Белый ниндзя - ван Ластбадер Эрик (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
Коттон Брэндинг не мог оторвать от нее глаз. Никогда прежде ему в голову не приходило, что один человек может иметь такую власть над душой другого. Одно дело — постепенно опутывать (потихоньку или решительно) паутиной своего влияния другого человека и подчинять его своей воле, и совсем другое — обнаружить себя самого в центре такой магнитной бури.
А затем совершенно неожиданно Шизей улыбнулась, и все протуберанцы ее могущества вдруг рассеялись, и вместо них опять сиял свет невинности и простодушного любопытства, так что Брэндинг даже усомнился, а отражались ли в этом лице темные и зловещие силы.
Шизей в одной лишь легкой накидке, покрывающей плечи, сидела в кресле с высокой спинкой с такой непринужденностью, словно она была полностью одета и присутствовала на деловом совещании. Ее руки лежали на подлокотниках кресла, и даже сейчас, когда их сбоку освещал сильный свет, он не видел на них не только волос, но даже пушка юности.
— Шизей, — позвал он, и она с улыбкой повернулась к нему лицом. Луч света скользнул по линии ее высоких скул, и создалось впечатление, что это не свет уходящего дня освещает девушку, а кисть художника заканчивает рисовать ее портрет.
А затем она повернула голову обратно, и теперь он видел нежный овал ее подбородка, впадинку на горле и между грудей как одну непрерывную линию. В этой позе было столько интимности, столько первобытной эротики, сколько порой не бывает даже в самом половом акте, который, как хорошо знал Брэндинг, может быть обезличенным, как стрижка в парикмахерской. В этой позе было что-то от тигрицы в джунглях, когда та открывает своему избраннику свою самую уязвимую часть тела. Вот смотри, как бы говорила она, я вся в твоей власти.
И в этот умопомрачительный момент Брэндинг понял, что он хочет эту женщину с такой страстью, какой никогда не чувствовал прежде.
Он вспомнил — будто вспышка граней бриллианта, повернутого к свету — эпизод из детства, который жил подо льдом его памяти все эти годы, хотя и приглушенный временем. Существование Шизей являлось живым отрицанием и пространства, и времени, — и в ее глазах он увидал свое прошлое, явившееся, как призрак на свадебный пир.
Он вырос в Бостоне, в районе Бикон-Хилл. Отец был крупным банкиром. Мать, Бесс, всегда приводила юного Коттона в трепет. Не имея возможности осуществлять контроль над мужем, она контролировала своих детей с такой свирепостью, что это навеки врезалось в их память.
Вынужденная считаться с велениями времени и своего мужа, она не могла быть верной (в полном смысле слова) пуританским традициям Новой Англии, — и это ее очень печалило. Она была богобоязненна — глубоко, почти до самозабвения. Брэндинг всегда с ужасом ждал воскресенья, когда мать таскала его в пресвитерианскую церковь, где заросшие бородой до самых глаз священники грозили притихшей пастве геенной огненной. Она заставляла его вновь и вновь читать Библию и запоминать наизусть целые отрывки оттуда.
Однажды, когда ему было уже тринадцать лет, мать вручила ему книгу. Она называлась «Чудеса невидимого мира», и ее автор был некий Коттон Маттер. Написанная в 1693 году, то есть через год после процесса над Салемскими Ведьмами, к которому был причастен сам автор, эта книга представляла собой весьма любопытное сочинение, в котором рассматривались проблемы сатанизма.
Когда он прочел эту книгу, мать велела ему прийти к ней в комнату. Держа его за руки и заглядывая прямо в глаза, она сказала: «Этот мир есть сатанинская обитель, не забывай об этом, Коттон». Только она одна называла его Коттоном, а не Коком, как все. Но, в конце концов, именно она дала ему это имя. «Трудись не покладая рук, не предавайся излишествам и, самое главное, будь дисциплинированным. Оставайся на узкой тропе, на которую тебя поставил Господь, и ничего плохого с тобой не случится. Сойдешь с этой тропы — и все доброе, что я сейчас вижу в твоей душе, засохнет и умрет».
И вот теперь, глядя в черные, как уголь, глаза Шизей, лежа распластавшись на скомканной постели, Коттон Брэндинг думал о своей матери и об узкой тропе. Повезло ей, что она умерла до того, как он выбрал для себя карьеру политика. Она всегда была уверена, что он, ее первородный сын, выполнит ее волю и примет священнический сан.
Но, с другой стороны, думал теперь Брэндинг, может быть, она и не слишком убивалась бы по поводу его призвания. Как-никак, а он по-своему боролся с несправедливостями. Работая в самом сердце Содома, он вынужден противиться всем соблазнам этого мира и никогда не сходить с узкой тропы.
Затем он вновь посмотрел на Шизей и подумал, как удержать их отношения в тайне от мира?
Наконец пришла ночь.
Церковь Св. Терезы была единственной католической церковью в Синдзюку, и располагалась она в четырех кварталах к западу от Мэйдзи-дори, в одной из боковых улочек.
Все-таки, думал Нанги, на нее отрадно смотреть в этих джунглях из стали и бетона, окруженную башнями небоскребов, освещенную гигантскими неоновыми вывесками современного Токио.
Внутри церкви царствовал полумрак и спокойствие. Свет, проникавший сверху через цветные витражи, казалось, приносил с собой отсвет пустыни. Где-то высоко над головой, на хорах, шла спевка, и юные, бесполые голоса осыпали его сверху, как осыпает звездным дождем осеннее небо.
День да превратится в ночь, думал Нанги. И ПЕРЕД СНОМ МОЛЮСЬ Я ВСЛУХ... Внешний мир — и тайны, которые он хранит — кажется таким далеким, по крайней мере сейчас. ...ЧТОБ УКРЕПИЛ ГОСПОДЬ МОЙ ДУХ.
Он подошел к святой купели, окунул туда пальцы, перекрестился. Опустившись на колени у одной из скамей в заднем ряду, Нанги уставился в пустоту, слыша в коротких паузах между фрагментами хорала то чьи-то шаги по проходу между стульями, то чей-то приглушенный разговор, тщетно пытаясь услышать тишину, которая бывает только в непосредственной близости от Господа Бога.
С горечью старик обнаружил, что не может найти здесь утешения. Он грешил, он не принял святого причастия. Он отошел от Бога и лишился спокойствия духа, которое дарует Его поддержка.
Вместо Божьего лика на него смотрело ухмыляющееся лицо Кузунды Икузы. Его глаза, как луч лазера, достают даже в храме Св. Терезы. ТАК ИСПОЛНИТЕ ЖЕ СВОЙ ДОЛГ, НАНГИ-САН. ЭТО ПОВЕЛЕНИЕ «НАМИ» И ИМПЕРАТОРА.
Это значило, что он должен предать Николаса. Но Нанги был в неоплатном долгу у Николаса не только за то, что тот претерпел, защищая интересы «Тенчи», но и за то, что он защищал Сейчи Сато до последнего. Но Кузунда Икуза указал ему на его долг перед императором и эмиссарами императора — членами группы «Нами».
И вот в этот момент, когда Нанги был погружен в свои мысли, пытаясь разрешить моральную дилемму, в церковь вошла Жюстина. Она много думала, каким образом лучше всего связаться с Нанги. Прийти к нему в офис или даже позвонить по телефону она не могла: японцы всегда слишком поглощены работой на службе, чтобы было возможно воздействовать на их чувства. А прийти к нему домой она тоже не могла: это значило бы выйти за рамки тех весьма хрупких личных отношений, которые существовали между ними.
Она знала об этой церкви, конечно, от Николаса, да и сам Нанги как-то раз обмолвился о том, что часто ходит помолиться в храм Св. Терезы.
«Отчаяние, — думала Жюстина, оглядывая интерьер церкви, — придает силу и раскрывает такие возможности в человеке, о которых он раньше и не подозревал». А слово «отчаяние» лучше всего описывало состояние ее духа в этот момент.
Сердечная мука от сознания того, что она не нужна Николасу, поначалу ожесточила Жюстину, и она решила было проучить его собственной холодностью. Пусть сам увидит, что был неправ. В конце концов, такая тактика порой ей помогала при прежних размолвках. Однако все это было в Америке. А здесь Япония, и без Николаса, ее единственного якоря спасения в этой чужой стране, у нее не было сил для того, чтобы бороться в одиночку.
Во тьме ночи, слыша, как Николас воюет там, в своем спортивном зале с невидимым врагом, Жюстина приняла решение покинуть Японию следующим же утром.
