Садовник - Кортес Родриго (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Теперь, когда стало окончательно ясно, что все его будущее растет прямо здесь, на этих самых клумбах и в этих самых аллеях, его перестало устраивать в саду почти все. Он видел: да, это — неплохой сад. Он знал: да, если его периодически подновлять, он может расти и даже радовать взгляд столько же лет, сколько в нем деревьев. Но вечность?
Себастьян представил себе, как сеньора Тереса все ходит и ходит по этим правильным прямоугольным аллеям — день, два, неделю, год, и сокрушенно признал, что очень скоро на ее лице уже не будет счастливой улыбки.
Тогда он подумал о старом полковнике и вдруг с ужасом понял, что не знает о его истинных вкусах практически ничего! Да, всех устраивало, что сад в порядке, пострижен, прорежен и полит, но райский ли этот сад? Даст ли он семье Эсперанса подлинное счастье? Не на день, не на год — навечно!
Теперь Себастьян совершенно точно знал: нет!
***
Остаток лета сын садовника напряженно думал. Он снова несколько раз обошел город и осмотрел буквально каждый двор в поисках приемлемых образцов для подражания, но с горечью убедился, что здесь ему учиться нечему.
Тогда он напросился попутчиком к дворецкому и съездил в Сарагосу. Целый день, рискуя заблудиться, смотрел сквозь высокие кованые заборы на лучшие сады самых знатных семейств и вернулся назад с тяжелым сердцем. Все эти сады годились только на то, чтобы удивить или ошарашить непритязательного гостя неординарной выдумкой или необычным сочетанием растений. Как образец для будущего Эдема не подходил ни один.
Себастьян еще раз внимательно осмотрел свой сад, а затем набрал мха, камней и прутьев, расчистил возле ручья небольшую площадку и шаг за шагом создал уменьшенную копию всей усадьбы Эсперанса. Прочертил острой палочкой русло ручья, выложил кусочками сланца дорожки и тропинки, а кусочками мха — группы деревьев, а на место господского дома поставил красивую жестяную коробку из-под чая. Получилось похоже.
Четыре дня подряд каждую свободную минутку он прибегал к площадке, садился и начинал думать, передвигать дорожки и посадки, и только на пятый день понял, что здесь не так.
Все это время он исходил из того, что центром сада является господский дом, и это было главной ошибкой. Расположенный у дороги, в самом низу огромного сада, дом действительно был главным источником всяческого движения. Отсюда выходили и в сад, и на конюшню, и к ручью… Но самому саду это суетное, сконцентрированное возле дома беспрерывное движение изрядно мешало; он терялся и переставал быть тем, чем должен, — центром всего.
Себастьян попробовал прикинуть, как бы выглядел сад, если бы господского дома не было, убрал коробку из-под чая в сторону, и все стало получаться!
В центре сада естественным образом оказывалась расположенная на округлом гладком холме клумба сеньоры Долорес, и это было правильно, поскольку именно сеньора Долорес и была реальным центром всей семьи Эсперанса.
Вокруг этой главной клумбы достаточно хаотично располагались два десятка деревьев — несколько апельсиновых деревьев, несколько олив, шесть каштанов и два огромных старых пробковых дуба. К ним вплотную примыкали заросли вишни и лещины, к ним — еще несколько второстепенных клумб, аллей и мелких рощиц… Сад закладывали достаточно бессистемно, он не производил никакого особенного впечатления. Но Себастьян теперь видел: если изменить расположение дорожек — изменится и весь сад. И только господский дом… он изрядно мешал его замыслам и был здесь как бельмо на глазу.
Себастьян уже знал, что в раю ни одежда, ни обувь, ни дома будут не нужны, — все даст господь. Он стал оценивать, сколько места высвободится, если дом, предположим, сгорит, и после тяжких размышлений признал, что это — не самая первостепенная задача, поскольку он не знает главного — точного времени наступления Страшного суда. Это означало только одно: надо заниматься тем, что есть, — остальной частью усадьбы.
С этого дня вся его жизнь обрела совершенно иной, невидимый для всех остальных смысл.
Себастьян вставал задолго до рассвета, быстро завтракал тем, что ему оставляли на кухне с вечера, и выходил на очистку сада от старых веток и отживших свой срок, посаженных еще отцом и дедом деревьев. До самого полудня он пилил, рубил и корчевал, затем бежал на кухню набить живот остатками господского обеда, а с полудня уже занимался главным — закладкой самой структуры будущего уголка райского сада.
Он прорезал рощицы новыми, широкими тропами; любовно, метр за метром, выложил песчаником несколько небольших площадок для отдыха; стоя по колено в воде, расчистил и углубил русло ручья; разбил новые клумбы, и к середине августа сад начал приобретать задуманные очертания. Во все стороны от клумбы сеньоры Долорес разбегались теряющиеся в зарослях и оттого похожие на лабиринт новые тропы, а освобожденное от излишних деревьев и кустарника пространство неожиданно показало скрытые доселе достоинства ландшафта. Но как только все было закончено, Себастьян с горечью осознал: не то.
Нет, формально все было сделано верно, и господа Эсперанса, увидев результат, несмотря на крайнее удивление, остались довольны, а старый полковник даже пригласил сеньора алькальда отобедать в его саду и долго хвастался тем, что его ручей приобрел в своем облике нечто древнеримское. Но чего-то важного, да и просто необходимого, чтобы стать райским, в саду не хватало.
Себастьян промучился весь остаток августа. Не спал ночей, часами бродил по саду и даже поднимался на соседний холм, чтобы рассмотреть сад со стороны, и однажды, увидев целиком всю семью Эсперанса на террасе, понял, что именно не так. За исключением клумбы сеньоры Долорес, огромный и прекрасный сад до сих пор оставался безликим. Сеньора Тереса, старый полковник и прочие домочадцы жили сами по себе, а создаваемый для них сад — сам по себе, и ни один из Эсперанса так и не чувствовал себя в саду, как в раю.
Себастьян снова стал думать и пришел к выводу, что, случись ему закопать сеньору Тересу в саду, он бы не знал, что посадить вокруг места ее вечного упокоения, — розы ей не шли категорически. То же самое касалось и старого полковника, и уж тем более юной и прекрасной сеньориты Долорес.
Когда Себастьян это осознал, он впал в такое глубокое отчаяние, какого не знал с тех времен, когда еще был жив отец… А потом приехал Пабло, и художественно-эстетический тупик стал еще безнадежнее.
Прошлым летом смуглый и деятельный сын капитана Гарсиа и сеньоры Лусии уже приезжал сюда из Марокко, и воспоминания о нем у Себастьяна остались самые сложные.
Во-первых, он никак не мог сообразить, на кого похож Пабло. Он совершенно точно знал, что от черенка розы рождается новая роза, а из лещины растет такая же лещина. Но тощий, смуглый и подвижный Пабло не был похож ни на вальяжного пышноусого капитана Гарсиа, ни на худенькую и беленькую сеньору Лусию.
А во-вторых, Пабло постоянно был нужен партнер, а если точнее, мальчик для битья в его шумных воинственных играх, и поскольку усадьба располагалась достаточно далеко за городом, ему и приходилось привлекать на эту роль того, кто был под рукой, — сына садовника. И, несмотря на занятость, на протяжении двух недель по часу, а то и более каждый день Себастьян исправно исполнял роли то безбожного кровожадного индейца времен конкисты, то каталонского сепаратиста, а то и мятежного марокканца уже из наших времен.
Для Себастьяна это означало раз двадцать получить деревянной саблей в живот или по шее, периодически, хотя и недолго, быть связанным по рукам и ногам, а потом стоять на коленях и, изображая крайнее раскаяние, целовать распятие, а затем и руку юного сеньора.
Отцу эти игры никогда не нравились, наверное, потому, что, пока Себастьян исполнял пожелания Пабло, он не работал в саду, но противиться воле маленького сеньора Эсперанса садовник не смел. Сам же Себастьян испытывал очень странные чувства. Делать что-то не для сада и не потому, что так сказал отец, было похоже на щекотку — и странно, и смешно.
