Доктор Смерть - Келлерман Джонатан (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Папа делает вид, что не оказывает на меня никакого давления. Однако он ясно дал мне понять, что если я захочу повторно пройти ТАС, он оплатит все расходы.
— Что тоже является давлением.
— Наверное. Вы встречались с папой... Какой он?
— Что ты хочешь спросить?
— Вы с ним поладили? Папа назвал вас очень толковым, но в его голосе было что-то такое... словно он в вас не до конца уверен. — Стейси вскинула голову. — Мне надо замок на рот вешать... Мой папа сверхактивный, ему постоянно требуется двигаться, думать, что-то делать. Болезнь мамы просто свела его с ума. Прежде они вели активный образ жизни — бегали, ходили на танцы, играли в теннис, путешествовали. А когда мама отошла от жизни, папа остался совсем один. И это выводило его из себя.
Это было произнесено безучастным тоном, словно клиническое заключение. Наблюдатель в семье? Дети нередко берут на себя эту роль, потому что так гораздо проще, чем принимать участие в происходящем.
— Нелегко ему привилось, — заметил я.
— Да, но в конце концов папа научился.
— Чему?
— Заниматься всем сам. Он рано или поздно ко всему приспосабливается.
В этих словах прозвучало обвинение. Моим следующим вопросом стала поднятая бровь.
— Папа считает, что лучший способ борьбы со стрессом — постоянно быть в движении, — сказала Стейси. — Ему приходится много разъезжать. Вам ведь известно, чем он занимается, да?
— Недвижимостью.
Она покачала головой, показывая, что я ошибаюсь, но вслух произнесла:
— Да. Но только той, что приносит владельцам одни расходы. Папа делает деньги на чужих ошибках.
— Теперь понятно, почему он считает окружающий мир жестоким.
— О да. Жестокий мир разорений.
Деланно рассмеявшись, Стейси печально вздохнула. Положив свою книгу на край стола, она отодвинула ее от себя. Опустила руки на колени. Расслабленная. Беззащитная. Вдруг она ссутулилась, как самый обыкновенный подросток, и мне показалось, что ей действительно приятно сидеть здесь.
— Папа называет себя бессердечным капиталистом, — сказала она. — Вероятно, потому, что так его называют все окружающие. На самом деле он очень собой гордится.
Голос ровный и монотонный, словно бубнящее гудение монаха. С небольшой горчинкой презрения. Стейси высмеивала своего отца перед совершенно незнакомым человеком, но делала это просто очаровательно. Такое, как правило, происходит тогда, когда наконец снята крышка с кастрюли, в которой все давно кипит.
Я молчал, ожидая продолжения. Закинув ногу на ногу, Стейси еще больше ссутулилась и взъерошила волосы, придавая себе беззаботный вид. Она пожала плечами, словно говоря: «Теперь ваша очередь».
— Насколько я понял, тебя не очень-то интересует недвижимость.
— Как знать? Я подумываю о том, чтобы стать архитектором, так что вряд ли я ее ненавижу. На самом деле я совершенно спокойно отношусь к бизнесу, совсем не так, как многие мои одноклассники. Просто я бы предпочла строить, чем быть... Я бы предпочла что-то производить.
— Предпочла чему?
— Я чуть было не сказала: «чем быть мусорщиком», но это было бы несправедливо по отношению к моему отцу. Он ни под кого не подкапывает. Просто выжидает удачный случай. В этом нет ничего плохого, но мне бы не хотелось этим заниматься. Хотя, на самом деле, я понятия не имею, чем бы мне хотелось заниматься. — Она позвонила в воображаемый колокольчик. — Дзинь-дзинь, прозрение, отзовись! У меня нет цели в жизни.
— А как же архитектура?
— Возможно, это просто отговорка: нужно же что-то отвечать, когда тебя спрашивают о будущем. Как знать, быть может, в конце концов я возненавижу архитектуру.
— Тебя интересуют какие-нибудь школьные предметы? — спросил я.
— Раньше мне очень нравились естественные науки. Одно время я считала, что медицина — это как раз то, что нужно. Я ходила на курсы, на экзаменах получила хорошие оценки. Но сейчас...
— Что на тебя повлияло?
«Смерть матери, увлекавшейся естественными науками?»
— Просто мне кажется... в общем, медицина теперь совсем не то, что было раньше, правда? Бекки говорит, ее отец больше терпеть не может свою работу. Разные бюрократы учат его, что делать и что не делать. Доктор Маниту говорит, что медицина стала уделом чиновников. А после школы хочется свободы. Доктор Делавэр, а вы любите свое ремесло?
— Очень.
— Психология, — произнесла Стейси так, словно это слово было для нее новым. — А меня всегда больше интересовала настоящая наука... ой, простите, я сказала глупость! Я имела в виду точные науки...
— Ничего страшного, я не обиделся, — улыбнулся я.
— Я хочу сказать, я отношусь к психологии с уважением, но предпочитаю химию и биологию. У меня получается ладить с органикой.
— Психология очень нежная наука, — сказал я. — Наверное, отчасти именно за это я ее и люблю.
— То есть? — встрепенулась она.
— За непредсказуемость человеческой природы. Это делает жизнь интересной. Мне приходится постоянно стоять на цыпочках.
Стейси задумалась над моими словами.
— В прошлом году у нас был курс психологии. Вначале была полная ерунда, что-то про Микки-Мауса. Но потом стало интересно... У Бекки поехала крыша. Она хваталась за все симптомы, про которые нам рассказывали, и находила их у кого-нибудь из одноклассников. Потом вдруг она ко мне охладела — почему не спрашивайте, я не знаю. Да и не хочу знать; после того как мы убрали кукол в шкаф, у нас больше нет общих интересов... Не думаю, что мне что-нибудь поможет. Сказать по правде, по-моему, наукой тут и не пахнет. Моя мать перепробовала врачей всех специальностей, какие только известны человечеству, но никто так и не смог ей помочь. Если я когда-нибудь решу, чем заняться в жизни, думаю, я выберу что-нибудь более продуктивное.
— Что-нибудь такое, что позволяет получить быстрый результат?
— Необязательно быстрый, — возразила Стейси. — Просто существенный. — Перекинув хвостик на грудь, она принялась перебирать кудри. — Ну и что с того, что у меня нет цели в жизни? Я ведь в семье второй ребенок, разве это не нормально? У моего брата целеустремленности хватит на двоих. Он прекрасно знает, чего хочет: получить Нобелевскую премию по экономике и зарабатывать миллиарды. Когда-нибудь вы прочтете о нем в журнале «Форчун».
— Подобные планы впечатляют.
— Эрик всегда знал, чего хочет. Он гений — как-то, когда ему было пять лет, он взял «Уолл-стрит джорнал», прочитал статью о соотношении спроса и предложения на рынке соевых бобов, а на следующий день прочел на эту тему лекцию в детском саду.
— Это фамильное предание? — спросил я.
— То есть?
— Судя по всему, ты услышала это от своих родителей. Вряд ли ты могла запомнить сама, тебе ведь тогда было только три года.
— Верно, — смущенно согласилась Стейси. — Наверное, я слышала эту историю от отца. А может быть, от матери. Или от него, или от нее. Отец до сих пор ее повторяет. Так что, скорее всего, это был он.
Я сделал пометку: «Что Ричард рассказывает о дочери?»
— Это имеет какое-нибудь значение? — спросила Стейси.
— Нет, — заверил ее я. — Просто меня интересуют фамильные предания. Значит, Эрик очень целеустремленный.
— Целеустремленный и талантливый. Он просто гений. Самый умный человек из всех, кого я знаю. Но при этом не замкнувшийся в науках. Агрессивный, настойчивый. Настроившись на что-то, он обязательно этого добьется.
— Ему нравится Стэндфорд?
— Ему нравится Стэндфорд, Стэндфорду нравится он.
— Там учились твои родители?
— Это семейная традиция.
— А эта традиция на тебя не давит?
— Уверена, папа был бы просто в восторге. Если бы я туда поступила.
— А ты думаешь, что тебя не примут?
— Не знаю, но мне все равно.
Я поставил наши кресла на некотором расстоянии друг от друга, чтобы своим присутствием не смущать Стейси. Но сейчас она вся подалась вперед, словно стремясь физически прикоснуться ко мне.
