Черная линия - Гранже Жан-Кристоф (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— В этом случае, — сказала она наконец, — кровь имеет малиновый оттенок. В ней содержатся частицы девственной плевы. И конечно, вагинальный секрет. Предполагается, что этому сопутствует сексуальное удовольствие.
— Предполагается?
Марк отмечал любые отступления, любые замечания личного порядка.
— На деле это удовольствие редко имеет место, — продолжала гинеколог. — Происходит разрыв, приобщение к новым сексуальным отношениям. Все это, хотите вы того или нет, достаточно жестоко. И эта кровь — кровь из раны. Внутренней раны. Она отмечает начало новой эры…
В ее голосе послышались мечтательные нотки. Понемногу Марк начинал проникаться особенной атмосферой кабинета. Стены, мебель — все темнело, как своды пещеры. Слова женщины приобретали древний магический смысл. Ему казалось, что он слушает Пифию. Женщина, кажется, поняла это. Она нарушила очарование, прокашлявшись:
— Ну, это вам подойдет? У меня назначены другие посещения.
Она лгала. Она просто не хотела отдаваться во власть колдовства.
— Простите меня, — быстро сказал он, — но я говорил и о третьем виде крови: крови от повреждений, скажем, в результате несчастного случая… Можете ли вы мне что-то сказать и о ней?
Она вздохнула и зажгла лампу. Абажур из ткани, напоминавшей пергамент, с красными прожилками. В золотистом свете ее лицо выглядело еще старше. Морщинистая, иссушенная кожа, словно выкопанная из песка.
— Мне нечего сказать вам на эту тему, — ответила она. — Это… обычная кровь.
— Никакой разницы между мужской и женской кровью?
— Нет, никакой. Состав ничего не меняет. Повторяю вам: если рана затронула артерии, кровь будет ярко-красной. Если вены — более темной. Вот и все.
— У вас есть фотографии?
— Фотографии?
— Да. На которых была бы видна кровь разных типов, о которых мы говорили.
— Не представляю, зачем бы они мне понадобились. Единственное, что у меня есть, это снимки медицинского характера, сделанные под микроскопом.
— А цвет там виден?
— Нет. Извините. — Она положила руки на стол. — Теперь…
Он вспомнил строки из письма Реверди: «… найди правильные слова, чтобы я мог увидеть здесь, на листе бумаги, цвет этой сокровенной жидкости…»
— Подождите, — настаивал он. — Если бы вы решили использовать метафоры, чтобы придать какое-то символическое значение каждому виду крови, что бы вы сказали?
— Послушайте…
— Буквально несколько слов.
Женщина заколебалась, потом вжалась в свое деревянное кресло. Опустила веки. Коротко улыбнулась, отчего морщинки вокруг глаз стали заметнее.
— Я бы сказала, что кровь девственности насыщенная. Наполненная смыслом. Это одновременно и жизнь, и смерть. Конец невинности, свободы. Сексуальность существует и у детей, но для них она еще не стала тюрьмой. Желания — это простые видения, мимолетно пронизывающие тело. Когда приходит созревание, когда происходит дефлорация, эти блуждающие огоньки обретают плоть, окрашиваются в красный цвет, превращаются в органическую силу, которая уже не оставит подростка…
Она открыла глаза. Настоящий серый перламутр.
— Повторяю вам: это кровь из раны. Раны, которая никогда не заживает. В ней воплощено призвание желания. Вечный зов. Ненасытный зов.
— А если бы вам надо было охарактеризовать ее цвет, пользуясь палитрой художника, что бы вы сказали?
— Пурпурный. Что-то между илом и малиной. Грязь и плод. Какая-то смесь глины с мякотью фрукта. Краплак— вот точное определение этого цвета.
Марк лихорадочно записывал: Пифия обрела голос.
— Не знаю, разбираетесь ли вы в живописи. У Боннара есть известная картина, которую всегда упоминают, когда хотят привести пример, «Женщина с кошкой». Там фон такого оттенка. Четкий, насыщенный, но в то же время полный новой жизни, богатый, сладкий.
Лучшего Марк и желать не мог: в гинекологе проснулась поэтесса. Он продолжал:
— А менструальная кровь? Тут вы можете назвать цвет?
— Красная охра. Там тоже есть нечто от грязи. Коричневая грязь, помои. Менструация — это несостоявшееся свидание. В этом кровотечении всегда присутствует разочарование, неудача. Это пища, не нашедшая применения. — Она остановилась и повторила, более твердо: — Да, красная охра. Коричневый траур. Земля-кормилица, брошенная на дно могилы.
— Вы можете привести в пример картину?
— Нет. Скорее, пейзаж. Мрачные деревни в Бельгии или в Голландии, с кирпичными домами, вросшими в землю, промокшими от дождя.
Марк писал все быстрее, — у Элизабет будет чем заполнить страницы.
— И хоть словечко о ранах, — ввернул он, — и я от вас отстану. — Он принялся фантазировать. — В моей книге героиня попадает в автомобильную аварию. Я хочу противопоставить эту «обычную» кровь другой, истинно женской, о которой мы с вами говорили.
Она скривила лицо в гримасу, похожую на посмертную маску. На долю секунды перед мысленным взором Марка промелькнули обожженные лица погибших жителей Помпеи.
— Когда я была в интернатуре, я видела немало жертв автокатастроф. Помню мое удивление при виде всей этой крови. Меня поразило, насколько она живая, блестящая… подвижная. Как будто украденная жизнь, застигнутая в момент движения. Карминово-красный.
— Картина?
— Очень живая картина, да, такая, где цвет звучит, как голос фанфар. «Парад-алле на красном фоне» Фернана Леже. Видели?
— Нет.
— Постарайтесь увидеть ее. Вы поймете. Фон картины покрыт лаком пронзительно красного цвета. На переднем плане — совершенно белые артисты цирка. — Она улыбнулась при воспоминании о картине. — Красные кровяные тельца, белые кровяные тельца: да, в этом хоре звучит истина о крови.
Произнося эти слова, она снова положила руки на стол:
— Ну, мы неплохо поработали, верно? В самом деле неплохо.
За одно посещение он получил все ответы, которые искал. Теперь оставалось уладить последнюю проблему: с фотографией Элизабет.
Он думал о ней, не прекращая, со вчерашнего дня. Не может быть и речи о том, чтобы послать портрет настоящей Элизабет Бремен, с паспорта, еще хранившегося у Марка. Прежде всего, ему не хотелось еще больше впутывать в историю эту шведку, которая, как он надеялся, уже вернулась домой. К тому же ее лицо, квадратное, как булыжник, вряд ли соответствовало вкусам Реверди.
Надо было придумать что-то другое, и у Марка уже появилась идея.
Тем более что он находился в двух шагах от нужного места.
25
— Размытость — единственный способ запечатлеть красоту.
Великан достал пленку и прикусил ее кончик, чтобы пометить. Потом вставил в аппарат новую кассету.
— Красота не имеет ничего общего с точной, сверхчеткой картинкой. Хадиджа, я толкую тебе не о внешнем виде, а о духе. По-английски это spirit , сечешь? Повернись. Нет. На три четверти. Вот так.
Ее ослепила вспышка, за которой последовал длинный свист. Хадиджа не решалась сообщить этому гиганту, что сейчас пишет диссертацию и его разглагольствования о размытости, духе и красоте так и просятся в сборник благоглупостей, посвященных эстетике. В мирке манекенщиц только и говорили, что о нем и о его размытых фотографиях, за которыми охотились все журналы и все кутюрье. Он заговорил снова, как будто отвечая на ее мысли:
— Вот поэтому мои снимки имеют успех. Даже идиоты бухгалтеры и кретинки редакторши и те видят разницу. Только нечеткая фотография может передать суть предмета. Зафиксировать нематериальное. Повернись-ка еще. Очень хорошо. Когда я подниму руку, сделаешь шаг вперед, потом вернешься на место…
В других обстоятельствах она сочла бы все это смешным. Но сейчас она находилась в гротескном мире: значит, приходилось к нему приспосабливаться. И потом, она сама захотела провести эту съемку. Она вкалывала, откладывала деньги и решила даже отложить экзамен на получение водительских прав, чтобы оплатить эти новые фотографии из своего кармана. Последние ступени к славе.
— Теперь так. Ты смотришь на меня. Когда я скажу, подвинься вправо… Давай… Хорошо… — Снова щелчок вспышки. — Как говорят буддистские философы…
