Испытание - Моррелл Дэвид (книги без сокращений .txt) 📗
Глава 16
В холодных серых предрассветных сумерках они спешились и привязали лошадей на поляне под елями. Они специально сделали длинные привязи, чтобы животные могли свободно передвигаться и щипать заиндевевшую с ночи траву, похрустывающую под ногами. Выйдя из леса, они двинулись к глинистому откосу, над которым возвышались скалы.
Старик шел впереди вдоль подножия скал. Добравшись до первой узкой расщелины, прорезавшей крутой склон под углом, он двинулся вверх по ней. Таким же способом — неторопливо, спокойно, не останавливаясь, чтобы перевести дух, — он преодолел и Следующую, ведущую в противоположном направлении. Борну казалось, что старик в своем уверенном восхождении вот-вот должен остановиться, уперевшись в непреодолимую преграду, вернуться назад, чтобы поискать иной путь, но каждый раз тот находил подходящий выступ, нужный камень, на который можно было поставить ногу, щель, в которую можно было просунуть руку, и подняться еще выше. Либо он уже проходил этот путь неоднократно, подумал Борн, либо прожил в горах так долго, что ему достаточно одного взгляда для безошибочного выбора маршрута.
Вскоре верхушки сосен оказались у них под ногами. Светало. Камни внизу казались пугающе огромными; заглядевшись на них, Борн едва не сорвался, успев в последний момент поймать ногой прочную опору.
— Не прижимайся близко к скале. Отклонись. Она сама поможет тебе, — негромко посоветовал старик.
Борн удивился: тот находился гораздо выше и, казалось, должен был кричать, чтобы быть услышанным. Непонятно, как это происходит. Борн больше не смотрел вниз, а просто виимательно искал, за что ему покрепче уцепиться кровоточащими, в ссадинах пальцами, посиневшими от холода, и переставлял ноги по почти отвесной поверхности скалы, взбираясь все выше и выше — и вот над головой уже не было ничего, только небо и вольный воздух. Последнее усилие — и он на плоской вершине. Старик сидел неподалеку, рядом с какими-то голыми кустиками, и ждал. Борн поспешил к нему.
— Посмотри на свои руки, — проговорил старик. Борн понял, что тот имел в виду: его разбитые в кровь руки дрожали крупной дрожью — то ли от холода, то ли от пережитого страха, когда он едва не свалился вниз, — но ничего поделать не мог. Решив не обращать на это внимания, он двинулся вслед за стариком, который уже был на другом краю плоской макушки скалы. Ползком он добрался до обрыва. Внизу простирался каньон — Овечья пустыня. С этой высокой точки он был виден как на. ладони. Широкие каменистые участки, обрамляющие подножия скал, полоса пожухлой травы в средней части. В самом центре каньона можно было различить хижину, несколько сараев и загон для овец, оставшиеся, видимо, с тех давних пор, когда здесь жили пастухи. Он вспомнил, что на карте они также не были помечены. Старик протянул вперед руку, и Борну показалось, что он предупреждает об опасности. Он тут же напрягся, пытаясь разглядеть, не движется ли кто около строений, но быстро догадался, что старик обращает внимание на черную тучу, быстро заволакивающую горизонт. Ну вот и снег, подумал он, вспомнив слова старика прошлой ночью. Облака закрыли солнце; вокруг резко посерело и потянуло холодом. Борн вздрогнул и попытался согреть окоченевшие руки. Вот мы его и дождались, повторил он про себя. Старик уже отполз от края, словно, опасаясь, что его фигуру могут заметить на фоне неба, потом огляделся и, пригнувшись, побежал направо, туда, где внизу был проход из каньона в речную долину.
Когда Борн догнал его, тот уже примеривался к крупному валуну. Отсюда было ясно видно, сколько путей в этом скальном лабиринте внизу заводили в тупик; лишь один, прямо под ними, вел к цели.
С первым валуном они справились без труда. Просто подтолкнули его, и он неожиданно легко перевернулся, покатился по склону и рухнул, отскакивая от стенок расщелины. Грохот от его падения был подобен раскату грома в горах.
— Ну, вот и славно. — Старик был доволен. — Они подумают, что это буря наделала.
— Вы что, видели их?
Валун, упав вниз, не перегородил проход полностью. Просто через него стало труднее перебраться. Старик уже шагал к другому валуну, гораздо больших размеров.
— Вы не ответили мне, — повторил Борн, догоняя его. — Вы их видели?
— Нет. Это ты считаешь, что они где-то здесь. Каменная глыба не поддалась, даже когда они навалились на нее изо всех сил. Подобрав сухую лесину, они подвели ее под камень, действуя, как рычагом, и попытались столкнуть его с места. Конец бревна обломился. Со второй попытки валун покачнулся, но с места не сдвинулся. Потом им удалось перевалить его на другой бок; эту операцию пришлось повторить трижды, прежде чем глыба оказалась на пологом склоне, по которому уже под собственным весом, набирая скорость, покатилась вниз и исчезла. Грохот падения достиг их слуха, раньше, чем они добежали до края скалы. Валун рухнул точно меж стенок прохода. Теперь уж ни одному всаднику не заставить свою лошадь взять такой барьер.
— Конечно, они могут бросить лошадей и идти дальше пешком, — рассудительно заметил старик и побежал еще к одному валуну. Измучившись, но так и не сумев сдвинуть его с места, оба в изнеможении опустились рядом с ним, решив, что человек все равно переберется через камни, какими бы огромными те ни были, и что главную цель — создать видимость того, что на лошадях здесь не проехать, — они достигли.
Облака висели уже прямо над головой и быстро передвигались в сторону города; так похолодало, что Борну пришлось достать из кармана куртки толстые шерстяные перчатки и натянуть их на свои распухшие, порезанные камнями руки. Подул ветер — колючий, пронзительный, выжимающий слезы из глаз. Он повернулся к ветру спиной, поднял капюшон и взглянул на город. Там еще сияло солнце, но вот тень от облаков накрыла его, и в этот же момент несколько белых крупинок мелькнуло перед глазами.
— Пожалуй, пора спускаться, а то лошади испугаются, — сказал старик; ветер и холод, казалось, ему были нипочем; он лишь плотнее натянул шляпу и застегнул куртку, но от ветра не отворачивался и даже не спрятал руки в карманы. Пригнувшись и уперевшись ладонями в колени, он увлеченно наблюдал, как ветер несет пыль и гнет ветви деревьев и кустарников.
— Одну минуту, — попросил Борн и достал из кармана куртки фотографию. Вчера вечером после ужина он заприметил ее на стенке за баром.
— Так город выглядел как раз перед оспой, — сказал ему тогда старик.
Обычная старинная фотография размером пять на шесть дюймов, пожелтевшая от времени, потрескавшаяся и ломкая — чем-то она привлекла его внимание. Такие снимки делали в старину громоздкими аппаратами на треноге, в которые вставляли большие стеклянные негативы в деревянных рамках. С задней стенки ящика свисал длинный кусок черной материи, под которой фотограф подлезал, чтобы навести на резкость объектив. На фотографии была изображена панорама города в долине, снятая издалека и с. высокой точки. Несмотря на дымку, можно было различить людей и даже какой-то фургон, выезжающий из города по направлению к реке.
— Это снято сверху, с того места, куда мы отправимся завтра, — пояснил старик. Борн, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, открепил кнопки и сунул ее в карман.
Теперь, сличая старый снимок с тем, что было перед глазами, он не мог не согласиться: снимали действительно почти с этого места, только немного правее. Он сдвинулся вправо, пытаясь совместить угол зрения.
— Что ты делаешь? — спросил старик. — Мы должны идти.
— Еще минутку, — повторил он и сделал еще пару шагов вперед и в сторону, продолжая держать фотографию перед собой, добиваясь максимальной точности. Он даже наклонился, как это сделал бы фотограф, и смотрел на снимок, словно в видоискатель фотоаппарата, передвигая его слегка взад-вперед, чтобы совместить изображение с реальностью. Он почти добился желаемого, хотя уже понял, что полностью ему это не удастся. Во-первых, снимок был сделан летом, и кустарник на переднем плане кадра сейчас не был виден, а те кусты, что торчали перед глазами, отсутствовали на фотографии. Тогда летом все было покрыто зеленью, а сейчас все листья облетели. И сам город был тот же, да не совсем. Он стал как-то меньше, съежился, словно усох с годами, и отсутствие каких-либо признаков жизни там, внизу, делало его еще меньше.