Жажда смерти - Гарфилд Брайан (читать книги полные TXT) 📗
– Это не так просто, па.
– Где-то я читал, что полмиллиона ньюйоркцев носит личное оружие.
– Не носят они их, но практически все это – охотничьи дробовики. У остальных же – ружья и военные трофеи. Определенная часть, разумеется, не имеет разрешения на ношение оружия, но это чревато – закон Салливана гласит, что за подобное преступление можно отсидеть лет двадцать.
– А как же владельцы магазинов, у которых всегда под прилавком находится револьвер? А?
– Па, это совершенно иная категория. Учти, Бюро Лицензий выдает два вида разрешений: хранение и ношение оружия. Ты быть может, сможешь получить разрешение на хранение в квартире древнего немецкого “люгера”, оставшегося с войны, но совсем другое – получить разрешение на ношение оружия в людных местах, на улице.
– А как лее всякие гангстеры, которые совершенно легально носят пистолеты?
– Па, мы все прекрасно знаем, что в нашем городе правит коррупция. Если у тебя имеются десять-двенадцать лишних тысяч долларов, которыми ты можешь“подмаслить” кого-нибудь в определенном департаменте, ты вполне можешь получить разрешение на ношение пистолета. Это неправильно, но так оно есть и так останется. Это конечно непомерная сумма, но мафия может себе такое позволить, чтобы никто не мог упрятать их за решетку за ношение незарегистрированного оружия. Но я в жизни не слышал, чтобы обыкновенный добропорядочный гражданин отдавал такие деньги за получение разрешения. Даже если ты на это пойдешь, тебя станут подозревать в том, что ты наверное хочешь совершить преступление. Твой телефон начнут прослушивать, а квартиру обыскивать время от времени, и всю свою жизнь ты проживешь под наблюдением. Неужели тебе этого так хочется?
– Мне нужна только машина для самозащиты.
– Может быть тебе просто пожить за городом?
– А может тебе? – перекинул вопрос Пол.
– Я-то уж точно перееду, черт возьми. Как только Кэрол поправится, мы уедем из этого ада. Я уже начал просматривать объявления о продаже пригородных домов. И тебе, па, следует об этом подумать.
– Нет. Я уже думал. Мне такое не по душе.
– Что не по душе? Почему?
– Я здесь родился. Провел здесь всю свою жизнь. Пытался было перебраться в пригород. Не вышло. Слишком стар я, чтобы что-либо менять.
– Но теперь все не так как раньше. Тогда здесь еще можно было жить, а сейчас...
Подобной желчности Пол еще не слыхивал от своего зятя; он покачал головой:
– Не могу убегать. Просто не могу.
– Почему нет, черт побери! Что тебя здесь держит?
Объяснить было трудно. Просто Пол не мог позволить шайке засранцев, недостойных стряхивать пыль с его туфлей, выживать его из собственного дома. Но каким образом можно объяснить это ощущение, чтобы оно не напоминало высокопарные речи персонажей из ковбойских фильмов?
Поэтому он только и произнес:
– В общем, ты не станешь помогать мне получать разрешение на ношение оружия?
– Не могу я, па. Нет у меня своей “лапы”.
– А у меня появилось такое ощущение, что даже в том случае, если бы она появилась, ты бы не стал ею пользоваться. Потому что тебе не нравится сама идея.
– Не нравится. Мне кажется, увеличение арсенала боевого оружия не разрядит обстановку на улицах.
– Слишком поздно разряжать, пора вооружаться, – сказал Пол. – Тебе не кажется, что пора вновь обрести самоуважение? Нельзя, чтобы люди бродили по улицам парализованные ужасом, а на них из подворотен выскакивали всякие заразы с выкидными ножами. Нельзя позволять людям жить в таком свинстве.
– Ну, конечно же, заряженный пистолет прибавит тебе веса и могущества. Так что ли?
Чья очередь отправляться к черту за дрянные диалоги из старых фильмов? Но Пол даже не засмеялся. У Джека не было ни фантазии, ни чувства юмора, чтобы оценить подобную фразу.
Он сказал:
– Ты стараешься сам себя перехитрить, па. Ты вообще-то хоть раз в жизни держал в руках пистолет?
– Я служил в армии.
– Ладно. Служил. Клерком – писарчуком. Но никак не боевым офицером. Или даже солдатом.
– Все равно нам приходилось упражняться. Так что пистолеты я в руках держал.
– Не пистолеты, а ружья. А это не одно и то лее. Пистолет – довольно тонкая игрушка, па. Справиться с ним не так-то просто. Люди, которые не знают, как с ним обращаться, постоянно делают себе дырки в коленках. А что если ты напорешься на другого человека с пистолетом? Что будет, когда он увидит оружие. Да он, черт побери, просто разнесет тебя на куски. – Джек развел руками и опустил подбородок на грудь. – Знаешь, мне кажется, лучше всего было бы похоронить эту идею. Пистолет не панацея. Пули никогда не отвечали на поставленные вопросы.
– Мне наплевать на вопросы. Я хочу защитить свою жизнь, почему это простейшее желание вызывает столько пересудов и кривотолков, что в нем противозаконного?
Он прекратил разговор, потому что Джек не сдавался, и продолжать в том же духе не хотелось. Пол прекрасно знал все аргументы, к которым станет прибегать его зять: он сам в прошлом пользовался ими. А нажимать не хотелось, чтобы Джек не заподозрил, что окромя самозащиты, в голове у Пола вертятся совсем другие мыслишки.
Идя домой, он спросил сам себя, что именно он задумал.
Месть, подумал Пол. Она лежала в самом уголке сознания, как ядовитая змея, свернувшись кольцами.
Но это была всего лишь никчемушная фантазия, действительно. Полиция зашла в тупик; на самом же деле она в нем стояла с самого начала. Убийцы Эстер находились на свободе, и никогда в жизни ни у кого не будет шанса их отыскать. Рано или поздно их арестуют, но вряд ли им когда-нибудь “пришьют” дело об убийстве. Никому они не были известны, и отыскать их подноготную не было возможностей. Поэтому не имеет значения, как ты ходишь по улицам: вооруженным или нет: у тебя никогда в жизни не появится шанса выстрелить им в голову. Далее, повстречав их, ты не узнаешь, кто они на самом деле такие.
И все-таки ему был нужен пистолет. Можно было бы с легкостью отмести возражения Джека, но он говорил дело: очень трудно в нашем городе добыть лицензию на ношение оружия. Когда Пол выбрался из подземки, на улице уже стемнело. И снова в кишках забурлил страх, когда он шел несколько кварталов до авеню Вест-Энд. Никто к нему не пристал, Пол дошел до квартиры в целости и сохранности, но при этом обливаясь липким потом.
Я не хочу больше так себя чувствовать, подумал он. Неужели я прошу так много?
Глава 13
Телефон зазвонил ближе, чем обычно. Пол заморгал. Обстановка была незнакомой и не понимая где находится, он перекатился на живот и снова услышал звонок. Протянулась рука, взяла трубку, и на другом конце провода усталый женский голос произнес:
– Половина восьмого, сэр. Вы просиди разбудить вас.
Мотель. За шепотом кондиционера стояла аризонская жара.
Он быстро перекусил в кафе и перешел по диагонали улицу, где находился прокат автомобилей; солнце болезненно било в глаза отражаясь от хромированных поверхностей машин и сухая жара предвещала удушающий полдень. Пол залез в машину и завел мотор. Руль нагрелся до такой степени, что его невозможно было держать. Пол врубил кондиционер, но тут мотор заглох и, чихнув, замер. Выругавшись, Пол провозился некоторое время, пока тот снова не завелся.
Водительское удостоверение он всегда таскал с собой, хотя последняя машина сдохла еще двадцать лет назад, а последний раз, когда он сидел за рулем был в позапрошлом году. Далее проведя на бульварах и шоссе около недели, Пол все-таки чувствовал себя за рулем очень скованно. Водить здесь приходилось по-другому, совсем не так, как обычно в большом городе – ныряя в образовывающиеся промежутки и увертываясь от лихачей – все было наоборот. Агрессоров здесь было ничуть не меньше, но скорости оказались иными. Машины слепо летели в твою сторону из далеких далей и не было возможности вычислить кто откуда появится. В Таксоне главный бульвар, пересекающий город назывался Скоростной Трассой: по центру шла зеленая аллея – пальмы и газоны – и с каждой стороны несколько полос – сама лее улица шириной была в нью-йоркский квартал в центре города и водители похоже только и делали, что побивали собственные скорости, соревнуясь с ветром. Мили дороги были усеяны магазинами спортивных автомобилей и запчастей, машиномойками и заправочными станциями – все это сверкало на солнце и переливалось всеми цветами радуги; солнечные очки не помогали, приходилось щуриться.
