Белые медведи - Крысов Анатолий Вадимович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Любой бы фыркнул, услышав словосочетание «мемуары-сказка». Я молчу об этом и говорю:
– Нормальная у тебя идея, и не фыркал я. Просто столько всего навалилось.
– Это да, – говорит Маша Кокаинщица и добавляет: завтра Сурикова хоронят. Мне Анжелка сказала.
Сергей подцепляет ложкой кусок копченого мяса из тарелки и говорит:
– Ага, слышал уже. Надо как-то ей помочь, денег дать что ли.
Во время разговора я пытаюсь обедать, но кусок в горло не лезет. Маша Кокаинщица замечает это и утверждает, что лучше бы мы взяли борщ. У нее в ресторане повар может приготовить три вида борща. Мне абсолютно наплевать на квалификацию ее работников, и я спрашиваю:
– Во сколько похороны-то?
– В час дня собираемся около Суриковского дома и оттуда уже едем на кладбище, а потом в ресторан на поминки, – рассказывает Маша Кокаинщица и добавляет: кстати, парни, речь надо будет сказать. Кто решится?
– Хм-м-м, – бурчит Сергей, доедая солянку.
А я, воспользовавшись его временным замешательством, говорю:
– Пусть Серега скажет. Он креативный, роман пишет, так что и речь лучше других у него получится. Да?
Маше Кокаинщице эта идея нравится, и она довольно кивает:
– Да, ты прав.
Сергей понимает, что уже не отвертеться. Он обреченно машет рукой и меняет тему разговора.
– Кстати, как вы относитесь к Чехову? – говорит он.
Этот вопрос ставит в тупик и меня, и нашу подругу. Мы втроем сидим и молча смотрим друг на друга. Надеюсь, что вопрос Сергея был риторический, но это не так. Он повторяет:
– Как вы относитесь к Чехову?
Интересно, какого ответа ждет Сергей? Как вообще можно относиться к Чехову? Думаю, точно так же, как и к Толстому, Горькому, Гоголю, Пушкину, Лермонтову: они есть, и от этого никуда не деться. Творчество этих писателей включено в обязательную школьную программу – значит, таково наше к ним отношение.
Маша Кокаинщица прерывает молчание и высказывается:
– Да никак. Я вообще не читаю ничего, кроме рекламных брошюр. А к чему вопрос?
– Ну я же пишу роман, вот и решил ознакомиться с работой конкурентов, – объясняет Сергей. – Чехова начал читать первым.
Передо мной сидят наркоманка и идиот, без сомнения. Филолог Суриков перевернулся бы в гробу от таких слов. Я спрашиваю:
– А в школе ты чем занимался?
– Так сколько времени-то прошло с тех пор? – говорит Сергей. – К тому же, в школе я особо и не читал. В основном, записывал и переписывал.
Маша Кокаинщица начинает тихонько смеяться, я вместе с ней. Мы делаем это настолько шумно, что все вокруг оборачиваются. Сергей делает обиженный вид и говорит:
– Лучше уж поздно, чем никогда, – он ставит пустую тарелку в сторону и продолжает: с Сашей-то все понятно, а вот ты какую книгу прочитала последней и когда это было, а?
Этот вопрос адресован Маше Кокаинщице. Та затихает на мгновение и отвечает:
– Я же сказала, что ничего кроме рекламы и газет не читаю. Какой смысл? Если хочу развлечься, есть другие способы.
– Но ведь литература – это не развлечение, это поиск объяснения жизни.
Я не согласен с Сергеем: литература не может объяснить, как распутать узлы, связывающие наше существование, она может лишь показать, насколько туго они затянуты. Но вместо этого я говорю:
– Вечный поиск, я бы сказал.
– Да, именно, – поддакивает Сергей и продолжает развивать свою мысль: читая, мы находим ответы на те вопросы, которые нас волнуют. Только через искусство возможно понять смысл жизни, узнать что и зачем.
Последние слова Сергей произносит с таким пафосом, что меня передергивает. Когда это мой друг успел насквозь пропитаться подобной чушью? Может быть, он опять сидит на кокаине. Подло с его стороны: мы ведь как-то раз договорились, что больше никогда не станем употреблять наркотики. По крайней мере, в тайне друг от друга.
Я говорю об этом.
– Ничего я не употребляю, – отвечает Сергей и объясняет: просто в последнее время я стал очень много думать о жизни. Когда-то ведь надо начинать.
– Да нечего тут и думать, – говорит Маша Кокаинщица. – Все просто и ясно как Божий день. У меня уже давным-давно есть все ответы, но только я их вам не скажу.
Она снова улыбается и смотрит на часы. Затем говорит, что пора проведать, как обстоят дела на кухне, и уходит, оставив нас с Сергеем в полном недоумении. Кто бы мог подумать, что наша подруга – обладательница мозга, изъеденного кокаином – знает смысл жизни.
– Охренеть, – говорит Сергей. – Вот так и пиши романы.
– Да, ладно, – пытаюсь подбодрить я своего друга. – Наверняка ее смысл жизни – это наркота да молодые груди и члены. Другого быть не может.
– Как пить дать, – соглашается он и продолжает: слушай, я вчера вечером набросал вступительную главу для романа. Может, посмотришь?
Только не это! Я не готов читать всю ту муть, которую могло родить извращенное сознание моего лучшего друга, и уже начинаю отказывать, как вдруг застываю.
– Держи, – Сергей дает мне в руки дискету и говорит: там всего пара страниц. Много времени не отнимет.
Я на автомате убираю ее в карман и не отвожу глаз от улицы, которую видно в небольшое окно. Там стоит карлик. Он улыбается, глядя мне прямо в глаза.
12
Клуб «Сети» представляет собой двухэтажное здание, снаружи отделанное невозмутимым неоном, а изнутри – сплошным бархатом. После 22:00 ежедневно оно заполняется до отказа большими мужчинами с толстыми кошельками, красивыми женщинами с вызывающими декольте и роем официанток в стрингах. Здесь можно:
1) напиться;
2) потанцевать;
3) познакомиться с vip-проституткой или будущей женой;
4) купить кокаин, экстази, марихуану и прочие психоактивные вещества экстра-класса;
5) неплохо убить время;
6) неплохо умереть.
Никифорыч приходит из туалета и плюхается на стул. Мы сидим за самым дальним столиком на втором этаже, где всегда играет музыка диско. Времени еще не так много, но танцпол уже плотненько наводнен потными телами.
Странное дело, но я до сих пор не знаю, почему мы по молчаливой договоренности проводим все неофициальные встречи друг с другом в этом долбаном бедламе под названием клуб «Сети». Тут абсолютно невозможно разговаривать – удается только кричать. Тут ты рискуешь оказаться пьяным в стельку намного раньше, чем успеешь обсудить все вопросы. Тут, в конце концов, можно вообще случайно забыть о делах при виде сотен загорелых грудей и подтянутых задниц.
Тем не менее я договорился с Никифорычем встретиться именно здесь под слепящим светом стробоскопов и зажигательными ритмами электронной сальсы. Я позвонил ему сразу же после того, как увидел карлика. Я больше не мог ждать, встал из-за стола и отправился в туалет, на ходу набирая номер. Никифорыч, надо отдать ему должное, не задавал лишних вопросов, только спросил, не нужна ли мне постоянная охрана. Из чувства собственного достоинства я отказался: негоже такому крутому парню, как я, везде ходить с двумя быками за спиной.
Никифорыч отхлебывает что-то алкогольное из своего стакана и говорит:
– Затрахал меня уже этот Геринг, – он морщится. – Обожрался опять всякой дряни и скачет, как придурок.
Геринг Лев Соломонович – это еще один общий хороший знакомый. Никто точно не знает, сколько ему лет, откуда он появился и каким образом втерся в нашу компанию. Короче говоря, как-то раз он просто материализовался в воздухе где-то поблизости, да так и остался навсегда.
Как рассказывала Маша Кокаинщица – а уж она-то все про всех знает – что Лев Соломонович был евреем до мозга костей и начал сколачивать капитал еще в деревне, в которой родился. Он был человеком невозможно хитрым, поэтому, как только наметились изменения в стране, все вокруг превратились для него в объекты, способные принести наживу.
Первыми на горизонте оказались обычные деревенские мужики. Где-то, уж не знаю где, Лев Соломонович прочитал о сложных процентах. Думаю, он вряд ли понимал все детали этого определения, но суть схватил четко.
