Укол мафии - Мэрфи Уоррен (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Не отрываясь от экрана, Чиун что-то буркнул.
Римо расслышал только: «мои сосуды… давление».
– Эй, Чиун, черт тебя подери! – сказал Римо.
– Я для этого слишком стар.
– Как убивать – так молодой, – сказал Римо.
– Тише! – произнес Чиун, подняв палец и не сводя глаз с экрана.
Римо пробурчал что-то о вероломстве азиатов, особенно корейцев, поднял тяжелый сверток и понес в ванную комнату. Чиун высунул язык ему вслед.
Римо оглядел три трупа, сваленных в ванну и засыпанных толченым льдом.
Ворча, он бросил свою ношу на пол, разорвал толстую бечевку, которой был перевязан сверток, и достал оттуда три больших брезентовых вещевых мешка и три «зимних» костюма для аквалангистов.
Он выволок из ванны тело, лежащее сверху, положил на кафельный пол и принялся надевать поверх костюма мертвеца черные резиновые штаны, а потом черную резиновую рубаху с рукавами. Наглухо застегнув и то, и другое, Римо натянул на труп резиновую шапочку и резиновые бахилы, после чего засунул его в мешок, прикрыл сверху полотенцем, чтобы не было видно, что там лежит, и запер мешок на висячий замочек.
То же самое он проделал с двумя другими трупами. Когда он закончил работу, светло-голубой пол был залит месивом из воды и льда, но трупы были аккуратно запакованы в брезентовые вещевые мешки армейского образца.
Римо прислонил их к раковине и вышел в гостиную.
– Ну теперь-то ты мне поможешь? – спросил он Чиуна.
Чиун притворился, что спит.
Римо понял, что проиграл.
– Когда в следующий раз убьешь кого-нибудь, сам избавляйся от трупа. Знать тебя больше не знаю.
Глаза Чиуна были по-прежнему закрыты, и Римо произнес громко:
– Спящий человек не может смотреть телевизор. Нечего электричество зря тратить, – подошел к телевизору и выключил его.
Потом он вернулся в ванную комнату, взвалил один мешок себе на плечо так, чтобы на плечо приходилась талия трупа, взял в каждую руку по мешку – за ручки посредине – и вернулся со всем этим в гостиную. Телевизор опять был включен.
Главное – правильно передвигаться. Римо слегка раскачивал мешки, которые нес в руках и на плече. Они все время должны находиться в движении, чтобы не повиснуть мертвым грузом – тогда он не ощутит тяжесть в шестьсот фунтов.
Внизу привратник смерил его удивленным взглядом, но остановил такси. Таксист не вызвался помочь ему, так что пассажир сам затолкал свой странный груз на заднее сиденье.
– Аэропорт Кеннеди, – сказал он.
Таксист заворчал, потому что чаевых за одну дальнюю поездку всегда получаешь меньше, чем за несколько коротких. В пути он поделился с пассажиром своим видением хорошей жизни: земля была бы неплохим местечком, если бы не евреи, латиноамериканцы, итальянцы, негры и поляки. Мистер, вы случайно не еврей или итальянец? Неполноценные народы делают мир несовершенным. Лень – генетическое свойство этих типов.
Он остановился у входа компании «Истерн эйрлайнз», как ему было велено, причем опять не стал помогать пассажиру, который вышел, прихватив один мешок, и велел подождать. Таксист наблюдал в окно. Пассажир купил билет, сдал свой мешок в багаж, потом вышел из здания аэропорта и сел в такси. Они поехали к билетной кассе «Нейшнл эйрлайнз» – она была неподалеку, поэтому таксисту не предоставилось возможности пофилософствовать насчет лентяев всех наций, кроме его собственной. Они подъехали, парень снова сам вытащил мешок и пошел в здание аэропорта, где купил билет, заплатив наличными, сдал мешок в багаж и снова сел в машину.
Следующая остановка – у авиалиний «Ти-Дабл-ю-Эй». Пассажир взял последний мешок, купил билет и сдал мешок в багаж. Таксист на секунду отвлекся, а когда снова стал искать взглядом своего пассажира, того и след простыл. Он подождал, но пассажир не возвращался, и пришлось вылезти из машины. Не было его ни на тротуаре, ни внутри здания, ни в зале ожидания, и, проклиная всех евреев, итальяшек и латиносов, таксист пошел выяснять, что случилось с мужчиной, который сдавал в багаж вещевой мешок.
– А, мистер Гонзалес? – спросил клерк, заглядывая в лежащий перед ним листок. – Он торопился на самолет, вылетающий в Пуэрто-Рико. Просил передать вам, если вы станете о нем справляться, что в следующий раз непременно с вами рассчитается.
Но человек, выдававший себя за мистера Гонзалеса, не летел в Пуэрто-Рико. Он сидел на откидном сиденьи вертолета, направляющегося в Ньюарк.
Вещевой мешок, принадлежавший мистеру Гонзалесу, загрузили в брюхо самолета, летевшего в Сан-Хуан. Другой мешок, точно такой же, но принадлежавший мистеру Ароновичу, погрузили в хвост самолета, летящего в Анкоридж. А третий, багаж мистера Ботичелли, был уже в самолете, вылетающем в Чикаго.
Но ни в Чикаго, ни в Сан-Хуане, ни в Анкоридже ни Гонзалес, ни Аронович, ни Ботичелли не придут за своими мешками. Мешки простоят несколько дней, а может, недель, пока сквозь резиновые костюмы не начнет просачиваться запах, и тогда полицейские трех городов станут ломать голову над этой «воздушной» загадкой.
Они, конечно, все вверх дном перевернут, но к тому времени дело будет закончено, – думал Римо Уильямс, известный ныне под именем Римо Барри, а иногда под именами Гонзалес, Аронович и Ботичелли. Он сидел у окна вертолета и глядел вниз на зеленые луга. Снижаясь, вертолет зашел на посадку в аэропорту Ньюарка.
Глава пятнадцатая
«Погребальный зал» Конвелла находился на неприметной маленькой улочке Гудзона, позади супермаркета, в старом доме времен революции, где на заднем дворе рос гигантский дуб, под которым Джордж Вашингтон однажды проводил военный совет.
«Погребальный зал» Конвелла обслуживал только настоящих американцев, не в традициях фирмы было хоронить итальянцев. Но Доминик Верильо – другое дело. Если на то пошло, господин Верильо почти и не был итальянцем и католиком.
Он был другом мэра города, интересовался культурой, занимался благотворительной деятельностью, а также трудился на социальной ниве. Он же не виноват, что родился в итальянской семье. Бедняге, должно быть, трудно было решиться на самоубийство, но слишком тяжел был стресс, он слишком много трудился – исключительно на благо рода человеческого, можете быть в этом уверены, – а потому им займутся у Конвелла. Из мэрии по телефону предупредили, что ритуал прощания следует провести сегодня же, а сами похороны назначены на завтра.
Доступ к телу был открыт во второй половине дня – официальной панихиды не было. К зданию подъезжали господа в машинах, в больших черных лимузинах, господа с жесткими лицами. Они преклоняли колени перед закрытым гробом, в котором покоилось тело Доминика Верильо. Осенив себя крестом, они покидали зал. Почти каждый много бы отдал, лишь бы узнать, что сталось с его авансом, заплаченным за героин.
Те же господа присылали цветы: цветами была завалена не только маленькая часовня, где лежало тело Доминика Верильо, но и весь первый этаж здания погребального бюро. Уже даже крыльцо было уставлено венками и корзинами, а они продолжали приходить со всех концов страны.
Направляясь сказать последнее прости дону Доминику, Пьетро Скубичи оставил свой пакет с перцем в машине. Да, все не так, как было раньше. Раньше они бы непременно собрались все вместе в ритуальном зале и взяли бы все хлопоты на себя. Сняли бы целиком отели для тех, кто решил проводить отлетающую душу дона Доминика.
А сегодня?! Пьетро вздохнул. Это невозможно. Полицейские с камерами, подслушивающие устройства, шпики на каждом шагу, так что друзья дона Доминика могут лишь на минутку задержаться у гроба. Мир изменился. Наверное, правильно решили поторопиться, чтобы полиция не надоедала прощающимся.
Но все же лучше было бы препроводить дона Доминика в объятия Всевышнего должным образом. Никто не сомневается, что он попадет к Всевышнему. Разве не сказала дочь Пьетро Скубичи, что дон Доминик идет против Бога? Она, видно, имела в виду, что он идет к Богу.
Пьетро Скубичи преклонил колени перед гробом и стер со щеки слезу. Дон Доминик Верильо был вдовцом, и, что бы ни говорила Анджела, детей у Верильо не было, а потому Пьетро не с кем было попрощаться. Однако с красивой женщиной, стоящей в глубине часовни, он попрощался – она была воплощением горя, не мог же он пройти мимо. Лицо ее было похоже на те, которые рисовали этруски. Ее черты напомнили Скубичи кого-то знакомого.
