Шпион федерального значения - Ильин Андрей (читать книги без txt) 📗
Один за другим грохнули взрывы, слившись в один. Во все стороны брызнули осколки стекла и щепа рам. Послышались громкие, которые туг же осеклись, крики. Ну всё, вряд ли кто-нибудь там выжил!
— Поехали, поехали!..
По дороге лихорадочно соображали, как оправдаться перед начальством. Не придумали ничего лучшего, как сказать, что на них напали «духи», которых они преследовали до той самой деревни, где загнали в один из домов, при штурме которого потеряли двух бойцов.
Да, пожалуй, так!
Кто станет вникать, где и при каких обстоятельствах были убиты солдаты? Важно, что убиты, и убиты «чехами». А за чеченскую семью с них никто не спросит, те погибли случайно и по вине боевиков, которые нашли приют в их доме…
Бойцам поверили. Или сделали вид, что поверили, потому что они были свои, а «чехи» чужие. Поднятые в ружье подразделения прибыли на место, взяв населенку в кольцо и проведя повальную зачистку.
Чеченцев выгоняли прикладами на улицу, обыскивали их дома, переворачивая все вверх дном, избивая тех, кто пытался протестовать.
Поблажки никому не делали. Бойцы были злы и на этот раз действовали особенно жестко. Потому что считали, что дело их правое и святое, ведь они не просто зачищали, а мстили «духам» за гибель своих товарищей!..
На войне все всем мстят. Эти — тем, те — этим. И все за одно и то же — за страдания и гибель близких им людей.
Месть очень сильное чувство, даже более сильное, чем чувство страха! Месть способна вытащить людей из окопа под пулеметные очереди, и бросить в штыковую атаку. На смерть. Чувство долга — тоже, но чувство долга, равно как патриотизм и любовь к Родине, более абстрактно и поэтому там, на передовых, подменяется более простым, понятным и универсальным — чувством мести.
Да и какой, к ляху, долг?.. Кого?.. Перед кем?.. С какой это стати десятки тысяч призванных на действительную службу пацанов, которые и жизни-то еще не видели, объявляются чьими-то должниками?
Что они должны?.. Сколько?.. Покажите расписки!..
Нет, не Конституцию, потому что пред Конституцией все равны и, значит, здесь, в окопах, должны наравне со всеми гнить дети и внуки генералов, чиновников и главного ее гаранта, возвращая Родине священный долг! А их здесь нет! Ни одного!
Да и как можно воевать из-за какого-то там долга?..
Но очень здорово можно, мстя за погибших товарищей! За вполне конкретных Сашек, Пашек, Сергеев… С которыми ты еще вчера укрывался одним бушлатом и делил один на двоих сухпай. И которых сегодня убили. На твоих глазах. Может быть, жестоко, может быть, глумясь над их трупами и над ними живыми…
И, слыша предсмертные крики, видя их страдания и их обезображенные трупы, ты вдруг понимаешь, что не уедешь отсюда, пока не отомстишь их убийцам! И тогда во всей этой войне появляется хоть какой-то смысл — высший смысл, ради которого можно недоедать, недосыпать, рисковать своей жизнью, умирать… Потому что формула «наших бьют!» нам понятна с самого детства и способна подменить любую идеологию.
Я не верю солдатам, даже контрактникам, наемникам, которые утверждают, что воюют за деньги. Вначале, может быть, за деньги, потом — нет. Невозможно воевать только за деньги, рискуя в любой момент потерять эти деньги, потеряв жизнь. Невозможно одолеть страх, замешанный на инстинкте самосохранения, — встать добровольно под пули, рвануть под собой гранату, сцепиться с врагом в рукопашке. Должно быть какое-то более сильное, способное пересилить страх чувство. И такое чувство есть — чувство мести!
Допускаю, что генералы и большие командиры воюют по каким-то другим причинам — из-за звезд, лампасов, орденов, выслуг, квартир, пенсий, амбиций, казенных дач, барыша… Они — может быть. Но солдаты — именно так!..
Но точно так же воюют и чувствуют солдаты противника, у которых тоже на их глазах погибли их боевые друзья и, может быть, братья, жены, дети. И продолжают гибнуть каждый день!
Отчего взаимный счет растет. Потому что месть не может питать любовь, месть может питать только месть!
И если одни перестают брать пленных, то и другие — тоже перестают.
Если «другие» — пытают «языков», то «эти» тоже не стесняются в выборе средств!
Если стало известно, что «те» добивают наших раненых, то с какой стати мы должны проявлять гуманизм, оказывая их раненым медицинскую помощь?
Если «они» изнасиловали захваченных медсестер, то и мы тоже можем…
Если «они» убивают «наших», то и мы имеем право пускать на распыл их…
Такая логика. Военная логика. Логика мести…
И кто их за это может осудить?.. Тех… И других тоже…
Лично я — не берусь!
Ни тех…
Ни других…
Глава 31
Когда-то все застольные «восточные» тосты начинались со слов: «Высоко-высоко в горах…» Теперь с этих слов начинаются военные сводки.
Высоко-высоко в горах было глубокое ущелье. В ущелье рос вековой лес. В лесу жили люди. Но даже самый зоркий орел, взлетевший выше самых высоких гор, вряд ли бы мог их заметить!
Почему?
Да потому что их жилища, костровища и расходящиеся во все стороны тропы были прикрыты растянутыми меж деревьев и вкопанных в грунт кольев маскировочными сетями с вплетенными в ткань свежесрезанными ветками, которые менялись каждое утро. Под сетками были шалаши, грубые, сколоченные из досок столы и скамейки. На скамейках и просто на земле, на расстеленных ковриках, поджав под себя ноги, сидели люди. Причем не одни только мужчины, что было очень непривычно и странно…
Сутки назад в лагерь прибыло пополнение. Среди которого оказалось немало женщин и детей. Отчего лагерь стал немного походить на пионерский. Дети, хотя и будущие воины, все равно оставались детьми — шумели, гонялись наперегонки друг за другом, конфликтовали и устраивали какие-то свои мальчишеские разборки.
«Господи, их-то зачем сюда нагнали?» — удивлялся Аслан Салаев.
Хотя догадывался зачем… Потому что не пионервожатым здесь числился и не в совете дружины заседал, а обучал боевиков основам минно-взрывного дела. Что его совершенно устраивало, так как было менее рискованно, чем если самому фугасы на дорогах устанавливать.
За неполных полтора года, что минули с момента, как он перекрестился из уроженца села Разливы Костромской области православного христианина и контрактника Степана Емельянова в мусульманина Аслана Салаева, он успел сделать неплохую карьеру, перебравшись из окопов поближе к штабу. В писаря он, к сожалению, так и не вышел, но хотя бы в инструкторы… В сравнении с теми, с кем он начинал воевать, ему сильно повезло хотя бы потому, что тех уже давно нет, те уже в земле догнивают, а он все еще жив и хорошо пристроен.
Правда, чтобы подольше удержаться на этой блатной должности, приходится изрядно вертеться: с кем полезно — дружить, кому надо — угождать, кого следует — подмазывать. Не без этого.
Его «братья по крови», они хоть и идейные борцы, но тоже не простаки. У них тут свои интриги, почище, чем при Мадридском дворе, потому что с особо изощренной восточной спецификой. Воюют вроде бы против одного врага, под одними знаменами, но, чуть что, каждый норовит на себя одеяло потянуть, свой тейп помня, который другого тейпа круче и с которым сто лет враждует! Вот и поди разберись!.. Они до этой войны столько исков друг дружку резали, друг с дружкой мирились, роднились и друг у дружки скот и невест воровали, что теперь в их взаимоотношениях сам черт ногу сломит! Черт — сломит, а ему — нельзя! Ему приходится быть в курсе всех этих разборок, чтобы роковую ошибку не совершить, чтобы вовремя к силе прибиться. Пока это удавалось, а что дальше будет, одному богу известно… Ну, то есть, вернее, Аллаху!
Конечно, кое-какие резервы еще есть. Если уж совсем припечет, можно будет жениться на какой-нибудь засидевшейся в девках невесте из сильного тейпа, чтобы породниться с ним и приобрести защиту и покровительство. А может, и более перспективную должность. Чеченцы обычно своих не забывают, пропихивая их на хлебные места, чтобы укрепить свои родовые позиции. Так всегда было: раньше — при царе Горохе, после — при Советской власти, и теперь, на войне, тоже… Тейпу без этого не выжить, потому что если другой тейп все ключевые должности займет, то тут же, используя служебное положение, всех остальных к ногтю прижмет.
