Ассасины - Гиффорд Томас (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Я сказал, что согласен, и покосился на Элизабет. Она не испытывала доверия к отцу Данну, он явно не нравился ей. Однако я понял, что определенное впечатление он на нее произвел, особенно его высказывания о собственной роли во властных структурах Церкви. Я также понял, что она смотрит на нас, себя и меня, людей, любивших Вэл, как на команду. И в то же время ей не хотелось, чтобы отец Данн повел меня за собой по столь опасному и скользкому пути. Она не хотела, чтобы он разрушил нашу команду, наш маленький домашний мирок.
— Да, конечно, — сказала она наконец. — Раз тебе хочется играть в эти игры, тогда и я не против.
Только циничные рассуждения Данна заставили ее защищать Церковь. Она понимала это и утратила душевное равновесие.
И вот мы все трое собрались в Длинной зале, где был камин, большой стол со старинными стульями и стереопроигрыватель. Я поставил диск с концертом Элгара для виолончели с оркестром и надавил на кнопку. Комнату наполнила завораживающая музыка, мы придвинули стулья к столу: юрист, журналистка, писатель — трое людей, пытавшиеся как-то собрать воедино отрывочные фрагменты информации.
Начали мы с географии поездок Вэл. Париж. Рим. Александрия в Египте. Лос-Анджелес. Нью-Йорк. Принстон. Высадив Локхарта у катка возле Рокфеллеровского центра, она осталась в лимузине. Записи показывали, что домой она приехала в 3:45 дня.
Тотчас же по прибытии она сделала два телефонных звонка. Один — Сэму Тернеру, и расспрашивала его о повесившемся священнике, второй — мне, в Нью-Йорк. К этому времени Локхарт и Хеффернан были уже убиты злодеем-"священником". Сестра Элизабет настояла, чтоб я взял это последнее слово в кавычки.
Находясь дома, Вэл в какой-то момент спрятала парижскую фотографию, если верить утверждениям Данна, сделанную во время войны, в барабан. С тем чтобы я мог обнаружить снимок там, если с ней что-нибудь случится. Она знала, что в опасности, даже здесь, в Принстоне, и рассчитывала на меня, на то, что я рано или поздно найду снимок и сумею что-то предпринять. На снимке четверо мужчин, один из них, несомненно, Д'Амбрицци. Но снимал кто-то пятый, и по настоянию Элизабет мы включили его в список. Почему она придавала такое значение этому снимку? Помнит ли о нем Д'Амбрицци?
Затем, примерно в половине шестого или в шесть вечера, Вэл пошла в часовню, где и была убита из того же огнестрельного оружия, от которого погибли Локхарт и Хеффернан. Очевидно, тем же самым человеком, который оставил в часовне клочок ткани от черного плаща. Такие дождевики, сказал Данн, носят священники.
После этого убийца вошел в дом, нашел портфель Вэл, забрал его и скрылся.
И, наконец, Руп Норвич сообщил нам, что повесившийся священник был убит в 1936 году и что пришло распоряжение сверху прекратить расследование и считать это самоубийством. Чего они испугались? И кого защищали?
Все эти факты прочно утвердились в нашем сознании, однако, как справедливо заметил отец Данн, из них можно было бы сложить тысячу разных историй. Огонь в камине угасал, добросовестный полицейский продолжал нести службу снаружи, и нам ничего не оставалось, как разойтись по комнатам и лечь спать.
5
Дрискил
Внешность соответствовала ему как нельзя более.
Вот что я подумал, впервые увидев монсеньера Пьетро Санданато. Точно весь жизненный путь этого человека был заранее определен законами физиономистики, словно человек, родившийся с таким лицом, не мог стать не кем иным, кроме как священником, и его собственная воля и свобода выбора были тут бессильны.
Такие лица встречаются у мучеников и святых на бесчисленных полотнах времен Ренессанса, украшающих залы многих музеев мира. А с другой стороны, он был очень похож на боевика-мафиози, с которым мне однажды довелось встретиться. Нервное, напряженное, усталое лицо с красноватыми тенями под глазами, а сами глаза угольно-черные, так и сверкают из-под тяжелых темных век.
Он походил на статую Джиакометти. Изнуренный мужчина, но при этом гладкое, точно у ребенка, смуглое лицо, черные прямые волосы, на левой щеке одна-единственная ямочка от оспы, точно некий брэнд, специальная отметина при всей остальной безупречности черт. На нем была рубашка с воротничком-стойкой, поверх накинуто черное пальто. Наряд довершала черная шляпа с мягкими полями и какие-то по-детски маленькие черные перчатки, которые он снял, когда отец Данн начал знакомить нас. В полдень он встретил его в аэропорту Кеннеди и уже оттуда привез на машине в Принстон.
— Мистер Дрискил, — очень тихо произнес Санданато хрипловатым голосом с характерным певучим акцентом. — Я уполномочен передать вам глубочайшие соболезнования в связи с кончиной нашей дорогой сестры Валентины от кардинала Д'Амбрицци. А также от его святейшества Папы Каллистия. Наша скорбь глубока и искренна. Настоящая трагедия для всех нас. Я, разумеется, тоже был лично знаком с вашей сестрой.
Я проводил гостей в Длинную залу, сюда же с командного поста Маргарет Кордер явилась сестра Элизабет. Санданато обернулся к ней, пожал руку.
— Какая трагедия, сестра, — пробормотал он.
Миссис Гэрритис подала кофе. От ленча монсеньер отказался, и вот трое церковников начали неторопливую беседу. Я не слишком прислушивался к тому, что они говорят. Санданато намеревался прогостить у меня несколько дней, и я разглядывал его, пытаясь понять, что он за человек. Никогда прежде не доводилось видеть мне столь взвинченного и напряженного человека. Лицо, походка, манера держаться, взгляд, буквально все в нем вызывало ассоциации с чем-то церковным и типично римским, столь чуждым моей нынешней жизни. И еще непрестанно вспоминались мученики святые в картинных галереях, лицо Христа в терновом венце, струйки крови, стекающие по Его лбу, все это я помнил еще с детства, со школы, где конец полутемного коридора украшало именно такое изображение. И еще почему-то возникали реминисценции с персонажами массовки, с помощью которых Феллини выстраивал задние планы в своих фильмах. Волосы у Санданато блестели, как стекло. За то время, что я исподтишка наблюдал за ним, он выкурил три сигареты. Руки слегка дрожали, от чего создавалось впечатление, что нервы у этого человека ни к черту, что еще миг — и он не выдержит, и тогда произойдет какое-то несчастье.
И вот наконец Гэрритис подхватил сумки Санданато и понес их наверх, и монсеньер последовал за ним, бесшумно ступая, темная фигура в шлепанцах «от Гуччи». Я обернулся к Арти Данну.
— Вам удалось хоть немного поспать?
— Четырех часов сна для меня вполне достаточно. Всегда сплю сном праведника. Я и днем могу подремать, урывками, выработал манеру, ну точь-в-точь как у Колтунки. Ну, ладно, мне, пожалуй, пора.
— У кого, простите? — спросила Элизабет.
— У Колтунки, — ответил Данн. — Это моя кошка. И кличка у нее Колтунка. От слова «колтун». Целых два года прожила без имени, а потом вдруг меня осенило. Вся так и набита колтунами. И такая же волосатая. На редкость противное животное. Однако не заводите меня...
— Поверьте, я и не собиралась, — сказала Элизабет. — Просто не знала. Это отвратительно.
— Именно это я и пытаюсь сказать, — улыбнулся ей Данн. — Надо идти, кормить эту несносную тварь.
Он вышел, Элизабет обернулась ко мне.
— До чего же неприятный человек! И потом, есть у него какая-то тайна, отдала бы все, чтобы узнать. Есть в нем нечто такое, что просто меня пугает!
— Кстати, о страхе, противности и прочем, — заметил я. — Расскажи мне о Санданато. О его месте в церковной иерархии.
— Ни разу не видела его без Д'Амбрицци. Я имею в виду, он его креатура, он обязан карьерой Д'Амбрицци. Кардинал нашел его в сиротском приюте, взял с собой, вырастил, выучил и теперь сильно от него зависит. Санданато — его правая рука в непрекращающейся борьбе с кардиналом Инделикато...
— А из-за чего борьба?
— На карту поставлено будущее Церкви, сама природа Церкви. Пятьдесят лет соперничества, каждую минуту готовы вцепиться друг другу в глотку, так, во всяком случае, говорят. А теперь... — Она пожала плечами и принялась поправлять высохшие цветы в медной вазе на буфете.
