Зимняя жатва - Брюссоло Серж (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗

Жюльен невольно улыбнулся. Слова Рубанка пробуждали в нем давно забытые картины. Парень не лгал — мать знала все о войне с вредителями книг: оружие, тактику и маневры. Он помнит, как Клер стояла на стремянке в библиотеке, куда никто никогда не входил. Вытянувшись вверх, на цыпочках, с напряженными икрами, мать предавалась таинственному занятию, о котором он в свое время задал ей тысячу вопросов «как?» да «почему?». Помнится, она принялась терпеливо ему объяснять: первый враг книг — сырость, от нее на страницах появляются рыжеватые пятна, а справиться с ней можно, налив в блюдце жидкий хлористый кальций, высушивающий бумагу. Но куда более грозный враг — насекомые, эти крошечные паразиты. Их может скопиться видимо-невидимо за стеклянными створками шкафов, они прорывают целые галереи в деревянных досках — например, жук-точильщик приводит в негодность переплеты самых дорогих книг и притом жрет бумагу, или кожеед…

Да, ему казалось, что он вновь видит Клер, бережно вытирающую тряпочкой, смоченной скипидаром, корешки испорченных книг. Она делает это нежно, осторожно, словно гладит шерстку смирного домашнего животного. «Думаю, довольно будет запаха, чтобы их отогнать, — объясняла она, — но если не подействует, придется использовать пиретрин [22]».

Но существовали и более радикальные способы борьбы, тогда война приобретала тотальный характер. К полному уничтожению книжных недругов мать приступала дважды в год — в марте и сентябре. Отодвигались створки полок, и на верхнюю помещался стакан с сероуглеродом. Затем Клер тщательно закрывала стеклянную дверь в библиотеку, приговаривая: «Уж теперь им несдобровать! Ядовитые пары проникнут между страницами, и насекомые задохнутся». Но этот геноцид представлял опасность и для людей, ибо главным недостатком метода была повышенная воспламеняемость препарата. «Если теперь войти туда со свечой или зажженной керосиновой лампой, — шепотом предупреждала Клер, — то весь дом заполыхает — пых! Все равно что поджечь газ. Чудовищное пламя!»

Опасность завораживала Жюльена. Прижавшись носом к стеклянной двери, он с благоговейным ужасом смотрел на кожаные переплеты, принимающие смертельную воздушную ванну, представлял агонизирующих насекомых — вредоносных пожирателей слов, с брюшками, набитыми печатными буквами. Мать тогда казалась ему всемогущей, наделенной таинственной властью, в ее руках находилась судьба человеческого знания, которое она защищала от прожорливого ползающего племени своим умением использовать оружие уничтожения, умещающееся в обыкновенном блюдце или стакане. Он не отводил взгляда от зловещего сосуда, стоявшего на верхней полке, надеясь заметить, как из него вырывается голубоватый смерч зарождающегося пожара, но оружие упорно оставалось невидимым.

— Эй! — крикнул Рубанок. — Не дрыхни! Испорченные книжки были только предлогом. Старик хотел поймать ее в свои сети. Спать с ней он хотел, вот что. А может, так оно и было, кто знает?

На этот раз Жюльен пришел в себя окончательно. В мозгу роились смутные мысли, которые он предпочел бы не вытаскивать на свет божий, а запрятать подальше.

— Он все время вокруг нее крутился, — не унимался его собеседник. — Я понял это из разговоров слуг в буфетной. При малейшей возможности старался затащить ее к себе, и она, представь, не противилась: приносила ему редкие издания, стоившие бешеных денег. И учителя-то таких в глаза никогда не видели. И все это старику, понимаешь? Тому, кто сроду ничем не интересовался, кроме конторских книг!

Рубанок зашелся от хохота, ударяя себя по ляжкам.

— А потом появился твой отец, — внезапно успокоившись, произнес он. — И у Адмирала прямо из под носа стянули лакомый кусочек. Он ни слова не сказал. Уступил, спасовал перед сыном. Но ты должен знать: никогда старик не любил твою мать так, как свекор любит сноху, — он мечтал с ней переспать. И это не укрылось от Матиаса, он догадывался, все время подозревал. И в конце концов убедил себя, что старик пользовался его женушкой до него… Ревность доводила его до бешенства, он вообразил, что ты — сын Адмирала, его братец. Каково!

Мальчик сделал попытку встать. Его мутило, но, как ни странно, он был рад опьянению и надеялся, что, проспавшись, забудет все сказанное Рубанком. Ему казалось, что он угодил в вонючее болото и не может выбраться.

Рубанок поднялся на ноги. От него несло потом и еще чем-то отвратительным. Звериный запах вызвал у Жюльена новый приступ тошноты.

— Вот так! — грубо проговорил парень. — Возможно, ты сын старика. Теперь понятно, почему ты хилый да и умом не блещешь: деревенские дурачки чаще всего — дети старичья. Расспроси-ка лучше свою мать. Болтают, что ты родился недоношенным, семимесячным, но кто знает, как оно было на самом деле, согласись? А что, если эти два недостающих месяца она провела в постели твоего деда?

Жюльена вырвало прямо на собственные башмаки. Когда спазмы прекратились, он покачиваясь вышел из сарая и окунул голову в поилку для скота. Рубанок шел следом, злобный, раздраженный, видно было, что ему не терпится ударить Жюльена побольнее. Он напоминал бешеную собаку, учуявшую кровь раненого зайца.

— Потом появились и другие… Скульптор один… Бенжамен Брюз. Никогда о нем не слышал? Старик заказал ему огромную статую твоей матери — носовую фигуру из дерева. Он собирался установить ее на «Разбойнице» — яхте, которую как раз строил твой отец. Ну и дрянь же был этот Бенжамен Брюз! Из парижских хлыщей, неудавшийся гений. И мать твоя вроде бы позировала ему голой, сиськи вперед, — просто свинство! Матиас все время бродил возле мастерской, намереваясь их застукать, а старик его еще больше подзадоривал. Это была своего рода месть: старикан чувствовал облегчение, видя, что сын точно такой же ревнивец, как и он сам. Да-да, Бенжамен Брюз. Не хочешь к нему наведаться? Он все время торчит в лесу, там, со стороны Совиной просеки, живет отшельником с тех пор, как вернулся из Дюнкерка. Брюз мог бы многое тебе порассказать. «Разбойница» — да-да… Она-то и рухнула на Матиаса. Не принесла ему удачи носовая фигура!

— Я пришел поговорить насчет пса… — нерешительно заметил Жюльен, вытирая лицо.

Рубанок вздрогнул, возвращаясь к реальности, захлопал ресницами, словно спящий, разбуженный ярким светом. Ругнувшись, он подошел к поилке и тоже погрузил в нее голову по самые плечи.

— Проклятый сидр, — прорычал он выпрямляясь. — Забирает за здорово живешь!

Он сделал знак мальчику следовать за ним. Неподалеку от сарая была псарня, где папаша Горжю держал охотничьих собак. Там, в отдалении от остальных животных, находилась немецкая овчарка, очень крупная, но с опущенными ушами. На ее боках, где местами облезла шерсть, виднелись розоватые шрамы.

— Взрывом ее наполовину выпотрошило, — сказал Рубанок. — Хозяин зашил собаку, но все равно она была уже не та. Перестала слушаться. Стоило появиться человеку в военной форме, как она начинала показывать зубы.

Рубанок вошел и подозвал пса. Жюльен почти забыл о мучившей его головной боли. Цеппелин нехотя приблизился, глядя на них с недоверием.

— Славно, что ты решил ее взять, — миролюбиво проговорил парень. Охотиться ее не заставишь, дом сторожить — тоже. Отец однажды попросту пристрелил бы ее. Но в том, что касается мин, ей равных нет.

Внезапно в мозг Жюльена закралась страшная мысль. Не расставляет ли Рубанок ему ловушку? Не надеется ли, что рано или поздно он подорвется на одном из смертельных снарядов, зарытых на Вороньем поле? Случись такое, и Клер, несомненно, уйдет оттуда, откажется от борьбы, уступив земли Горжю за кусок хлеба. Нет, это было бы чудовищно, нужно гнать дурные мысли, не дать им завладеть собой!

Цеппелин принялся лизать Жюльену руки розовым шершавым языком.

— Уходите, — стал проявлять нетерпение Рубанок. — Давайте пошустрее! У меня работы по горло. Да присматривай получше за своим кобелем: увижу, что крутится возле кур, — всажу ему вилы в бок!