опубликованный 29 января Указ 303 снимал все препоны, тормозившие процесс подчинения правосудию торговцев наркотиками. Как и ожидалось, правительству не удалось избежать упреков общественности в том, что новый документ вызван угрызениями совести в связи со смертью Дианы. Такое мнение породило новые слухи: одни считали указ уступкой наркомафии, сделанной под давлением возмущенной общественности, другие твердили, что у президента просто не было выхода, хотя и этот найден с опозданием, по крайней мере, для Дианы Турбай. Так или иначе, но, подписывая указ, президент Гавирия прекрасно понимал, что его медлительность примут за жестокость, а запоздалую решительность – за проявление слабости.
На следующий день в семь часов утра президент позвонил Вильямисару. Это был ответный звонок: накануне Альберто успел поблагодарить президента за новый указ. Гавирия выслушал Вильямисара молча, лишь разделив с ним горечь событий 25 января.
– Это был жуткий день для всех нас, – согласился президент.
С легким сердцем Вильямисар позвонил Гидо Парре. «Теперь вы не будете талдычить, что этот указ плохой», – съязвил Альберто. Гидо Парра, уже досконально изучивший документ, ответил:
