Гири - Олден Марк (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

Заложив руку за плечо, Чихара достал стрелу, приложил ее к луку и, согласно традиции японских лучников, сначала поднял лук высоко над головой и только потом направил его на цель. Тетива и оперенный наконечник стрелы были зажаты между указательным пальцем и согнутым большим, что позволяло произвести выстрел с наибольшей мягкостью.

Чихара пустил свою первую стрелу. Она попала одной дворняге грязно-коричневого цвета прямо в шею. Бедное животное, взвизгнув, высоко подлетело в воздух, а, упав, тут же было затоптано взбесившимися от страха и тревоги псами. Вторая стрела пробила навылет костистое и покрытое коростами тело другой собаки и воткнулась в горло третьей. Еще выстрел и маленькая собачка был пригвождена к деревянному забору загона. Теперь паника распространилась на всех животных. Инстинкт требовал одного – бежать от страшной смерти. Но забор был слишком высок. Собаки, как правило, не долетали до свободы всего несколько дюймов и падали обратно в пыль.

Чихара, – лучник, потомок древнейшего самурайского рода, – хладнокровно продолжал истребление.

Мичи отвернулась.

– Он занимается этим ежемесячно. Из века в век наши предки именно таким способом тренировали свою меткость. Тебе, американцу, это кажется... Я понимаю...

«Берегись этого сукина сына, – подумал потрясенный Деккер. – Не дай бог тебе с ним встретиться на узкой тропинке. Не дай только бог!..»

На протяжении сотен и сотен лет представителей семьи Чихара учили отдавать предпочтение гири перед ниньзо, то есть долгу перед человеческими чувствами, коллективным обязательствам перед личными желаниями. Гири олицетворяло собой долг, преданность, социальная ответственность. Под словом ниньзо подразумевали хаос, беспорядок, суетное беспокойство, трагедию.

Мичи, воспитанной в клане Чихары, было весьма не просто решиться на знакомство и близкие отношения с американцем. Деккер понимал, какую смелость она на себя взяла и за это еще больше любил ее. И все же ей никогда не суждено было окончательно сбросить со своих плеч бремя тысячи лет развития родовых традиций и устоев, и Деккер это также знал и понимал.

В кошмаре Вьетнама любовь явилась для него единственной, спасительной отдушиной. Любовь к Мичи – это все, что у него было. И он не собирался терять эту любовь из-за каких-то там японских предрассудков.

Любовь соединила их. Они познакомились в Сайгоне во время Танабаты. Так назывался японский фестиваль, который проводился в честь двух влюбленных, – звезд Веги и Альтаира. Легенда гласила, что этим влюбленным суждено встречаться лишь раз в году, в июле. При условии, что не будет дождя.

Чествующие небесных влюбленных толпы сайгонских японцев собрались под открытым небом, чтобы молить бога о хорошей погоде. Каждый писал какое-нибудь стихотворение на листочке цветной бумаги, которые потом развешивали в садах на бамбуковых деревьях. Такова была традиция.

Он встретил ее в тот праздничный день на одной из улиц Сайгона, запруженной толпами веселых людей. Деккеру тогда было двадцать четыре года. У него не было ни сада, ни бамбуковых деревьев, поэтому он носил стихотворение у себя в кармане. Двадцатидвухлетняя красивая японка была приятно изумлена тем, что американцу известен этот праздник и этот обычай. Она, правда, не задумывалась над тем, верит ли он во все это, как верят японцы, но это было в конце концов уже неважно.

– Чем хуже здесь становится, – сказал ей тогда Деккер, – тем больше надежд у меня почему-то появляется. Я написал стихотворение и от этого пустяка мне сразу стало легко на душе и тепло в сердце. Правда, не знаю, что теперь делать с этим листочком бумаги...

Мичи, глядя ему прямо в глаза, протянула руку. Сакае, ее старшая сестра, сопровождавшая ее по фестивальным улицам, стреляла своими обеспокоенными карими глазами то на Мичи, то на Деккера. Она увидела, как он передал Мичи свое стихотворение, заметила, как при этом соприкоснулись их руки и как долго это прикосновение задержалось... Мичи была юна, красива, стройна. Американец обладал теми же признаками... Она сразу же подумала об их отце. Она знала, что то, чему только что стала свидетельницей, так же опасно и страшно, как и Северо-Вьетнамская Армия, которая с каждым новым днем все ближе продвигалась к Сайгону.

Еще даже до знакомства с Мичи Деккер уже кое-что слышал об ее отце. Ведь тот являлся одним из самых процветающих японских предпринимателей во всей Юго-Восточной Азии. Джордж Чихара являлся владельцем двух авиакомпаний, недвижимости в Южном Вьетнаме, Лаосе и Макао, строительной компании, кроме того он являлся производителем детских игрушек. И поскольку ЦРУ занимало три этажа в шестиэтажном американском посольстве в Сайгоне, где нес охрану морской пехотинец Манфред Деккер, он знал, что Чихара является также помощником американской разведки в этой стране. Он делал ЦРУ то, что от него просили, а взамен просил помощи в тех случаях, когда нужно было добиться чего-нибудь своего. В основном, сотрудничество касалось вопросов наркотиков и контрабанды золота и бриллиантов.

Однако, это была не единственная сомнительная связь Чихары. Было известно, что он также имеет контакты с американской мафией, а точнее, с кланом Молизов из Нью-Йорка. В Сайгоне мафиози сколачивали огромные деньги и становились богачами на строительных подрядах для американской армии, а также на золоте и наркотиках. Собирала мафия дань и с многочисленных американских бейсбольных клубов, которые были разбросаны по всему Южному Вьетнаму. Дань эта исчислялась в итоге миллионами долларов. Чихара обращался за помощью к американской организованной преступности, когда нужно было подкупить кого-нибудь из вьетнамских политиков или американских генералов.

Среди сайгонских японцев Чихара был главным куромаку. Изначальное значение этого слова – черная занавесь в национальном японском театре «Кабуки», – очень скоро приобрело переносный смысл. Куромаку называли «торговца властью» в темном царстве японского бизнеса. Попросту – самого влиятельного человека. У Чихары был стальной взгляд. Его этические принципы были весьма и весьма сомнительного свойства. Благодаря всему этому, он получил прозвище «Змея». Тут, очевидно, содержался намек на ту скорость, с которой он расправлялся со своими противниками и врагами.

ЦРУ нуждалось в Чихаре. А поскольку он «слишком много знал», американская разведка еще и побаивалась японца.

События в огромном манхэттенском дуплексе, [2] выходящем окнами на Ист Ривер, разворачивались в следующем порядке.

Мичи и Деккер разделись, помылись, затем легли «понежиться» в огромную ванну. Здесь не было стандартного кафеля. Стены помещения представляли собой панораму фресок с изображением заснеженных вершин гор, безоблачного голубого неба и древних замков. Цвета были по преимуществу бежевые и серые, черные и золотистые. Пол был почти полностью, – с несколькими, «эстетическими» просветами, – закрыт татами и циновками. Тихо наигрывала музыка. Звуки нескольких инструментов сливались в восхитительную мелодию. Тут можно было различить и кого, тринадцатиструнную японскую арфу, деревянные флейты и самизен, японскую балалайку с обтянутой пергаментом декой.

Звуки музыки вели в затененную гостиную. Солнце пробивалось сюда лишь узким лучом и падало прямо в камин. Здесь был установлен телефон, напрямую связанный с Токио, телевизор с кабельной установкой, телекс. Аппаратура была скрыта за черно-красной лакированной ширмой. Деньги на квартиру и всю обстановку были затрачены немалые. Мичи всем была обязана бриллиантам. Дело в том, что она являлась руководителем нью-йоркского отделения токийской фирмы «Пантеон Даймондс». Ее очень ценили. Она была одной из самых высокооплачиваемых сотрудниц.

Деккер рассказал ей в общих чертах о своей работе, о том, что является информатором. О последнем он до сих пор не говорил никому.