Атака седьмого авианосца - Альбано Питер (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Вернемся к делу, — сказала Дэйл. — Как насчет программы? Сможете забрать ее завтра вечером? А заодно бы мы пообедали здесь: совместили бы приятное с полезным.
— Богатейшая программа получения программы.
Она звонко, мелодично рассмеялась и снова чуть отхлебнула из своего стакана.
— Ну, раз вы уже шутите, значит, совсем отошли.
— Общение с вами заменяет переливание крови, — Брент выпил и с наслаждением почувствовал, как заструилось по усталому телу живительное тепло.
— Вы ведь недавно были ранены, да?
Брент протестующе взмахнул стаканом:
— Да нет, я совсем не это имел в виду и не собирался строить из себя раненого героя.
— Все равно мне было приятно это слышать.
Он взглянул на часы и допил виски:
— Пожалуй, мне пора идти, пока еще не вся токийская полиция примчалась вязать Накаяму.
— Возьмите «Хонду», Брент. Лучше, чем такси.
— Вам же самой нужна будет машина.
— Обойдусь. Мне завтра надо быть в моей конторе, а туда проще добраться на метро. Вечером пригоните. Позвоните мне: номер три-ноль-сорок-семь.
Брент медленно поднялся, и они, взявшись за руки, подошли к двери. Здесь он обнял ее.
— Брент… — сказала она тихо, впервые назвав его на «ты», — я гожусь тебе в матери.
— Ты что, вела в младших классах разгульную жизнь? — фыркнул он.
— Нет, правда… Я ведь уже переваливаю за бальзаковский возраст.
Отступив на шаг, он обвел ее статную фигуру взглядом, который был красноречивей всяких слов и полон такого откровенного вожделения, что она вспыхнула — от смущения, но и от радости, что желанна ему.
— Ты никак не годишься в почтенные матроны, — сказал он, не сводя с нее расширенных желанием глаз. — Это вроде как «Хейг энд Хейг» — чем старше, тем вкуснее.
Она снова оказалась в его объятиях и с трепетом прильнула к его широкой груди, почувствовав, как прижались к ее бедрам его каменно-мускулистые ноги.
— Значит, тебя это не смущает?..
— Нет. А тебя?
Она покачала головой, привлекая его к себе. Руки Брента пустились в долгое странствие вдоль ее спины от затылка до бедер.
— Поосторожней с моим эдиповым комплексом, — засмеялся он.
Дэйл нежно поцеловала его в щеку, и он шагнул за дверь.
5
— Один человек убит, у двоих — переломы лучезапястного сустава, еще у двоих — основания черепа, и у четверых — нижней челюсти, — говорил капитан полиции Камагасуо Кудо, стоя перед письменным столом адмирала Фудзиты.
Брента вместе с Азумой Куросу и Кензо Накаямой вызвали в адмиральский салон через пять минут после того, как полицейский офицер появился на борту. Там уже находились Йоси Мацухара и старик Кацубе. Адмирал и престарелый начальник его штаба сидели, остальные стояли навытяжку: Брент и Йоси — справа у стола, Куросу и Накаяма — у самых дверей, а капитан Кудо — посередине салона, перед адмиралом, которому не хватало только мантии, чтобы иллюзия судебного разбирательства была полной.
— Убит? — переспросил Брент. — Я его оставил живым.
Капитан Кудо, приземистый, тучный человек средних лет, оглядел рослого американца с головы до пят:
— Он получил удар, перебивший ему трахею, и умер от удушья. А вы, как я понимаю, — Брент Росс, «янки-самурай»?
Брент сверху вниз посмотрел на капитана, который до такой степени был придавлен тяжким бременем своих обязанностей, что напоминал старого краба чудовищной величины, бочком пробирающегося по песку на дне аквариума.
— Да, так называют меня журналисты.
— Вы склонны к насилию, лейтенант. Помимо вчерашнего дела, вы два года назад в драке одного человека убили, другому нанесли тяжкие телесные повреждения, от которых он ослеп, а в прошлом году хладнокровно расстреляли беспомощную женщину.
— Беспомощную женщину? — вскричал Фудзита, пытаясь привстать. Однако старые ноги не слушались, и он, опять опустившись в кресло, бросил сжатые кулаки на дубовую столешницу. — Эта террористка собиралась взорвать доковые кильблоки и уничтожить «Йонагу»! А Брент Росс подвергся нападению и защищал свою жизнь. Тогда его спас подполковник Мацухара и патрульный наряд. Лейтенант был ранен и мог истечь кровью. И той ночью рядом не оказалось ни одного полицейского — все они появились наутро, когда опасность миновала. Явились снимать показания! И вчера у проходной не было полиции, хотя вы отлично знали о готовящейся манифестации. Сколько это будет продолжаться!
— Нас не вызывали, господин адмирал.
— Так что — прикажете мне звонить в полицию и ждать, пока вы приедете?
— Именно так, господин адмирал. Надо подчиняться закону. Мы призваны защищать его.
На пергаментных синеватых щеках Фудзиты проступил гневный румянец, костлявый кулачок снова ударил по столу.
— Я никому не подчиняюсь! И не смейте мне указывать! Скажите лучше, где вы были вчера, когда банда негодяев напала на моих людей и женщину, которую они сопровождали?! Видели вы поблизости хоть одного полицейского, Росс?
— Нет, сэр.
— Господин адмирал, мы не поспеваем всюду. Вчера проводились демонстрации на Гинзе, пикетирование у ограды императорского дворца…
— Не надо мне рассказывать от трудностях токийской полиции — я их отлично знаю без вас. Я окажу вам содействие, — по губам Фудзиты зазмеилась усмешка, сбившая капитана с толку: он подумал, что найдет с неистовым стариком общий язык. Но Брент знал, что на уме у адмирала другое. — Да-да, я пойду вам навстречу! Я поставлю пулеметы у автомобильной стоянки, а в кабину каждого тягача, который подвозит необходимые «Йонаге» грузы, посажу по матросу с винтовкой! И тогда ваша полиция, получающая несуразно высокое жалованье, сможет, ни на что больше не отвлекаясь, бдительно охранять дамские сортиры в парке Уэно!
— Господин адмирал, это будет грубым нарушением закона. Пулеметы и автоматические винтовки не могут вноситься в пределы Большого Токио.
— Увидите, капитан, как они не могут! Превосходно смогут! И, предупреждаю, не пытайтесь мне воспрепятствовать! — морщины на лице Фудзиты стянулись в жесткую угрожающую гримасу.
Капитан обреченно вздохнул, но по голосу его было понятно, что он не собирается капитулировать:
— Господин адмирал, я знаю: ваш корабль — единственное, что заслоняет Японию от мирового терроризма. Без вас, без «Йонаги» мы все давно уже были бы под пятой Каддафи. — Фудзита кивнул и откинулся на спинку кресла. — Но, господин адмирал, ваше судно — это же не суверенное государство! В Японии есть законы, есть полиция, которая следит, чтобы они не нарушались, есть Силы самообороны. Вы не можете попирать и игнорировать законы страны! У вас нет на это права!
Фудзита, как обычно, принялся крутить и дергать седой волос на подбородке.
— Есть! Я — здесь последняя инстанция и высший судья. Я устанавливаю законы для «Йонаги». Я отдаю приказы своей команде, и, имейте в виду, капитан Кудо, никто безнаказанно не сможет напасть ни на одного из моих людей и ни одна смерть не останется неотомщенной. Вы же японец! — продолжал он, сверля капитана глазами. — Как же вы могли позабыть о священной необходимости мести?! Вспомните, чему учит «Хага-куре». — Он похлопал по кожаному переплету лежавшей перед ним книги. — «До тех пор, покуда враги, которым ты не отомстил, пляшут вокруг тебя, подобно демонам, ты обречен вкушать бесчестье и пить позор».
Капитан переминался с ноги на ногу, а когда заговорил, в голосе его звучало страдание:
— Вы несправедливы, господин адмирал. Я ничего не забыл и не мог забыть. Но граждане города Токио платят мне за то, чтобы я охранял закон.
Фудзита раздраженно отмахнулся.
— И на здоровье. Но предупредите своих коллег, чтобы не становились у нас на пути. Команда «Йонаги» ни к бесчестью, ни к позору не привыкла. Здесь служат самураи, которые чтят бусидо и следуют предначертаниям императора.
— Император готовится к хогьо.
Брент, прилично говоривший по-японски, не понял последнего слова, но по смыслу разговора и по выражению лица капитана догадался, о чем идет речь. «Хогьо», очевидно, выражало высшую степень почтения и применялось исключительно по отношению к Сыну Неба старыми японцами, еще чтившими древние обычаи. На корабле говорили по-английски. Фудзита ревностно следовал этой традиции, которая повелась еще с конца прошлого и начала нынешнего веков — с той поры, когда создавался японский флот, взявший себе за образец флот британский, а в качестве инструкторов — британских офицеров. На «адмиральском верху» вообще почти никогда не слышалась японская речь, однако Брент бывал и в кубриках, и в орудийных башнях, и на ангарной палубе, а потому научился различать три степени почтения — при обращении к нижестоящему, в беседе с равным и с тем, чье положение выше. В английском, естественно, не имелось эквивалента для понятия «хогьо», и трепет при упоминании императора заставил капитана перейти на родной язык и использовать четвертую и высшую степень, применяемую только по отношению к микадо. Он никак не мог позволить себе сказать «Император при смерти» или «Дни императора сочтены».