Реальность на продажу - Ридпат Майкл (версия книг txt) 📗
— Спасибо. — Доналдсон взглянул на Керра и встал из-за стола. — На сегодня, думаю, все, мистер Фэрфакс. Вы нам очень помогли. Пожалуйста, дайте знать, где вас найти, если появятся новые вопросы. И если вдруг вспомните, кто мог бы желать вашему брату зла, тут же сообщите нам, договорились?
— Конечно, — заверил я его, также поднимаясь из кресла. — И вот еще что. Можно осмотреть дом Ричарда?
— Да, конечно. Только придется подождать несколько дней. Хочу, чтобы эксперты поработали там как следует. А на это, сами понимаете, нужно время. И прежде чем уйдете, оставьте, пожалуйста, инспектору Керру адрес и фамилию вашей подруги, а также адреса всех известных вам знакомых вашего брата.
В сопровождении Керра я вышел из кабинета. Записал на листке бумаги фамилии и адреса всех, кто пришел на память.
— Надеюсь, вам удастся их разыскать, — сказал я, протягивая Керру список.
— Уверяю вас, всех проверим, — устало проговорил он, потирая покрасневшие глаза. — Наш босс — человек скрупулезный. Потому и результат всегда получает. Так что не беспокойтесь, этого негодяя мы возьмем обязательно.
— Хорошо, удачи вам.
Оставаться в Керкхейвене не имело смысла, тем более что попасть в дом Ричарда я не мог. По нему в буквальном смысле слова ползали дюжины экспертов, ползали очень медленно, внимательнейшим образом изучая каждую пылинку и каждую соринку и оставляя за собой дорожки тончайшего сероватого порошка.
Так что я доехал на «форде» до аэропорта и вылетел в Лондон Когда между мной и местом гибели брата оказалось четыреста миль, боль стала не такой острой и всепоглощающей.
В аэропорту меня встречала Карен. Я обнял ее и крепко прижал к себе.
— Марк, милый. Ох, Марк, — шептала она мне в ухо. — Какое несчастье... Какое горе...
Она взяла меня за руку и повела к своей машине. Домой мы доехали в полном молчании. Я не знал, что сказать, а Карен даже не пыталась меня разговорить. В гостиной она плеснула мне щедрую порцию виски, села рядом и обняла за плечи.
— Расскажи мне о нем, — тихонько попросила она.
Я начал рассказывать, поначалу запинаясь и стараясь сдержать слезы. В конце концов сдался и уже не стеснялся всхлипывать, вспоминая разрозненные эпизоды из жизни брата. Мы проговорили, вернее, проговорил один я, до поздней ночи.
Только теперь я понял, как она мне нужна. Я остался без мамы, да и без отца. До тех пор пока Ричард не погиб, я не осознавал, в какой степени он заменял мне семью. Теперь я остался совсем один.
В течение нескольких следующих дней единственной опорой мне была Карен, она изо всех сил старалась меня всячески поддержать. Возможно, хотела отплатить мне за то, что я всегда оказывался рядом в трудную минуту, сразу после того, как тот тип ее бросил. Она была явно потрясена смертью Ричарда, однако справилась с первоначальным шоком и выработала в себе защитную реакцию. Я знал, что, когда в слезах рассказывал ей о брате, эта реакция подверглась испытанию на прочность и выдержала его с честью. Карен той ночью не проронила ни слезинки и сама о Ричарде не говорила, только слушала.
В понедельник я, измученный душевным напряжением последних сорока восьми часов, отправился на работу. Мне совсем не улыбалось тоскливо слоняться по дому в полном одиночестве. Хотел, чтобы вокруг меня были люди, поэтому я был рад вновь оказаться в операционном зале, с головой уйти в цены, доходность, разницу в курсах, в проценты, сосредоточиться на неизбежном ежемесячном подсчете прибылей и убытков. Прогноз на текущий месяц казался неплохим, однако апрель наверняка обещал стать убыточным. Я обдумал ряд потенциальных сделок, но заключать какую-либо из них желания у меня не возникло. Поэтому мы с Эдом просто наблюдали за рынком — акции «Рено» все продолжали подниматься, а десятилетние государственные облигации били своих двухлетних собратьев по всем статьям.
Все, и особенно Грег, обращались со мной с преувеличенным вниманием и сочувствием, Эд старался предугадать каждое мое желание. В какой-то момент, неожиданно взглянув на него, я заметил, что он смотрит на меня с необыкновенно горестным выражением. Вообще говоря, окружающие предоставили меня самому себе. Если я захотел выйти на работу, прекрасно. Однако никто не предполагал, что я стану заниматься повседневными делами — я мог поступать, как мне вздумается, а они под меня подстраивались. Мне казалось, что я веду себя как обычно, хотя и подозревал в глубине души, что это не совсем так. Тем не менее мне никто не докучал, что очень меня устраивало.
Мысли, которые привели меня в смятение той ночью, когда я нашел Ричарда, стали постепенно упорядочиваться. Боль утраты была почти непереносимой, однако я твердо решил не позволить себе пасть духом. Я понимал, что с психологической точки зрения уязвим и беззащитен, так и не сумев оправиться от потрясения, вызванного разводом родителей и смертью мамы. Однако я стремился сделать все, что в моих силах, чтобы выдержать этот новый удар.
Меня преследовали чувства вины и гнева. Гнев порождался ощущением вины, я мучился от того, что не сумел предвидеть и предотвратить гибель Ричарда. Странным образом гнев этот обращался и против самого Ричарда. Мой старший брат, мой единственный в мире покровитель и защитник, бросил меня, позволил убить себя из-за своей дурацкой компании. Если бы он проявил больше благоразумия и, последовав моему совету, продал ее, то сейчас, может быть, был жив. Я осознавал что подобные мысли абсурдны и смахивают на предательство, однако понимание этого лишь подогревало во мне злость и раздражение.
Вот и мама у нас могла вспылить по любому поводу. Раздражение свое она выплескивала, придираясь ко всяким мелочам. То я вернулся с прогулки в перепачканных штанах, то отец, взявшись мыть посуду, разбил кувшин, то проклятое английское лето зарядило дождями с утра до ночи... Когда она взрывалась, это было нечто феноменальное — поток английских ругательств быстро переходил в лавину куда более выразительной брани на итальянском, ручьи слез и бешеная жестикуляция, даже летящие куда попало тарелки и стаканы, причем всегда из тех, что до свадьбы принадлежали отцу, свое приданое она не трогала. Однако буря быстро стихала. Через полчаса мама успокаивалась, к вечеру уже снова улыбалась и смеялась. А когда отец от нее ушел, приступ гнева длился целую неделю, и это чувство так и осталось у нее в душе до самой смерти.
Теперь оно перешло ко мне.
Я унаследовал ее характер. Из-за этого в школе нередко попадал в беду — ввязывался в драки, ссорился с подружками. Взрослея, я старался обуздать свою вспыльчивость. В этом мне очень помогла профессия — очень скоро я осознал, что лишь неукоснительная самодисциплина позволяет делать деньги из месяца в месяц, а потому мне необходимо обдумывать свою реакцию на события, а не опрометчиво следовать первому же порыву. В наших отношениях с Карен я был образцом терпимости и терпения. Однако гнев по-прежнему жил в моем сердце, только затаился в самом глухом его уголке.
Чем больше я об этом думал, тем яснее и четче становился объект той ярости, что пробудила во мне гибель Ричарда, — ублюдок, который его убил. Я молил Бога, чтобы полиция его нашла.
Полиция вела расследование весьма тщательно. Компанию «Харрисон бразерс» посетил инспектор Керр, который побеседовал с Карен и Грегом; он, судя по всему, также предпринял поездку в Годэлминг и говорил с грозной Дафни Чилкот. Конечно, для того, чтобы нас отсеять. У меня не было никаких сомнений в том, что полицейские проверили и всех других, чьи имена я назвал им в Керкхейвене.
А телефонные звонки меня просто замучили. Звонил сержант Кокрин, сообщивший, что эксперты закончили работу в доме Ричарда и я могу заходить туда в любое время, когда пожелаю. Следствие, однако, продолжается, хотя, по его словам, зацепок у них оказалось не так уж и много.
Я позвонил в Купар поверенному, чтобы навести справки по поводу разных свидетельств и других необходимых документов. К моему разочарованию, он заявил, что, хотя вскрытие тела Ричарда и произведено, выдать мне его для погребения нельзя, поскольку адвокат будущего ответчика может затребовать повторную экспертизу. А поскольку ответчика пока не существовало, до появления оного с похоронами мне придется подождать.