С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
За забором, в темноте, поплыл по воздуху светильник. Там кто-то стоял. Мне стало страшно, но я рассердился: «Ты уже умер, Иларий, разве тебе есть что бояться? Что может быть страшнее, чем сама смерть? Может быть ад, о котором говорил отец Виттий? Нет, ад на земле, это я точно понял».
Подойдя ближе, я крикнул:
— Кто ты?
Светильник качнулся. Тишина.
— Я тебя не боюсь. Выходи, поговорим.
Светильник еще раз качнулся, и очень знакомый голос, который я так часто ненавидел при жизни, произнес:
— Давай поговорим.
Держа в руке светильник, из темноты вышел Богдан. Он был обычным, каким я привык его видеть — юношеское, молодое, безбородое лицо, без морщин и впавших глаз, одетый в свое добротное школьное пальто. Это был мой настоящий брат.
— Богдан, я так рад тебя видеть! — воскликнул я. — Боже, как я рад! Я так скучаю по тебе!
Он улыбнулся своей знакомой ироничной улыбкой.
— Не думал, что я когда-нибудь скажу это, но я тоже скучаю по тебе. Я скучаю по тебе, ты, скучная и глупая задница барана Прошки.
— Да, брат, ты прав, я просто задница Прошки! — я счастливо улыбался этим словам, которые когда-то казались мне настоящим оскорблением, и из-за которых я так часто мечтал хорошенько начистить ему лицо, а теперь эти слова были для меня самыми трогательными и родными. — Брат, ты простишь меня когда-нибудь? За все это, что я натворил, ты простишь меня?
— Мне не за что тебя прощать, Иларий, — вздохнул он. — Давай присядем здесь, — он показал на старое поваленное дерево, которое много лет служило Бахмену лавкой. — Все, что случилось, должно было случиться. Ведь вся наша жизнь была неправильной. Все неправильное пошло отсюда, из Холмов. Отец воспитывал нас, разъединяя и давая понять, что мы разные. А в чем наше отличие? В том, что я родился первым? Чушь какая! Я всегда так высокомерно к тебе относился, ябедничал, подговаривал к проделкам, а ты глупый верил мне, все считал, что старший брат плохого не посоветует. Эх, Иларий, я ведь сам заноза в заднице. Ты думаешь, я читал все эти книжки, которые мне покупал отец? Хах, я только делал вид, что мне это все интересно, да насмехался над тобой, считая, что я лучше тебя. И все это только из-за того, что отец так решил… Глупая и бестолковая жизнь у меня была, а у меня ведь и друга никогда не было. Я был таким заносчивым, что всем тошно было только от одной моей чванливой физиономии. Я был просто ничтожен как человек… Это ты меня прости, если сможешь, за то как я относился к тебе.
Он погрустнел, печально посмотрел мне в глаза и сказал:
— Брат, я ведь еще жив. Моя душа еще жива. Она находится в теле, которое он захватил. Мои мысли, мое сердце и тело — все принадлежит ему, и только маленькая часть меня еще жива. Я могу вырваться от него только в этом мире. Ненадолго, но могу. Этот мир — это не рай и не ад. Этот мир такой же, как и на земле, но только здесь пусто и одиноко. Здесь никого нет, кроме тебя самого. Это хорошо, что ты заболел и умер. Так я могу тебе рассказать, что со мной происходит. Понимаешь, Иларий, мне очень плохо, — на его глазах навернулись слезы. — Это так трудно, когда ты не можешь управлять своим телом. И самое страшное, что я сейчас из себя представляю. Сейчас я — зло, которое стремится жить и размножаться, это зло, как паразит поселилось во мне, а я беспомощен, чтобы остановить его. И я предупреждаю тебя, в тебе тоже оно есть. Будь осторожен, — его холодная, липкая рука с силой сжала мою. — В тебе часть него, — он замолчал и резко повернул в голову, напряженно всматриваясь в пустоту. — Он скоро придет, мне пора. Слушай быстрее. Он нашел уже глубоко несчастную, страдающую душу. И эта душа уже дала согласие на дар. Я ничего не могу поделать. Но мне больно, больно от этого. Он будет пожирать души и их тела, также как случилось с нами, со мной и родителями. Иларий, ты должен помочь этой несчастной душе не стать злом. А она может им стать. Слишком она несчастна.
— Богдан, скажи, это девочка? Ее зовут Мария?
— Я не знаю, как ее зовут, и кто она. Для меня нет больше имен и пола. Это просто душа. Я чувствую ее страдания, и он чувствует. Он питается ими. Все, мне пора. Он не должен знать, что я разговаривал с тобой. Храни это в тайне. Знай, я могу с тобой разговаривать только тогда, когда ты умираешь.
— Умираю? Но я уже умер!
— Да ты умер, но ты будешь жить, — Богдан схватил светильник, вскочил и направился в темноту.
— Постой, как мне тебя спасти, как помочь? Кто он такой?
— Увы, я не знаю. Он не пускает меня к себе. Если я не умру полностью, я попытаюсь узнать ответы на твои вопросы, но на это потребуется время. Может, много времени. Когда я найду ответы, я дам тебе знать, но тебе нужно будет снова умереть. Это опасно, есть вероятность, что ты никогда уже не вернешься, но другой возможности встретиться у нас нет. Я не говорю тебе «прощай», брат…
Он бросил на меня последний взгляд, полный страдания, нырнул в темноту, и светильник погас.
Вдруг листья деревьев зашумели, словно на них подул сильный ветер, и я полностью погрузился в темноту. Посмотрел на небо, но там не было звезд. Чернота, как жидкая смола, облепила меня, и я, теряя опору под ногами, полетел в пустоту. Бурлящий и свистящий звук клокотал в моих ушах, чудовищный водоворот трепал меня из стороны в сторону. Вода, черная и густая вертела меня, как барана на вертеле. И я почему-то вспомнил последнюю встряску отца.
«Хорошо, что умер, иначе мне снова пришлось бы умереть, — подумал я. — Брат сказал мне, что я оживу, значит, нечего бояться, нужно как-то выбираться отсюда».
Взмахнув руками, как птица, я двинулся вперед, еще раз взмахнул и через некоторое время вынырнул на поверхность. Повсюду была вода, и снова на небе появились звезды.
— Помогите, помогите! — закричал детский голос. Он был очень тонким и практически безжизненным.
Где-то тонул ребенок. Это была девочка.
Я поплыл на крик, разгребая руками черную, невероятно холодную воду. Странно, что я знал, как плыть, ведь я не умел плавать.
— Где ты? — крикнул я.
— Здесь, — в темноте мелькнула белая ладошка, — я здесь, помогите!
Подплывая туда, я с ужасом увидел, что над головой ребенка возникло что-то большое, похожее на огромное весло, и оно со всей мощью опустилось на ее голову. Девочка хрипнула и погрузилась в воду. Потом опять удар, весло опускалось на ее голову с беспощадностью, вызывая всплески и водоворот, пока девочка не затихла, исчезнув в черной толще воды.
Недолго пребывая в оцепенении от ужаса, я почувствовал, как кто-то схватил мою ногу и потянул вниз. И в который раз я порадовался, что умер: Мертвая девочка в белом праздничном платье, с раздробленной головой, держалась за мою ногу и тащила на дно. Она улыбалась окровавленной улыбкой и шептала: «Тебе понравится там. Мы будем играть вместе». Но тут какая-то могучая рука схватила меня за шиворот и как хлипкого котенка, вырвав из цепких рук девочки, вытащила на поверхность.
— Вставай Иларий, вставай, пора, — открыв глаза, я увидел, что снова был в доме. Освещенный лунным светом на кровати, рядом со мной, сидел Бахмен.
— Бахмен, это ты?
— Да, это я. Все хорошо. Ты побродил неплохо. Пора возвращаться.
— Но где я был? Что это все значит?
— Это тебе придется узнать. Мне пришлось вернуть тебя обратно, иначе было бы поздно.
— Бахмен, ты спас меня.
— Нет, пока еще не спас. Я не могу тебя спасти. Только ты сам. Держись, мой мальчик.
15.
Яркий луч солнца вонзался в мои глаза раскаленным острием. Мне понадобилась неимоверная сила, чтобы разлепить веки. Передо мной было окно, в котором вовсю разгоралось солнце, деревянная лавка, старая каменная печь, обсыпавшаяся в некоторых местах, грубо сколоченная дверь. По всей видимости, я был жив, но чтобы это осознать, мне пришлось несколько минут, не моргая, смотреть вперед. Любое движение глаз причиняло мне боль. Тело тряслось так сильно, словно я был в тяжелом эпилептическом припадке. И я снова чувствовал холод, я замерз, но с кровати подняться не мог: руки и ноги не слушались меня, будто они больше мне не принадлежали. Дернулась рука — двигается. Худые ноги прилипли одна к другой и онемели. Мне казалось, что я дернусь и, наконец, встану, но я все никак не мог. Иногда тяжелые веки снова закрывались, и я засыпал, не осознавая того. Мне казалось, что я бродил, топил печь, пил воду с большим наслаждением. Сначала одну кружку, потом вторую, я все пил и никак не мог напиться. Надел теплый бушлат Бахмена, и мне стало очень тепло.
