Удольфские тайны - Рэдклиф Анна (бесплатные версии книг .txt) 📗
Осушив слезы, она еще раз устремила взор на пейзаж, возбудивший в ней эти горькие размышления, и заметила, что она проезжает как раз по тому самому берегу, где она прощалась с Валанкуром в то утро, когда уезжала из Тулузы; сквозь слезы она опять увидела его перед собою, каким он явился ей, когда она выглянула из экипажа, чтобы проститься с ним в последний раз, увидела его печально прислонившимся к высокому дереву, вспомнила устремленный на нее взгляд его, полный нежности и тоски. Такое воспоминание было слишком невыносимо для ее сердца: она в бессилии откинулась на спинку экипажа и ни разу не выглянула из окна, пока экипаж не остановился у ворот дома, теперь уже ставшего ее собственностью.
Ворота отворил слуга, оставленный при замке. Въехали во двор; Эмилия, выскочив из экипажа, торопливо прошла по обширным сеням, теперь безмолвным и пустынным, в дубовую гостиную, любимую комнату покойной г-жи Монтони. Там вместо того, чтобы быть встреченной самим г.Кенелем, она нашла его письмо, извещавшее ее, что важные дела заставили его за два дня перед тем уехать из Тулузы. Эмилия не особенно огорчилась отсутствием своего родственника. Неожиданный отъезд, по-видимому, указывал на его прежнее равнодушное отношение к ней.
В том же письме говорилось о том, что уже сделано им для ограждения ее интересов; в заключение он давал ей инструкции относительно выполнения некоторых формальностей.
Нелюбезность г.Кенеля недолго занимала ее мысли; они опять обратились к тем лицам, которых она когда-то привыкла видеть в этом доме, в особенности к несчастной заблуждавшейся г-же Монтони. Вот здесь, в этой самой комнате, они вместе завтракали утром перед отъездом в Италию; вид этой комнаты невольно пробудил в ней воспоминание о терзаниях, выстраданных ею в то время, и о веселых планах будущего, которые составляла ее тетка. Тут глаза Эмилии невольно обратились к большому окну, выходившему в сад, и в ее сердце проснулись новые воспоминания: перед нею расстилалась та самая аллея, где она прощалась с Валанкуром, накануне ее отъезда; вспоминались ей вся нежность, весь восторг, с каким он мечтал о будущем счастье, его горячие просьбы, чтобы она не отдавала своей судьбы в руки Монтони, вспоминалась искренность и честность его привязанности… В эту минуту ей вдруг показалось почти невозможным, чтобы Валанкур сделался недостойным ее уважения; она усомнилась во всем дурном, слышанном о нем, и даже в его собственных словах, подтверждавших отзыв графа де Вильфора. Подавленная воспоминаниями, вызванными видом этой аллеи, она отвернулась от окна и опустилась на стул, стоявший возле. Так она просидела, отдаваясь своему глубокому горю, до тех пор, пока не явилась Аннета, принесшая ей кофе.
— Милая барышня, — начала Аннета, — каким мрачным смотрит этот дом сравнительно с тем, что было прежде! Грустно возвращаться домой, где некому тебя встретить!..
Это замечание еще более расстроило Эмилию; слезы так и брызнули из глаз ее. Выпив чашку кофе, она тотчас же удалилась к себе и старалась успокоить свою истомленную душу. Но неугомонная память не переставала работать и продолжала будить образы прошлого: опять Эмилия увидела перед собой Валанкура, привлекательного, нежного, каким он был в первую пору их любви и в тех местах, где она надеялась провести с ним всю жизнь свою; наконец сон смежил ее очи и скрыл от них эти горестные сцены.
На другое утро насущные заботы отвлекли ее от грустных размышлений; желая поскорее уехать из Тулузы, чтобы поспеть в «Долину», Эмилия сейчас же принялась за дела по вводу ее во владение имением и за исполнение некоторых формальностей, согласно инструкции г.Кенеля. Ей понадобилось большое усилие воли, чтобы сосредоточить свои мысли и заняться иными интересами; но она была вознаграждена за эти усилия, еще раз убедившись на опыте, что труд — самое действительное лекарство против горя.
Весь этот день был целиком посвящен делам. Между прочим, она приняла все меры, чтобы ознакомиться с положением своих беднейших арендаторов; ей хотелось оказать им помощь и устроить их благополучие.
Вечером настроение ее духа настолько успокоилось, что она рискнула посетить сад, где, бывало, гуляла с Валанкуром; зная, что чем дольше она будет откладывать это посещение, тем тяжелее ей будет увидеть эти знакомые места, она воспользовалась своим бодрым настроением, чтобы отправиться туда сейчас же.
Поспешно пройдя через калитку, ведущую со двора в сад, она торопливыми шагами направилась по большой аллее, почти не позволяя своей памяти останавливаться на той мысли, что здесь она прощалась с Валанкуром, и скоро повернула в другие аллеи, не столь памятные ее сердцу. Наконец, она достигла ступеней, ведущих из нижнего сада к террасе. Здесь она пришла в сильное волнение и остановилась в колебании — идти ли дальше? Но опять к ней вернулась решимость и она продолжала путь.
«Ах, — думала Эмилия, подымаясь по ступеням, — вот те самые высокие деревья, которые и прежде качались над террасой, вот те самые цветущие кустарники: альпийский ракитник, шиповник, вощанка, что бывало росли под террасой! А вот на берегу те же цветы, за которыми Валанкур сам ухаживал! Ах, как много воды утекло с тех пор!»
Она подавила в себе горестные мысли, но не могла удержаться от слез. Несколько минут она шла вперед тихими шагами, наконец ее волнение, под влиянием переживаемых знакомых сцен, до того усилилось, что она принуждена была остановиться и прислониться к стенке террасы. Был теплый, прекрасный вечер. Косые лучи заходящего солнца, вырываясь из-под темной тучи, нависшей над западом, придавали роскошный колорит всему пейзажу и желтым отблеском скользили по кудрявым верхушкам деревьев .Эмилия с Валанкуром бывало часто любовались такой сценой, в такой же час. Как раз на этом же самом месте вечером накануне ее отъезда в Италию он горячо уговаривал ее, чтобы она не предпринимала этого путешествия, и молил ее остаться здесь со всей страстностью молодой любви. Оглянувшись на окружающие предметы, Эмилия теперь живо вспомнила всю эту сцену и разговор между ними; вспомнились ей тревожные сомнения его насчет Монтони, сомнения, впоследствии оправдавшиеся; все его доводы и мольбы, чтобы убедить ее немедленно обвенчаться с ним; вся нежность его любви, порывы его необузданного горя и сказанные им слова, что больше им, вероятно, никогда не видать взаимного счастья… Все эти подробности и тогдашние ощущения с поразительной ясностью выросли перед нею. Прежняя любовь к Валанкуру овладела ею с такой же силой, как в те минуты, когда она прощалась с ним и со своим счастьем и когда, вооружившись твердостью, она восторжествовала над своими страданиями и не согласилась на тайный брак, чтобы избегнуть упреков совести впоследствии. «Увы, — думала Эмилия, в то время, как эти воспоминания проносились у нее в голове, — что я выиграла этой твердостью духа? Разве я счастлива теперь?.. Он сказал тогда, что нам уже не видать взаимного счастья, но мог ли он ожидать в то время, что его собственное распутство будет причиной нашего разрыва?»
Эти мысли естественно усилили ее тоску; приходилось сознаться, что твердость духа, проявленная ею раньше, если и не повела ее к счастью, то спасла ее от непоправимого несчастья, от самого Валанкура! Но в эти минуты она не имела силы радоваться своему благоразумию: она могла только оплакивать злую судьбу, увлекшую Валанкура на путь, столь не похожий на тот, какой сулили ему раньше его добродетели, его изящный вкус и высокие стремления его молодости. Эмилия все еще любила его слишком горячо, чтобы верить в окончательную испорченность его сердца, хотя поведение его и было преступно. Не раз приходило ей на ум замечание, когда-то сделанное Сент Обером:
«Этот молодой человек, — говорил он, — видно, никогда не бывал еще в Париже».
В то время это замечание удивило ее, но теперь она поняла его глубокий смысл, и у нее вырвалось горестное восклицание:
— О, Валанкур! если бы вы очутились в Париже с таким другом, как мой отец, — то ваша благородная, искренняя натура устояла бы против всех соблазнов!
