Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
И ради этого я ехал через весь город?
Мой коллега обвел взглядом стены кабинета.
– Меркурианским характером. Термин ваш или его сестры?
– Я тоже принимаю пациентов, доктор Леманн, и, как и вы, уважаю конфиденциальность.
– Не сомневаюсь. – Он улыбнулся. – Я лишь попытался... Скажем так, доктор, если под термином «меркурианский» вы имеете в виду эмоциональную неустойчивость – простите мне этот эвфемизм, – то я вас понимаю. Отлично понимаю.
Не называя вещи своими именами, он подводит меня к мысли о том, что Нолан был подвержен резким перепадам настроения. Интересно, только лишь депрессиям? Или же имел место маниакально-депрессивный психоз?
Леманн оставил галстук в покое и сел прямее.
– Доктор Делавэр, я сочувствую положению, в котором вы находитесь и его сестра. Естественно, ей хочется найти ответы на некоторые вопросы, но нам с вами хорошо известно, что то, к чему она так стремится, получить не удастся.
– И это?..
– Определенность. То, что так настоятельно требуется оставшимся в живых. Их нетрудно понять, как я уже говорил, но если вам приходилось иметь дело с подобными случаями, вы согласитесь, что это только сбивает людей с толку. Они-то не согрешили, а вот самоубийца запятнал себя. Я убежден в том, что Хелена, привлекательная молодая женщина, обожала брата, а сейчас она мучает себя вопросами типа «что было бы, если». Простите за дерзость, но я бы сказал, что вы куда с большей пользой потратили бы свое время, если бы помогли своей пациентке уверовать в отсутствие ее собственной вины в случившемся, а не пытались проследить призрачный путь мысли весьма неспокойного разума.
– Нолан испытывал беспокойство по поводу выполняемой им работы?
– Очевидно, но наверняка мы этого не узнаем никогда. Никогда. – Голос Леманна возвысился, кадык дернулся по горлу вверх.
Может, в случае с Ноланом он не заметил знака беды? Прикрывает теперь собственный тыл?
– Случилась трагедия. Это все, что я могу сказать. – Леманн поднялся.
– Доктор, я вовсе не имел в виду...
– Зато может кто-то другой, а этого я не потерплю. Любой стоящий психотерапевт знает, что если личность приняла решение о самоуничтожении, то сделать тут абсолютно ничего нельзя. Вспомните, сколько самоубийств происходит в лечебницах, где обеспечен максимальный контроль за поведением пациентов. – Он склонился в мою сторону, сжав в кулаке лацкан пиджака. – Скажите вашей клиентке, что брат любил ее, но его проблемы оказались сильнее. Проблемы, о которых ей лучше не знать. Поверьте мне – куда лучше не знать. – Он сверлил меня взглядом.
– Они как-то связаны с сексом?
Леманн взмахнул рукой.
– Расскажите ей о нашей беседе. Нолан находился в депрессии, которая могла быть обострена его работой, но никак не вызвана ею. Пусть она знает, что предотвратить самоубийство было невозможно, и сама она не имеет к нему ни малейшего отношения. Помогите вашей пациентке залечить ее душевные раны. В этом – смысл нашей работы. Умиротворить, подуть на больное место. Погладить. Убедить, что все в полном порядке. Мы – посланники покоя.
Сквозь его очевидное раздражение проступало нечто знакомое. Грусть, скапливавшаяся в течение долгих лет впитывания в себя чужой боли. Рано или поздно она приходит к каждому психиатру. Некоторым удается избавиться от нее, в других она, как хроническая болезнь, поселяется навечно.
– Наверное, вы правы, – заметил я. – В этом, как и во многом другом. Иногда и в самом деле становится трудно.
– Трудно что?
– Гладить.
– Ну, не знаю. Выбрав себе дело, человек должен выполнять его. Только так становятся профессионалами. Какой смысл в жалобах?
Чем труднее продвигаться вперед, тем сильнее и настойчивее действует врач. Я подумал, использовал ли Леманн этот максималистский подход в своих беседах с Ноланом? Управлению он пришелся бы по вкусу.
– В конце концов, – улыбнулся он, – после всех этих лет я понял, что мой труд окупается.
– Сколько было же этих лет?
– Шестнадцать. Но воспоминания свежи. Может, потому что первые мои успехи были связаны с миром бизнеса, а там исповедуют совсем иную философию: "Одного успеха мне мало. Ты должен проиграть".
– Жестокая философия.
– Еще какая жестокая. Полисмены в сравнении с деловыми людьми – младенцы.
Он проводил меня до двери, и, проходя мимо шкафов, я смог рассмотреть отдельные названия. Организационные структуры, групповое поведение, стратегии управления, сборники тестов. Уже в приемной Леманн сказал:
– Прошу извинить за то, что не открыл вам большего. Вся ситуация в целом была... довольно смутной. Пусть у сестры останется ее собственное представление о Нолане. Поверьте, так будет намного гуманнее.
– Эта его так и не названная патология, она что, непосредственно связана с самоубийством?
– Очень может быть.
– Его преследовало чувство вины?
– Я не святой отец, доктор Делавэр. – Леманн застегнул пиджак. – И пациентам вашим нужны иллюзии, а никак не факты. Верьте мне.
Входя в лифт, я испытывал такое ощущение, будто меня только что накормили начисто лишенным вкуса, но чудовищно дорогим обедом. Что ж, попробуем его переварить.
Зачем ему понадобилось тратить мое время?
Может, он собирался сказать больше, но передумал?
Боясь поколебать свою репутацию профессионала – поскольку знал о серьезных собственных просчетах?
Из страха перед судебным разбирательством, которого может потребовать Хелена – и я? Отказаться же вовсе от разговора со мной было бы с его стороны неразумно.
Если же он играл, то к чему тогда все эти намеки на серьезные проблемы Нолана?
Попытка прощупать, что известно мне?
На пятом этаже лифт остановился. Бодро переговариваясь, вошли трое представительного вида мужчин в серых костюмах. При виде меня болтовня их тут же смолкла, и троица повернулась ко мне спинами. Самый высокий из них вставил небольшой ключ в прорезь на панели – туда, где полагалось быть кнопке, соответствующей четвертому этажу. Мы плавно опустились вниз, и мужчины вышли. Сквозь раскрытые двери лифта я увидел выложенный черно-белыми плитами мрамора пол, полированное дерево стен с писанными маслом пейзажами в рамах, высокие вазы из обсидиана.
Затянутый во фрак метрдотель с улыбкой повел мужчин к столику. В глубине слышался перестук столовых приборов, суетились официанты в красных пиджаках с крытыми блюдами на подносах. Когда кабина начала заполняться ароматами жареного мяса и изысканных соусов, двери медленно закрылись.
Решив сократить обратный путь, я выехал на автостраду. Из головы не шел Леманн.
Странная птица. Старомодные сдержанные манеры. Акцент настоящего британца. Вещи говорил он правильные, но нисколько не походил на своих коллег.
Говорил так, будто декламировал оду в мою честь.
Анализировал гостя?
Некоторые представители нашей профессии – не самые достойные – позволяют иногда себе забаву подобного рода.
Поверьте мне, ей куда лучше не знать.
Странная птица, и гнездо она свила в странном месте.
Консультант.
А книги в шкафу? Управление, сборники психологических тестов – и ничего из практической литературы.
Или практическая деятельность выходит за рамки его компетенции? Не в этом ли крылась причина его раздражительности? Но как же в таком случае он заполучил такую клиентуру – офицеров из штаб-квартиры лос-анджелесской полиции?
Хотя большого секрета тут, наверное, нет. Опять политика. Влиятельные знакомые.
Шитый на заказ и стоящий безумных денег пиджак, тщательная небрежность, фамильные побрякушки.
Консультант с семейными связями? Деловые знакомства в центре города могли означать серьезный бизнес: целый поток соблазнительных предложений не только от Управления полиции, но и из других солидных государственных структур.
Даже лавину предложений: несмотря на то что в штате Управления было несколько психологов, занимались они в основном собеседованиями с вновь принимаемыми на работу сотрудниками и обучением персонала искусству вести переговоры по освобождению заложников. Ни на что другое им не оставалось времени.
