Последний присяжный - Гришем (Гришэм) Джон (книги без сокращений .txt) 📗

Мне нравилось слушать, как говорит мисс Калли. Прежде всего я получал законное право есть без остановки. Но главное — меня завораживали четкая дикция, ее интонации и богатый лексикон, коему мог бы позавидовать и студент колледжа.

Закончив повествование о новом храме, мисс Калли осведомилась:

— Вы часто читаете Библию?

— Нет. — Я покачал головой, не переставая жевать.

— Вообще никогда?

Мне и в голову не пришло соврать.

— Никогда.

Это ее снова огорчило.

— А как часто вы молитесь?

Я запнулся на секунду и ответил:

— Раз в неделю, здесь, у вас.

Она медленно отложила вилку и нож и нахмурилась, словно собиралась сказать мне нечто очень важное и существенное.

— Мистер Трейнор, если вы не ходите в церковь, не читаете Библию и не молитесь, я не уверена, что вы истинный христианин.

Я тоже в этом сильно сомневался. Но рот у меня был набит, и это избавляло от необходимости оправдываться.

— Иисус говорит: «Не судите, да не судимы будете», — процитировала она. — Не мне судить чью бы то ни было душу, но я должна признаться, что беспокоюсь за вас.

Я тоже за себя беспокоился, но не настолько, чтобы прерывать обед.

— Знаете ли вы, что бывает с теми, кто живет не по воле Божией?

Ничего хорошего — вот единственное, что я знал, но был слишком голоден и напуган, чтобы отвечать. Она, напротив, забыв о еде, снова начала молиться. Я испытал неловкость.

— Павел пишет в «Послании к римлянам»: «...дабы, как грех царствовал к смерти, так и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим». Знаете, что это значит, мистер Трейнор?

Я догадывался, однако, ограничившись кивком, положил в рот очередной кусок мяса. Неужели она помнит Священное Писание наизусть? И не собирается ли она прочесть мне его целиком?

— Смерть — лишь физический акт, а вот смерть духовная означает вечность в отлучении от Господа нашего Иисуса. Это вечность в аду, мистер Трейнор. Вы это понимаете?

Она объясняла очень доходчиво.

— Не могли бы мы сменить тему, мисс Калли? — смущенно попросил я.

Она тут же улыбнулась и ответила:

— Конечно! Вы — мой гость, и моя обязанность сделать так, чтобы вы чувствовали себя гостем желанным.

Она снова взяла вилку, и довольно долго мы ели, слушая лишь дробь дождя по крыше.

— В нынешнем году очень влажная весна, — сообщила наконец мисс Калли. — Для бобов хорошо, но моим помидорам и дыням нужно солнце.

Я успокоился, уверившись, что наши встречи не прекратятся. Моя история о мисс Калли, Исаве и их выдающихся детях была почти закончена. Я намеренно затягивал свои интервью, чтобы провести еще один-другой четверг за обедом на веранде мисс Калли. Поначалу мне было неловко, что для меня одного столько готовится: мы могли съесть лишь малую часть этого изобилия. Но хозяйка заверила меня, что ничего не пропадает даром. Они с Исавом зачастую в компании друзей заботятся о том, чтобы остатки пошли в дело.

— Я теперь готовлю только три раза в неделю, — призналась она со смущением.

На десерт были поданы персиковый пирог и ванильное мороженое. Мы решили передохнуть часок, чтобы пища улеглась. Мисс Калли принесла две чашки крепкого черного кофе, и мы пересели в кресла-качалки, в которых обычно работали. Я достал свой блокнот, ручку и начал задавать вопросы. Мисс Калли обожала, когда я записывал то, что она мне рассказывала.

Первые семь ее детей носили итальянские имена — Альберто (Эл), Леонардо (Леон), Массимо (Макс), Роберто (Бобби), Глория, Карлотта и Марио. Только Сэм, младший, тот, который, по слухам, находился в бегах, получил американское имя. Во время моего второго визита мисс Калли объяснила, что воспитывалась в итальянской семье, жившей здесь, в округе Форд, но это была еще одна из тех «долгих историй», которые она откладывала на потом. Все семеро старших были лучшими в своих классах выпускниками школы для цветных, что на Берли-стрит. Все получили докторские степени и преподавали теперь в колледжах. Биографическими сведениями было исписано множество страниц в моем блокноте, потому что о своих детях мисс Калли могла говорить без преувеличения часами.

И говорила. Я, медленно раскачиваясь в своей качалке, записывал под стук дождя и в конце концов засыпал.

Глава 12

У Бэгги по поводу публикации очерка о семье Раффин были сомнения.

— Ну, это же не новость, — сказал он, закончив читать то, что я написал. Не сомневаюсь, Харди предупредил его, что я собираюсь публиковать сагу о негритянской семье в качестве главного материала номера. — Обычно подобные статьи дают на пятой странице. — В отсутствие убийств представление Бэгги о материалах, достойных первой полосы, ограничивалось горячими имущественными спорами, разрешавшимися в суде без присяжных — в присутствии лишь кучки полусонных адвокатов и девяностолетнего судьи, которого вытащили из могилы, чтобы сделать арбитром.

В 1967 году мистеру Коудлу хватило смелости начать публиковать некрологи чернокожих усопших, но ко всему прочему, что происходило по ту сторону железной дороги, в течение трех последующих лет «Таймс» не проявляла практически никакого интереса. Уайли Мик крайне неохотно пересек «демаркационную линию», чтобы сфотографировать мисс Калли и Исава перед их домом. Я постарался назначить съемку на полдень четверга. Жареный сом, кукурузные оладьи, салат из сырой капусты, моркови и лука... Уайли наелся до того, что едва мог дышать.

Маргарет тоже с осторожностью отнеслась к моему материалу, но, как обычно, положилась на мнение босса. По правде сказать, все сотрудники восприняли идею с прохладцей. Но я не обращал на это внимания — я делал то, что считал правильным. К тому же не за горами был большой судебный процесс.

Таким образом, в среду, двадцатого мая, на той неделе, когда по делу Кассело было абсолютно нечего печатать, «Таймс» посвятила более половины первой полосы семье Раффин. Крупный заголовок гласил: «СЕМЬЯ РАФФИН МОЖЕТ ПОХВАСТАТЬСЯ СЕМЬЮ ДОКТОРАМИ НАУК». Под заголовком помещалась большая фотография Калли и Исава, сидящих на ступеньках своего крыльца и гордо улыбающихся, глядя в объектив. Ниже — более мелкие портреты всех восьмерых детей: от Эла до Сэма. Мой очерк начинался так:

"Когда Калия Хэррис была вынуждена покинуть школу после десятого класса, она поклялась, что все ее дети получат не только среднее, но и высшее образование. Шел 1926 год, и пятнадцатилетняя Калия, или Калли, как она предпочитает, чтобы ее называли, была старшей из четырех детей в семье. Образование стало для нее недоступной роскошью после того, как ее отец умер от туберкулеза. Калли работала у де Жарнеттов до 1929 года, пока не вышла замуж за Исава Раффина, плотника и по совместительству проповедника. Сняв маленькую квартирку в двухквартирном доме, они начали экономить каждое пенни. И им пригодилось все, что удалось отложить.

В 1931 году родился Альберто".

К 1970 году Альберто Раффин был профессором социологии в университете Айовы, Леонардо Раффин — профессором биологии в Пердью, Массимо Раффин — профессором истории в Маркетте. Доктор Глория Раффин-Сэндфорд преподавала итальянский язык в Университете Дьюка. Доктор Карлотта Раффин читала урбанистику в Лос-Анджелесском университете. Марио Раффин только что защитил докторскую диссертацию по средневековой литературе и работал в Гриннелл-колледже в Айове. Сэма я тоже упомянул, но распространяться о нем не стал.

Я поговорил по телефону со всеми семью профессорами и вольно цитировал фрагменты их размышлений на обычные темы: любовь, жертвенность, дисциплина, трудолюбие, поддержка, вера в Бога, вера в семью, амбиции, настойчивость, нетерпимость к лени и упорство в доведении всякого дела до конца. Каждый из семерых имел свою историю успеха, которая могла бы заполнить «Таймс» от первой до последней страницы. Каждый, учась в колледже и университете, имел по меньшей мере одно, а большинство и два места работы, чтобы обеспечивать себя. Старшие помогали младшим. Марио рассказал, что каждый месяц получал пять-шесть чеков — пусть не на крупные суммы — от родителей, братьев и сестер.