Стая - Шетцинг Франк (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗

Сны

Проснись!

Я не сплю.

Почём тебе знать? Кромешная тьма. Ты приближаешься к основе мира. Что ты видишь?

Ничего.

Что ты видишь?

Я вижу зелёные и красные огоньки на приборной панели. Цифры, которые показывают мне давление внутри и снаружи, содержание кислорода в «Дипфлайте», угол наклона, под которым я лечу вниз, резерв топлива, скорость. Датчики замеряют химический состав воды.

Что ещё ты видишь?

Я вижу, как кружатся частицы, словно снежинки в свете фар. Выпадающие в осадок органические частицы. Вода насыщена органикой. Немного мутно. Нет, очень мутно.

Ты видишь даже слишком много. А хочешь увидеть всё?

Всё?

Уивер уже на тысячу метров ниже поверхности моря и даже не успела это осознать. Она не встретила ни косаток, ни Ирр. «Дипфлайт» работает безупречно. Он ввинчивается вниз по эллипсоидной спирали. Время от времени в световой конус попадают несколько рыбок и тут же в испуге шарахаются прочь. В воде висят мелкие рачки, криль. Крошечные частицы отражают свет.

Вот уже десять минут она напряжённо всматривается в грязно-серый конус света и за это время успела утратить чувство верха и низа. Она поглядывает на приборы, потому что взгляд наружу ей ничего не даёт. Можно положиться только на компьютер.

Разумеется, она знает, что ведёт диалог сама с собой. Что-то говорит из неё и одновременно с нею — спрашивает, предлагает, вносит сумятицу.

Что ты видишь?

Мало.

Мало — это даже преувеличение. Только люди могут прийти к абсурдной идее положиться на свой воспринимающий аппарат там, где он бессилен. Световой луч вырезает из пространства лишь узкий сектор. Это тюрьма. А ты освободи свой разум. Хочешь увидеть всё?

Да.

Тогда выключи фары.

Уивер медлит. Она и без того собиралась это сделать, чтобы увидеть в темноте голубое свечение, когда оно появится. Но когда оно появится? Она с удивлением обнаруживает, насколько привязана к этому смехотворному лучику. Как к фонарику под одеялом. Она выключает фары, остаются только лампочки на панели. Снегопад частиц прекратился.

Её окружила плотная чернота.

Полярные воды — голубые. В северной части Атлантического океана мало жизни, содержащей хлорофилл. Верхние слои этой воды чем-то сродни небу. Космонавт в космическом корабле, удаляясь от поверхности Земли, видит, как привычная голубизна становится всё темнее, пока не перейдёт в черноту космоса. Так и батискаф в своём движении в обратном направлении уходит во внутренний космос, полный загадок. В принципе, не играет роли, взлетаешь ты или погружаешься. В обоих случаях привычные восприятия уходят — сперва зрительные, потом связанные с силой тяготения. В отличие от космоса, в море господствуют законы гравитации, но если вы спустились на тысячу метров в полную темноту, то лишь приборы подскажут, вверх вы движетесь или вниз. Ни среднее ухо, ни взгляд наружу вам этого не подскажут.

А теперь она ещё и выключила фары.

Очнись, Карен.

Я не сплю.

Да, ты сосредоточена, но всё равно ты видишь сон, к тому же не тот. Всё человечество грезит о мире, которого нет. Мы воображаем себе космос статистических средних значений, а объективную природу воспринять неспособны. От нашего взгляда ускользает то, что неотделимо вплетено в другое, мы пытаемся это распутать, располагая части одну после другой, одну над другой, а на вершину всего ставим себя. Мы объявляем средние величины действительностью, мы определяем иерархии, искажаем пространство и время. Нам всегда нужно увидеть, чтобы понять, но видящий человек слеп, Карен. Смотри во тьму. Праоснова всего живого — темна.

Тёмное грозно.

Ни в коем случае! Оно отнимает у нас координаты нашего зрительного существования. Но разве это так уж плохо? Природа многообразна! Но сквозь очки предвзятости она обедняется. Разве изображения на наших компьютерах и телеэкранах показывают реальный мир? Разве сумма всех впечатлений отражает многообразие понятий «кошка» или «жёлтый цвет»? Это чудо, как человеческий мозг добивается многообразия вариантов таких усреднённых понятий, это просто фокус — сделать возможным понимание невозможного, но цена этому фокусу — абстракция. В конце стоит идеализированный мир, в котором миллионы женщин пытаются выглядеть, как десяток супермоделей, семья имеет 1,2 детей, а средний китаец имеет возраст 63 года и рост 170 сантиметров. Из-за одержимости нормой мы не видим, что норма — как раз в отклонении от нормы. История статистики — это история непонимания. Она помогла нам получить общие представления, но она отрицает вариации. Она отчуждает от нас мир.

Зато делает нас ближе друг другу.

Ты в самом деле так думаешь?

Разве мы не пытались найти с Ирр путь понимания? И нам это даже удалось! Мы нащупали общую основу — математику.

Осторожно! Это совсем другое. В расчёте пифагорейского квадрата нет никакой свободы действия и никаких вариантов. Скорость света всегда остаётся скоростью света. Математические формулы непоколебимы, пока описывают одно и то же физическое пространство. Математика не допускает оценки. Математическая формула — это не то, что живёт в норе или на дереве, что можно погладить и что может оскалить зубы при попытке подойти к нему слишком близко. Нет усреднённого закона всемирного тяготения, есть просто один закон. Конечно, мы обменялись математическими сведениями, но разве мы поняли друг друга? Разве математика может сблизить людей? Этикет в мире соответствует особенностям истории культуры, и каждый круг культуры видит мир по-своему. Народ инуит не знает общего слова для понятия «снег», но знает сотни слов для разных видов снега. Народ дани в Новой Гвинее не знает обозначения цветов.

Что ты видишь?

Уивер вглядывается во тьму. Батискаф спокойно продолжает свой путь, по-прежнему с наклоном 60 градусов и скоростью 12 узлов. Полторы тысячи метров уже позади. «Дипфлайт» ни разу не скрипнул, не щёлкнул. В соседней кабинке лежит Мик Рубин. Она старается не думать о нём. Всё-таки непривычно лететь сквозь ночь вдвоём с мёртвым.