Выкуп за собаку - Хайсмит Патриция (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Эд даже не прочитал бумагу, которую подписывал.
— Это расписка в том, что вы получили тысячу двести двадцать долларов, — объяснил Макгрегор. — И мы, конечно, достанем недостающие деньги. Наложим арест на выплату пособия этому парню.
Эд безразлично кивнул и направился к двери.
Он шел по знакомой улице к дому. Риверсайд-Драйв. Какой странный город Нью-Йорк: восемь миллионов жителей, и никто никого не знает, а на самом деле и не хочет знать. Просто скопление людей, которые делают деньги, а не сообщество братьев по разуму. У каждого, конечно, найдется несколько друзей — эти связи тянутся по карте Нью-Йорка, словно тонкая паутина: дружба часто не в ладах с географией. Каждый на свой лад пытается отгородиться от толпы незнакомцев, потенциальных врагов. И Духамель, или Думмель (скорее всего, его фамилия превратится в Думмель в следующем поколении), правда ли он честен? Вдруг ему нужны деньги? Может, в этом замешана девушка? Эд остановился и повернулся к реке. Подумал, не вернуться ли в участок, чтобы сказать им, что его лично не интересует, взял Думмель пятьсот долларов или нет. Нет, такой жест выглядел бы слишком театрально, решил он. Да и полицию это не волнует.
Эд нажал на кнопку звонка, и Грета, посмотрев в глазок, впустила его. Он молча обнял ее. Потом снял пальто и, увидев белый конверт в кармане пальто, вытащил его.
— Что это? — спросила Грета.
— Мне вернули тысячу двести долларов. Обещали возвратить остальное. — Он бросил конверт на стол в прихожей. Поводок Лизы, висевший в шкафу, легонько стукнулся о дверцу, и в квартире повисла тишина. Эд вдруг заметил, что Лизина плошка для воды больше не стоит на кухне: Грета успела убрать ее. Когда? В понедельник, пока его не было дома? Надо выбросить и поводок или засунуть подальше, но только не сейчас.
— Что ты думаешь об этом молодом полицейском? Духамеле?
— Почему ты спрашиваешь? Он немного странный. — Грета чувствовала людей, и Эду было интересно, что она скажет.
— Ты считаешь, он честный человек?
— Да. Но слабый. — Грета заторопилась на кухню.
Эд последовал за ней:
— Слабый в каком смысле? — Эд ожидал, что жена спросит: «Почему тебя это интересует?» или «Какое это имеет значение?». Духамель дважды виделся с Роважински и этим был важен для Эда. Он служил неким связующим звеном между ним, Эдом, и тем исчадьем ада.
— Не знаю. Он молод. Слишком молод, — сказала Грета, открывая дверцу духовки. — Я не чувствую в нем силы. — Она вытащила топкий, подрумяненный батон хлеба, пахнувший маслом и чесноком.
— Его капитан в участке думает... кажется, думает, что он, возможно, взял пятьсот долларов. Или они просто не знают. А ты как считаешь? — Эд понял, что задает эти вопросы, чтобы избавиться от мыслей о Лизе.
— Нет, я в это не верю, — ответила Грета. Она выглядела усталой.
Им надо пораньше лечь спать, подумал Эд. А что потом? Вряд ли усталость поможет заснуть. И ему нужно сегодня вечером почитать часок-другой по меньшей мере. От него ждут рецензии на две книги, по его мнению невообразимо скучные, но которые, как он знал, «К и Д» все равно напечатают, независимо от его мнения. Одна — об охране окружающей среды, другая — тоскливейший том в четыреста страниц под названием «Горизонт и чайка» (никогда бы не видеть этого заглавия) о первом путешествии молодой американки в Англию и разворачивающемся на этом фоне романе. Непохоже, что «К и Д» заработают кучу денег на этих книгах. Потом он ляжет, обнимет Грету, как самого близкого человека, как свою мать или сестру, женщину, которая успокоит его. Эд поставил стакан с виски на стол и, резко вскочив, выбежал в ванную. Он наклонился над раковиной и, обхватив голову руками, дал волю слезам. Он включил воду, чтобы заглушить звуки. Ладно, сказал он себе, одна долгая минута, максимум две, и на этом все кончится. Как с Маргарет. Он вытер нос туалетной бумагой, торопливо сполоснул лицо холодной водой и пригладил волосы. Хватит, точка. Прощай, малютка Лиза.
Грета поставила на стол тарелки и откупоренную бутылку охлажденного рислинга. Эд включил радио и уменьшил громкость. Концерт Моцарта. У него не было аппетита, без Греты он вообще не проглотил бы ни кусочка. На жене была розовая блузка с темно-розовым цветочным рисунком. Эд вдруг вспомнил, что в тот вечер, когда они познакомились, на ней тоже была розовая блузка. Это произошло на вечеринке, устроенной Лео в честь какого-то типа, на Восьмой улице. Грета была болезненно робкой, сидела в полном одиночестве, стиснув в руке стакан, из которого не пила, и ни с кем не разговаривала.
Эд подошел к ней. Она родилась в Германии, сказала она ему, чтобы объяснить свой акцент, но ее родители переселились во Францию, когда ей было четыре года, в 1933-м. Она наполовину еврейка. В Америку приехала, когда ей было одиннадцать. «Нет способностей к языкам, вот почему у меня акцепт», — объяснила она со смехом. (Но она прекрасно говорила по-французски, как позднее выяснил Эд.) У Эда бабушка была русская: это единственное, чем он мог уравновесить ее экзотичность, остальные родственники уже не в первом поколении считались американцами. Эду тогда исполнилось двадцать восемь. За год до их знакомства он развелся и взял на себя все заботы о Маргарет, потому что Лола оставила его ради другого мужчины. В тот вечер Эд не стал рассказывать Грете об этом: ни о своем браке, ни о пятилетней дочери, но после этой встречи перед ним открылся новый мир, в который он вступал осторожно, как и сама Грета. Эд жил в маленькой квартире на Восемнадцатой улице, сочинял роман, зарабатывал на жизнь статьями, которые не всегда печатали, и чтением рукописей. У Маргарет была приходящая няня, женщина, жившая на той же улице, которая могла прийти сразу, без предварительной договоренности, если ему требовалось уйти из дома. Грета изменила все вокруг без особых усилий, как сказочная фея, мановением волшебной палочки. Она выступала с концертами в Нью-Йорке, Филадельфии и Бостоне, но просто поразительно, как она находила для него время, вечера, уик-энды, поразительно, как с ее появлением преобразилась его квартира: в этом доме можно было смеяться, есть, отдыхать и чувствовать себя совершенно счастливым. Грета и Маргарет обожали друг друга. "Боюсь иметь детей.
Я слишком многое повидала". Эд никогда не пытался переубедить ее.
Они о чем-то разговаривали за обедом, без труда находя нужные слова. Наконец Эд сказал, совершенно твердо, как о решенном факте:
— Дорогая, нам надо завести другую собаку. Это будет самое разумное.
— Да, но только не сейчас, Эдди. — Она подняла на Эда совершенно сухие глаза и начала убирать посуду.
Однако печаль осталась, как и гулкая пустота в доме и ненормально уродливая тишина.
Кларенс позвонил в дверь Мэрилин, как раз когда им пора было отправляться в театр на Третью улицу Западного округа. Мэрилин была обижена:
— Ты не мог позвонить? Я собиралась идти с Эвелин, если б ты не объявился. Теперь придется позвонить ей.
Так она и сделала. Эвелин была подругой Мэрилин, она жила на Кристофер-стрит.
Кларенс ждал, пока Мэрилин кончит говорить, не присаживаясь и нервно облизывая губы. За две минуты до этого он видел Пита Манзони на углу Бликер и Шестой авеню. Случайно заглянув в такси и увидев там Кларенса, Манзони вытаращил глаза от изумления и многозначительно улыбнулся. Это было на соседней улице, и у Кларенса возникло подозрение, что Манзони проследил за такси или попытался сделать это. Теперь он боялся, что столкнется с Манзони на тротуаре, когда выйдет с Мэрилин из дома.
— Я спрашиваю: ты идешь? — Мэрилин стояла у двери.
Кларенс вздрогнул:
— Меня задержали дела сегодня днем. В полицейском участке.
— Да, черт возьми, что случилось? Я даже звонила твоим родителям.
— Ты звонила? О, тогда все в порядке, — смущенно пробормотал Кларенс.
— Я не знала, что и думать. Они сказали, что ты был у них, но тебе позвонили из твоего свинарника, как обычно. Тебя могут оставить хотя бы в выходной или нью-йоркские преступники без тебя скучают?
