Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти» - Устинов Сергей Львович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Не было звука, который бы меня испугал, даже дуновения воздуха, которое бы я почувствовал. Было чисто звериное ощущение опасности, возникшее внезапно, в доли секунды. Я не успел даже повернуть головы, только скосил чуть-чуть вправо глаза — на меня неслась темная масса ни единым огнем не освещенного автомобиля. На меня неслась моя гибель, и мне совершенно некуда было от нее деваться. Некуда?! Я что есть силы прыгнул вперед, на капот собственной машины, последним отчаянным движением поджимая ноги...
Меня-таки здорово шлепнуло по подошвам. Только крепко ударившись об асфальт с другой стороны капота ладонями и коленом, я понял, что это скорее всего воздушная волна. Моему безгласному Росинанту пришлось солонее: об этом можно было судить по дикому скрежету металла о металл. Мгновенно вскочив на ноги, готовый немедленно дать отсюда деру, я увидел, что убийца стремительно летит прочь. Ни огней, ни номеров. Единственное, что я заметил, — вроде бы это была «волга», но, разумеется, голову на отсечение я бы сейчас не дал. Первые несколько секунд какая-то часть моего сознания еще трепыхалась в обычном режиме, пытаясь что-то запомнить, даже оценить, но как только стало ясно, что непосредственная опасность миновала, остались только дрожь, тоска и дикий страх. Господи, ведь я был всего на волосок от того, чтобы теперь уже мой труп лежал в луже крови посреди грязного асфальта, а Аржанцев или кто-то еще ходил бы сейчас вокруг, деловито измеряя рулеткой обстоятельства моей смерти. Потом я почти зримо увидел этот труп и содрогнулся еще больше: в сущности, мне надлежало не просто погибнуть — меня должно было размазать по борту собственного автомобиля, раздавить, разорвать на части.
Вдруг я понял, что все еще судорожно сжимаю в левой руке эти идиотские незабудки. Кстати, а что за записка? Я буквально вырвал листок из-под щетки — он был пуст. Вот, значит, как. Элементарная ловушка. Требовалось, чтобы я немного постоял в недоумении возле машины — больше ничего.
Прежде чем отшвырнуть их прочь, я еще раз посмотрел на эти чертовы цветы от неизвестного доброжелателя. Цветы-то зачем? Пожалуй, они всего лишь изощренная садистская шутка. Это были как бы цветочки на мою могилу.
18
Абсолют
«Если вас утопят раз, вы, наверное, вскрикнете, утопят раз, утопят два, а потом привыкнете».
Эта дурковатая присказка вертелась у меня в голове всю дорогу домой. Больше никаких иных мыслей и чувств практически не было. Ступор как последствие шока. Вероятно, я отчасти инстинктивно, отчасти осознанно не давал ходу эмоциям, надеясь, по возможности в максимально неразобранном виде, донести себя до дома, до родного дивана, до стакана с коньяком. Главное — ни о чем до тех пор не думать, ничего не чувствовать, автоматически довести машину, машинально подняться по лестнице, привычно отпереть дверь. И только тогда, оказавшись наконец в безопасности, разрешить себе испугаться. Не так испугаться, как в тот первый миг, когда я понял, что только что едва не превратился в мертвый кусок окровавленного мяса, а по-настоящему. Испугаться отнюдь не как жертва несчастного случая, чудом избежавшая гибели, а как наделенное сознанием существо, понявшее, что его целенаправленно хотели убить. Нет, «хотели» — еще не вся правда. Хотят. Продолжают хотеть.
Все это мне в основном удалось. Почти не расплескавшись, я повернул к дому, с облегчением обнаружив, что сегодня подъезд освещен. Примерно раз в неделю какой-нибудь добрый самаритянин вкручивает под козырьком лампочку, и она горит день-два, пока ее не разобьют или не сопрут. Этим вечером был, как видно, тот самый случай, и я возблагодарил Бога, что мне не придется снова пробираться к парадному, шарахаясь от каждой тени. С моими-то нервами. Тем не менее я усилием воли заставил себя вспомнить об осторожности, проехал мимо и запарковал машину метров через сто пятьдесят где-то в глубине чужого двора. Еще несколько минут, и можно будет расслабиться, перевести дух и начать спокойно обдумывать ситуацию... Но, как любит повторять Артем, жизнь сложнее наших представлений о ней. Ничего из этого мне не светило ни в ближайшие минуты, ни в ближайшие часы. Зато казавшаяся бессмысленной дурацкая присказка оказалась точно в яблочко.
Я брел по дорожке к ярко освещенному подъезду, когда шагах в десяти передо мной из-за темных кустов сирени появился человек, развернулся лицом ко мне, профессиональным движением слегка расставил ноги и поднял руку с пистолетом. Я все еще брел, хотя вернее сказать, что брели мои ноги: сам-то я замер. Застыл. Оцепенел. Окаменел. Человек поднял другую руку, привычно подпер ею для твердости ту, что держала оружие, нацелив пистолет мне в грудь. Как в тире. Сознание расслоилось: я все отчетливо видел, фиксировал каждое движение своего убийцы, но мозг вопреки явной очевидности почему-то не рождал ни одной мысли о бегстве, о спасении — вероятно, за полной бесперспективностью. Грохнул выстрел, а я все еще брел, вчуже удивляясь лишь отсутствию боли. Я понимал, что убит, что двигаюсь только по инерции: так продолжает бежать и хлопать крыльями петух с уже отрубленной головой. Сейчас я, наверное, упаду, чтобы больше никогда не подняться. Вместо меня упал почему-то человек с пистолетом. Он резко крутанулся вокруг оси на одной ноге и прямо из этого изящного фуэте рухнул обратно в сирень, из которой явился. А я все брел и брел. Полагаю, за это время я сделал шага два. Ну, во всяком случае, не меньше, чем полтора.
Все, что происходило дальше, вообще не лезло ни в какие ворота. Во-первых, я наконец почувствовал боль, но совсем не там, где ожидал: что-то со страшной силой ударило меня по загривку, придав мне невиданное ускорение, в результате которого я головой вперед влетел все в те же кусты сирени, оказавшиеся холодными, мокрыми и очень колючими. Во-вторых, стрелять начали теперь уже со всех сторон, и у меня не было сомнений, что все пули метят именно в мою бедную голову. Ну а в-третьих, в неверном свете этой трижды проклятой лампочки непосредственно перед своим носом я увидел давешнего человека с пистолетом. Впрочем, теперь этот тип был уже без пистолета, зато со зверски искаженным лицом и с развороченным плечом, из которого вовсю хлестала кровь. Сидя в кустах на траве, он шипел от боли и ярости, сверля меня совершенно бешеными глазами, и, быть может, от этого ненормального зрелища ко мне вернулась способность если не соображать, то хотя бы двигаться. Хотелось бы утверждать, что я отступил с поля боя с достоинством, как бывалый солдат, слегка пригибаясь к земле, короткими перебежками. Но следует признать честно: я ломанул оттуда на карачках не разбирая дороги.
Вероятно, я показал отличную резвость, потому что газон с кустами кончился мгновенно, меня вынесло в открытое море нашего вдоль и поперек перекопанного двора, мои подошвы и ладони заскользили на размокшей после дождя глине, удержать равновесие мне уже не удалось, и я на полном ходу плюхнулся в лужу на дне канализационной траншеи. Там бы мне и лежать спокойненько, никуда не рыпаться. Но чертово любопытство, как всегда, пересилило.
Удивительная картинка открылась взору, когда я робко высунул голову над краем канавы. На подступах к моему безымянному подъезду шел натуральный бой. Лампочка под козырьком пала одной из первых жертв, но, насколько можно было судить по вспышкам от выстрелов, палили с трех точек: от кустов и со стороны ржавого бульдозера бухали одиночными, а из-за мусорных контейнеров у въезда во двор поливали очередями. Кто против кого, я не знал и даже в эти мгновенья не задумывался, но, как тот классический заяц во время маневров Киевского военного округа, был уверен, что вся эта безумная деятельность направлена исключительно против меня.
Баталия прекратилась так же неожиданно, как началась. Где-то за домом взревел двигатель, завизжали на крутом развороте покрышки, а после наступила тишина. Прошла целая вечность, прежде чем мне показалось, что можно перевести дыхание. Потом миновала еще одна и, наверное, половина третьей вечности до того, как я выкарабкался из своего окопа и замер на бруствере, готовый в любое мгновенье скатиться обратно. В ватной тишине теперь только мое собственное сердце колотилось короткими прерывистыми очередями. Переходить в решительное контрнаступление не было ни малейшего желания. Присев на корточки, я попытался рассмотреть что-нибудь в темноте, однако в неверном свете горящих над головой окон, далеких и холодных, как звезды, ни черта, кроме смутных силуэтов привычных атрибутов нашего двора, не высмотрел. Воображение, однако, работало продуктивнее зрения. Что, если раненный в плечо озверевший мужик все еще валяется у подъезда? Похоже, ему удалось отыскать свой пистолет, и это он палил из кустов. Что, если кто-то до сих пор прячется возле бульдозера или за мусорными баками?
