Лицо в зеркале - Кунц Дин Рей (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗

Отец Фрика использовал четыре линии, поскольку Весь мир, а однажды даже президент Соединенных Штатов, хотел с ним поговорить. Ченнингу (или Чену, Ченни, а как-то даже Чи-Чи, так называла его одна влюбленная актриса) звонили, даже когда его не было в поместье.

Миссис Макби также имела четыре линии, пусть но и не означало, как иногда шутил Призрачный отец, что миссис Макби начала думать, будто по важности она уже сравнялась со своим боссом.

Ха-ха-ха.

Одна линия обслуживала квартиру мистера и миссис Макби. Остальные три являлись служебными.

В обычные дни домоправительнице они и не требовались. Но вот когда миссис Макби планировала и готовила прием четырех или пяти сотен голливудских кретинов, этих линий еще и не хватало, чтобы решить все вопросы с компаниями, поставляющими продукты и занимающимися обслуживанием гостей, цветочниками, многочисленными агентами и представителями приглашенных, которых следовало заранее оповестить о приближении незабываемого события.

Фрик не раз задумывался над тем, а стоит ли затрачивать на все это столько средств и усилий.

К концу приема половина гостей отбывали настолько пьяными или накачанными наркотиками, что утром уже не могли вспомнить, где провели вечер.

С тем же успехом можно было бы посадить их на пластиковые стулья, сунуть в одну руку пакет с бургерами, а рядом поставить бадью вина, чтобы они могли, как обычно, напиться до беспамятства. А потом их бы отправили домой, а утром, тоже как обычно, они бы проснулись, не соображая, где побывали и чем их там угощали.

Мистер Трумэн, возглавляя службу безопасности, имел в своей квартире два телефона, личный и служебный.

Из шестерых горничных только две жили в поместье и делили одну телефонную линию с шофером.

Свой телефон был у садовника, а совершенно жуткий шеф-повар, мистер Хэчетт, и веселый повар, мистер Баптист, имели одну линию на двоих.

Личный секретарь Призрачного отца, мисс Хепплуайт, пользовалась двумя линиями.

Фредди Найлендер, знаменитая супермодель, известная во Фриксильвании как Номинальная мать, имела в поместье собственный телефон, хотя развелась с Призрачным отцом чуть ли не десять лет тому назад, и за это время не оставалась на ночь и десяти раз.

Призрачный отец как-то сказал Фредди, что время от времени звонит ей, чтобы услышать, что наконец-то она решила вернуться к нему и теперь навсегда останется дома.

Ха-ха-ха. Ха-ха-ха.

Фрик получил свою личную телефонную линию в шесть лет. Никому не звонил, за исключением одного раза, когда, воспользовавшись контактами отца, достал отсутствующий в телефонных справочниках домашний номер мистера Майка Майерса, актера, который озвучивал главного героя мультфильма «Шрек», чтобы сказать ему, что Шрек абсолютно, и сомнений тут быть не могло, абсолютно потрясающий.

Мистер Майерс поговорил с ним очень тепло, и голосом Шрека, и многими другими голосами, заставив смеяться до боли в животе. Эти боли, вызванные перенапряжением мышц брюшины, обусловило не только умение мистера Майерса смешить людей. Просто в последнее время Фрику не удавалось тренировать эту группу мышц, как хотелось бы.

Отец Фрика, который свято верил в существование паранормальных явлений, оставил последнюю линию для звонков мертвых. И тому был повод.

И вот теперь, впервые за восемь дней после последнего звонка Призрачного отца, Фрик услышал характерную мелодию, зазвучавшую в телефонах железнодорожной комнаты.

Своя мелодия была у каждого из тех, кому в поместье полагалась телефонная линия. Телефоны Призрачного отца издавали простенькое брррррр. Телефоны миссис Макби звенели, как колокольчики. У мистера Трумэна — наигрывали первые девять нот саундтрека древнего полицейского телевизионного сериала «Драгнет» [17]. Мистер Трумэн, как и Фрик, находил сие глупостью, но терпел.

Всего телефонная станция, обслуживающая поместье, могла воспроизводить двенадцать мелодий. Восемь — стандартных, четыре, вроде «Драгнета», по желанию заказчика.

Фрик оставил себе самую тупую из стандартных мелодий, которую производитель охарактеризовал как «веселый, радующий ребенка звук, наиболее подходящий для комнаты, где спит новорожденный, или для спален младших детей». Ответа на вопрос, почему младенцы в колыбельках или малыши, которые только учились ходить, должны иметь собственные телефоны, у Фрика так и не нашлось.

Чтобы они могли связаться с магазином детских игрушек и заказывать резиновые кольца со вкусом лобстера для режущихся зубов? Или чтобы позвонить матери и сказать: «Эй, я тут навалил в подгузник, и мне совершенно не нравится лежать в говне. Глупость.

«Ооодилии-ооодилии-оо», — тренькали телефоны в железнодорожной комнате.

Фрик ненавидел этот звук. Ненавидел еще в шесть лет, а теперь ненависть эта только усилилась. "Ооодилии-ооодилии-оо".

Этот звук могла издавать какая-нибудь пушистая, кругленькая, розовая зверушка, полумедведь, полусобака, в идиотском видеошоу для дошкольников, которые думали, что такие глупые передачи, как «Телепузики» — вершина юмора и совершенства.

Униженный этим звуком, пусть и в железнодорожной комнате никого, кроме него, не было, Фрик повернул два тумблера, отключив подачу электричества к поездам, и снял трубку после четвертого звонка.

— Ресторан «У Боба» на Тараканьей ферме, — ответил он. — Сегодняшнее блюдо дня — сальмонелла на гренке с шинкованной капустой всего за бакс.

— Привет, Эльфрик, — ответил мужской голос.

Фрик то ожидал услышать голос отца. Если бы услышал голос Номинальной матери, то у него точно бы остановилось сердце, и он, уже бездыханный, повалился бы на пульт управления железной дорогой.

Все работники поместья, за исключением, возможно, мистера Хэчетта, скорбели бы о нем. Глубоко, искренне сожалели о его безвременной кончине. Глубоко-глубоко, искренне-искренне. Примерно сорок минут. А потом занялись бы делами, занялись бы подготовкой поминок, на которые получили бы приглашение согни знаменитых или почти знаменитых голливудских пьяниц, наркоманов и жополизов, жаждущих Приложиться губами к золотой заднице Призрачного отца.

Кто вы? — спросил Фрик.

Наслаждаешься игрой в поезда, Фрик? Фрик никогда не слышал этого голоса. Определенно, с ним разговаривал не работник поместья. Следовательно, незнакомец.

Большинство тех, кто работал в поместье, не знали, что Фрик в железнодорожной комнате, а посторонний человек вообще не мог об этом знать.

Откуда вы знаете насчет поездов?

О, я знаю многое из того, что неизвестно другим людям. Так же, как ты, Фрик. Так же, как ты.

Волосы на загривке Фрика встали дыбом, превратились в лес пик.

Кто вы?

Ты меня не знаешь. Когда твой отец возвращается из Флориды?

Если вы так много знаете, может, сами скажете мне?

— Двадцать четвертого декабря. Вскоре после полудня. В канун Рождества, — ответил незнакомец.

Этим он Фрика не удивил. Миллионы людей знали о нынешнем местопребывании его старика и планах Последнего. Всего лишь неделю тому назад Призрачный отец выступил в «Энтетейнмент тунайт» [18], рассказал о фильме, в котором снимается, и о своих планах пронести рождественские каникулы дома. Фрик, я бы хотел стать твоим другом.

— Вы что, извращенец?

Фрик слышал об извращенцах. Черт, скорее всего, встречался с сотнями извращенцев. Он не знал, что они могли сделать с ребенком, не знал, что им нравится делать больше всего, но знал, что они существуют, с их коллекциями заспиртованных детских глаз, с ожерельями из костей своих жертв.

— У меня нет ни малейшего желания причинить тебе вред, — ответил незнакомец. Ничего другого извращенец сказать и не мог. — Совсем наоборот. Я хочу помочь тебе, Фрик.

— Помочь в чем?

— Выжить.

— Как вас зовут?

— У меня нет имени.

— Оно есть у всех, пусть даже это имя — Годзилла.