Дремлющий демон Декстера - Линдсей Джеффри (книга жизни .txt) 📗

Зачем вообще беспокоить меня этим сном? Мне он не нужен. Мне нужен отдых, и вместо него – вот он я, играю в кухне с куклой Барби. Я снова качнул головку: «так-так». Опять же, при чем здесь Барби? И как мне разобраться во всем, чтобы осталось время на спасение карьеры Деборы? Как я могу обманывать Ла Гэрту, когда бедняга так увлеклась мной? И, во имя всего святого, если оно действительно существует, зачем Рите понадобилось делать ЭТО со мной?

Неожиданно все напомнило запутанную мыльную оперу, и это было уже слишком. Я нашел аспирин, прислонился к кухонному шкафу и выпил три таблетки. Наплевать на вкус. Я никогда не любил лекарства в любом виде, кроме как для утилитарного использования.

Особенно после того, как умер Гарри.

Глава 16

Гарри умер не быстро, и он умер не легко. На смерть он отвел себе ужас как достаточно времени, и это было первым и последним в его жизни проявлением эгоизма. Гарри умирал полтора года, небольшими периодами: то ускользал из жизни на несколько недель, то отвоевывал назад почти все свои силы, а мы сходили с ума, теряясь в догадках. Уйдет ли сейчас, в этот раз, или окончательно победит? Мы не могли предугадать, а поскольку это был именно Гарри, сдаться для нас было глупостью. Гарри все сделает как надо, не важно, насколько ему трудно, но какое это имеет значение, когда умираешь? Правильно ли бороться и цепляться и своей бесконечной смертью заставлять нас страдать, если смерть все равно приближалась, что бы Гарри ни делал? Или правильно вот так ускользнуть, элегантно и без суеты?

В девятнадцать лет я, конечно же, не знал ответа, хотя о смерти мне было известно гораздо больше остальных прыщавых придурков со второго курса университета Майами, где я учился.

И как-то чудным осенним днем, когда я шел в сторону Студенческого Союза после лекции по химии, недалеко от меня появилась Дебора.

– Дебора, – позвал я ее, как мне казалось, очень по-студенчески, – пойдем выпьем колы.

Гарри советовал мне чаще появляться в Союзе и пить там колу. Так мне легче будет сойти за человека, а также научиться вести себя как другие люди. И конечно, он был прав. Несмотря на вред для моих зубов, я очень многое узнавал о представителях этого неприятного биологического вида.

Дебора, которая в свои семнадцать уже была очень серьезной, покачала головой.

– Папа, – сказала она.

И очень скоро мы ехали через весь город в хоспис, куда поместили Гарри. Хоспис сам по себе уже не есть добрая новость. Это значит, врачи говорят, что Гарри готов умереть, и полагают, что он будет с ними сотрудничать.

Когда мы приехали, Гарри выглядел не слишком хорошо. На фоне белых простыней он был такой зеленый и тихий, что я подумал – мы опоздали. От своей долгой борьбы он стал худым и костлявым, будто что-то пожирало его изнутри. Аппарат искусственного дыхания рядом с ним издавал шипение – звук Дарта Вейдера [22] из живой могилы. Гарри был жив, строго говоря.

– Папа, – сказала Дебора, взяв его за руку. – Я привела Декстера.

Гарри открыл глаза, и его голова перекатилась в нашу сторону, словно некая невидимая сила подтолкнула ее с дальнего края подушки. Но глаза были не его. Какие-то темные углубления, тусклые и пустые, необитаемые. Тело Гарри, может быть, еще было живым, но он уже ушел из дому.

– Нехорошо, – сказала нам медсестра. – Мы ведь хотим, чтобы ему было сейчас удобно.

И занялась большим шприцем: наполнила его, подняла вверх, нажала на поршень, чтобы выпустить пузырек воздуха.

– …подождите… – Звук был таким тихим, мне вначале показалось, что это аппарат искусственного дыхания. Я обвел глазами палату и наконец остановил их на том, что осталось от Гарри. – …подождите… – повторил он, кивая в сторону медсестры.

А она или не слышала его, или решила проигнорировать. Подошла к нему сбоку, аккуратно подняла похудевшую руку и начала протирать ее ватным тампоном.

– …нет… – выдохнул Гарри, тихо, почти неслышно.

Я посмотрел на Дебору. Она стояла, вся – внимание, идеальная поза формальной неуверенности. Снова взглянул на Гарри. Он смотрел прямо мне в глаза.

– …не надо… – произнес он, и теперь в его глазах появилось нечто, напоминающее ужас, – укол… не надо.

Я шагнул вперед и удержал руку медсестры, не дав ей воткнуть иглу в вену Гарри.

– Подождите, – сказал я.

Она посмотрела на меня, и на мгновение что-то мелькнуло в ее глазах. Я чуть не отшатнулся от неожиданности. Холодная ярость, реакция не человека, но рептилии – «Я хочу», как будто мир – ее собственная площадка для игр. Мгновенная вспышка, но я уверен, что прав. Ей хотелось вогнать иглу мне в глаз за то, что ее остановили. Ей хотелось воткнуть ее мне в грудь и вертеть ею, пока у меня не выскочат ребра, а сердце не окажется в ее руках и она не начнет выдавливать, выкручивать, вырывать из меня жизнь. Передо мной был монстр, охотник, убийца. Хищник, бездушный и бессердечный.

Как и я сам.

Однако ее деланная улыбка вернулась очень скоро.

– Что такое, голубчик? – спросила она, ласково так – самая настоящая Последняя Сестра Милосердия.

Я почувствовал, что язык вдруг стал слишком велик для рта, казалось, прошло несколько минут, пока я смог ответить:

– Он не хочет, чтобы ему делали укол.

Сестра снова улыбнулась; улыбка, чудная такая штучка, устроилась у нее на лице, прямо благословение Господне.

– Ваш папа очень болен. Ему очень больно.

Она подняла шприц иглой вверх, и луч света из окна мелодраматично отразился в ней. Игла засияла, как тот самый Святой Грааль.

– Нужно сделать ему укол, – сказала она.

– Он не хочет, – ответил я.

– Ему больно, – сказала она.

Гарри что-то промолвил, но я не расслышал. Мои глаза замкнулись на Сестре, ее – на мне, два монстра с одним и тем же куском мяса между ними. Не отводя от нее взгляда, я наклонился к нему.

– …Я… хочу… боль… – произнес Гарри.

Я бросил на него взгляд. В этом почти сформировавшемся cкелете, уютно свернувшемся под одеялом, с прической «ежиком», слишком пышной для его головы, я увидел, что Гарри вернулся и продолжает пробивать себе дорогу в тумане.

Я снова посмотрел на Последнюю Сестру.

– Ему хочется боли, – отрезал я и где-то в ее нахмурившихся бровях, раздраженном рывке головой услышал рев дикого зверя, наблюдающего, как его добыча летит в пропасть.

– Я должна рассказать доктору, – сказала она.

– Хорошо, – ответил я, – мы подождем.

Я проследил, как она выплыла в коридор, как крупная хищная птица. Я почувствовал прикосновение. Гарри следил за мной, как я наблюдал за Последней Сестрой.

– Ты… понимаешь… – сказал Гарри.

– Ты о сестре?

Он закрыл глаза и слегка кивнул – всего один раз.

– Да. Я понимаю.

– Как… ты… – сказал Гарри.

– Что? – потребовала Дебора. – О чем это вы говорите? Папа, как ты себя чувствуешь? Что это значит – «как ты»?

– Как я насчет медсестры. Он имеет в виду, не приударить ли мне за сестрой, Деб, – выкрутился я и снова повернулся к Гарри.

– О, ну да, – пробормотала Дебора, а я уже полностью сконцентрировался на Гарри.

– Что она сделала? – спросил я его.

Он попытался поднять голову, но сумел лишь слегка качнуть ею. Поморщился. Стало ясно, что боль возвращалась, как он и хотел.

– Слишком много, – произнес Гарри. – Она колет… слишком много…

Он снова тяжело задышал и закрыл глаза. В тот день я, наверное, совсем отупел, потому что сразу не понял, что он имеет в виду.

– Слишком много чего?

Гарри открыл затуманенный болью глаз.

– Морфина, – прошептал он.

В меня как будто ударила вспышка молнии.

– Слишком большая доза, – дошло до меня. – Она убивает слишком большой дозой. А в таком месте, как здесь, это практически ее работа, никто не будет задавать вопросов! Так это же…

Гарри снова сжал мне руку, и я прекратил болтовню.

– Не дай ей, – хрипло произнес он. – Не дай ей снова усыпить меня.